В постели с фурией

Ее оголенные острые плечи и чудная линия прямого позвонка обворожительно сочетались с музыкой Габриэля Форе, что звучала в первой части балета «Изумруды». Фурия была несказанно рада, что произведение не имеет линейности повествования: итак слишком много для нее. Балерины бесшумно подлетали и также беззвучно приземлялись: темно-зеленые пачки сверкали, словно подлинные камни. Рей не смотрела на сцену, она знала этот балет наизусть, как и прочий репертуар оперы. Ее больше интересовали люди в партере, что наблюдали за игрой дорогих танцовщиц. Голова бессменно гудела среди амфитеатра красного бархата с золотистыми вкраплениями неоренессанса, аристократичных звуков и смеси запахов нишевых духов. Платье Рей тонкими лямками касалось худых плеч, скрадывая одни лишь ягодицы, торчащие соски, живот и ноги. Цвет сине-черной ночи шелком струился по бледному телу, оголяя кости спины и ключицы, в ушах сверкали гвоздики-бриллианты, блистая будто звезды среди ясного неба. Она не выбирала долго — знала, что надевают на подобные рауты и знала, что надеть для него. Кайло стоял позади Рей, соблюдая то расстояние между мужчиной и женщиной, которое можно было бы счесть приличным. Он водил взглядом по выпирающим ребрам и бледной коже тонкой шеи, которая открылась благодаря туго стянутой высокой прическе. Фурия была слишком прекрасна, и карие глаза, в которых удавалось лишь тонуть, делали непомерное усилие, отрываясь от созерцания лучшего творения никчемного мира. — Обязательно было тащить сюда свою светлую потаскуху, Рен? Голос рыжего раздался тихо, но педантично четко — так, что слышали все присутствующие ложи на балконе. Балерины кружились в изумрудной музыке, в то время как он пренебрежительно-свысока смотрел абсолютно на всех. Хакс, или создание, извратившее чувство доверия и благожелательности, — ту нить, что связывала и рождала важность одного человека для другого, — морщил тонкие губы и неодобрительно смотрел на фурию индифферентным взглядом. Остальные извращения безмолвно наблюдали за его выпадом, в то время как Рей отчаянно вжималась тонким телом в перила балкона. Ей было не по себе от скопления темных сущностей и людей в замкнутом пространстве, острые плечи еле заметно дрожали под воздействием страха и смятения. Девушка не знала, что они с Реном будут не одни. Когда он галантно распахнул перед ней двери балкона, Рей еле сдержала сдавленный скулеж. Кайло и «братья» могли бы в легкую убить одинокую фурию, но отчего конкретно дрожит, Рей точно не знала. То ли от ужаса исчезновения с лица земли, то ли от бесконечного желания осуществить это. — Самое малое из того, что я сделаю, когда ты произнесешь следующую гадость в адрес моей дамы, Армитаж, — Рен холодно смотрел на затылок девушки, а не на Хакса, — сброшу твое драгоценное тело с балкона. Этой чудной высоты будет достаточно, чтобы сломать шею, пару ребер и ключицу. — Твоя слабость к сучке Мастера докучает, — рыжий провел ладонью в черной перчатке по зализанным волосам, скользко улыбнувшись. Рей старалась не вслушиваться в разговор, цепляясь длинными ногтями за мраморные перила. Ей было плевать на оскорбления, но присутствие тьмы открыло такой поток, что у Рей закатывались глаза от дурноты и криков. Мольбы саднили в горле. Капелька пота скатилась по бледной спине, на что Кайло проводил прозрачную бусинку голодными глазами. — Он прав, — женский грубый голос раздался по правую руку от Хакса, — светлой не место среди нас. Высоченная дылда с премерзко-высокомерным лицом, как и прочие, именовалась «братом». Фазма. Агрессия и война уравновесили мир и покой после того, как она предала Мастера, перевернула сострадание и поддержку в желание крушить судьбы и совершать убийства. Из всех извращений, ненависть к Мастеру у нее была самой колоритной, поэтому созданную им жизнь она рушила массово, используя самых изощренных в душегубствах людей. — Рано или поздно вам придется смириться с ее присутствием в семье. — Рен положил руки в перчатках на подрагивающие плечи фурии. — Я достаточно силен, чтобы убить каждого из вас. Замена подыщется быстро. Рен не был негласным «вожаком» этой «стаи», но однозначно был ее почетным членом. Сердца людей страдали чаще, чем воевали государства, предавали доверие люди, и распространялись по миру болезни. Вильгельм Буш сказал, что сумма нашей жизни складывается из тех часов, что мы любили: Рен тоже так думал, но суть любви он переделал под себя. Его было больше и гуще, чем остальных существ, а преимуществами Кайло пользовался весьма умело. Армитаж перестал выглядеть презрительно и закашлялся от удушения, стискивая горло руками и закатывая уродливые зеленые глаза. Тонкий рот наполнила пузырящаяся кровь. Окружающие стояли прозаично безмолвно, не обращая внимания на инцидент — никто не хотел ссориться с Кайло. В его веселящихся глазах плескались власть, вожделение и безоговорочная смерть. Когда наступил антракт, Рей даже не двинулась с места в самом углу — максимально далеко от клубящегося, смердящего для нее мрака. Зло, собравшееся под куполом Венской оперы, не было в полном составе, но имевшихся сущностей хватало, чтобы сгусток тьмы душил ей кожу и глаза. Извращения рассосались по залу, подыскивая новых поставщиков, и Рен, наконец, остался с фурией наедине. Какое-то время в воздухе не звучало ни слова. — Ты не говорил, что они тоже здесь будут, — спустя десяток минут сдавленно прошептала Рей, не даря ему ни единого взгляда. — Хотел сделать сюрприз, — Кайло, стоявший до этого момента слишком смиренно, легким движением провел указательным пальцем вдоль ее позвонка. Рей вздрогнула от мурашек-предателей, что осквернили гордость, и попыталась отстраниться от тепла большой и наигранно-нежной руки. — Выгни спинку, mon lis, — юркий палец Рена пробрался за кромку шелкового платья на пояснице и, не найдя препятствия в виде трусиков, скользнул прямо между упругими ягодицами, задерживаясь на тугом колечке мышц. Он любил, когда Рей не надевала белье. Не надевала для него. — Я не предам Мастера, — фурия шикнула, когда Кайло резко надавил на анус пальцем, вонзившись в жаркую тесноту, но скрепя зубами сжалась так, что мужчина невольно выскользнул. — Не надейся. Ладонь покинула бархатную кожу, и позади раздался едкий смешок. Не успела Рей сосредоточиться, как звонкий шлепок пронзил тишину, и по спине пробежалось очередное стадо мурашек. Кайло ударил ее по обтянутой сине-черным шелком ягодице еще раз, и фурия закусила губу, чтобы не всхлипнуть от наслаждения. Она кончала только тогда, когда он был с ней груб, и сейчас молила само бытие, чтобы Рен не трогал ее там, где стало обличающе жарко. Чтобы не обнаружил мгновенно-мокрой податливости, которая непременно бы потешила его эго. Не успела Рей схватить его за руку, как Кайло стремительно отступил от нее. На лестнице, ведущей в их ложу, начал раздаваться каркающий смех. Антракт близился к концу, и теперь в балете Баланчина «Драгоценности» «Рубины» сменяли «Изумруды». Балерины на сцене переоделись в красные платья без пачек, открывающие рельефные, красивые ноги. Каприччо Игоря Стравинского с нотками американского Бродвея пронзило яркими звуковыми вспышками видавшую жизнь старинную оперу. Вокруг стало живо и быстро. Рей не могла не заметить мерзкий шепот и смешки, что раздавались теперь среди прошлого показательного молчания. Они вкусили дозы в антракте и, наполнившись хмелем горечи, развеселились. Рей, съежившись вновь, твердила себе, что должна вытерпеть все ради задуманного дела. Ради той необычной девчонки с помпоном по имени Кира. — У меня люди рядом, — раздавался мрачный бархатный голос, — Почти на подхвате. Представление станет трагичнее, если кульминацию сменит террористический акт. — Думаю, хватит тривиально уроненной люстры в партере. Это свежее, чем банальный теракт. Извращения входили в раж. Будто пьяные, они начали планировать спонтанные злодеяния на вечер. Нагнетающее возбуждение отражалось в душах людей, что начали беспокойно озираться по сторонам и необоснованно тревожиться. Страх и паника пронзали сам воздух, превращая каждую молекулу кислорода в смерть. Рей задыхалась. Она, действительно, безмолвно открывала рот, ведь вдох и выдох потеряли возможность стать полноценными. Поток становился острым, словно в него затесались осколки стекла. Кайло беспокойно положил руку на шею фурии, но она не чувствовала ничего, кроме наполнявшего душу ужаса. Сейчас что-то случится. Что-то такое, чему она не в силах помешать и чего не простит себе после. Женщина с белыми волосами начала задыхаться в партере. Она ничего не может. Без мести, без заказа фурия не может абсолютное ничего. Кажется, Рей услышала звук, что порождает чокающийся хрусталь, наполненный слишком кислым brut. Ей не место среди них. Сейчас Рей понимала: она никогда не станет частью Реновской семьи. Никто из них не отдал бы свою душу, свою суть — лишь бы людям в зале ничего не угрожало, — но Рей бы отдала. Фурия не могла ни перестать дрожать, ни выпустить ногти из камня мраморного балкона, ведь даже несмотря на грандиозные порывы воображаемой души, она — ничтожно-бессильна среди плещущегося моря тьмы, чья безбрежность виделась ей неоспоримой. «Занюхать бы пару дорожек сейчас». На глаза навернулась пелена будущих слез, рожденных неизвестными глубинами. «Рей…» Нежный, но требовательный голос в голове неожиданно стал громче остальных. Он шел издалека, которое обычно означает невидимое «близко». «Рей…» Фурия дергала головой из стороны в сторону слишком рвано, пытаясь понять, откуда звук. Это не Рен, не кто-либо из извращений, и уж точно не люди… «Рей…» Взгляд холодных зеленых глаз наткнулся на худощавую мужскую фигуру в потасканной болоньевой куртке и темных очках, скрывающих глаза. Он махал ей с балкона по центру, находясь среди самых дешевых «стоячих» мест. Сердце Рей зашлось в тахикардии. Сглотнув ставшую чрезмерно вязкой слюну, она небрежно обернулась на окружающих ее извращений. Никто не видел мужчину, не замечал, но… «Рей…» Фурия за все свое вселенское существование видела Мастера лишь единожды. Это была спонтанная, ничего не значащая встреча, но она запомнила глаза. Из одного лился ярко-голубой, небесный свет, а во втором — зияла кромешная тьма цвета бескрайнего космоса. «Чувствуешь, Рей? Ты чувствуешь их боль?» Голос Мастера был скрипучим и твердым. Благоговение сродни ступору пронзило ее, и даже пошлые шутки извращений потеряли для фурии смысл. «Да…», — короткий ответ. Рен не хотел отстраняться от Рей, за мгновение ставшей еще более худой и бледной, но должен был присоединиться к полемике братьев. Не стоило лишним бездействием шатать собственный авторитет. «В природе боли нет ничего скверного. Тебе больно, Рей?» Фурия кинула взгляд на Кайло, чьи глаза сверкали ненавистным ей иррациональным огнем. «Больно», — прошептала еле слышно, — «Бесконечно больно…» Пот, навеянный благоговением страха, заструился по телу фурии, но этого уже, к превеликому счастью, никто не замечал. «Взгляни на детей моими глазами…», — Мастер смотрел по левую сторону от нее, на клокочущих ядом существ, растворяющихся в собственном зловонии и не замечающих присутствия того, кто отравлял их быт. Рей могла глядеть только на него, не в силах сделать движение зрачками. Мужчина смотрел в ответ сквозь линзы очков по-отцовски. «Я долго над тобой корпел — обходил мстящую суть тончайшими лазейками, присущими смертным.» «Мастер…» «Посмотри на них», — Мастер указал рукой на зрителей и танцовщиц в красном, — «Уникальность каждого стоит сражения. Чувствуй их. Пребудь с ними. Избавь их боль от отравы.» Рей в неверии замотала головой, что на сей раз не скрылось от взора извращений. Рен двинулся в ее сторону и почти коснулся плеча. Хакс смотрел более чем настороженно. Стеклянные глаза не понимали сказанных слов, ведь прожитая вечность им противоречила. Она создана во служение людям для мести, никак не для исцеления чувств. «Рей…» Фурия всхлипнула, ощутив внезапно катящуюся по щекам влагу, и вздрогнула от чувства жара на коже, так быстро сменяющегося неприятным холодком. Слезы. «Ты можешь сделать для них то, чего не могу я. В тебе больше от человека, чем в каждом из нас.» Рен смотрел на фурию подозрительно — та глотала воздух, как немая рыба. До нее доносился призрачный смех и звяканье хрусталя, а также спертая нотка еще не произошедшей беды. Извращения никак не могли договориться о способе массового убийства, но Рей ощущала его неизбежность. «Нет, я не позволю», — девушка пыталась успокоить разогнавшееся сердце, но то ни в какую не хотело умолкать, стуча между щитовидкой и горлом. Фурия скинула руку Кайло с обнаженного плеча и, отвернувшись от зала, осела на пол балкона. Шелк платья смялся и запачкался крупицами мусора. Дрожащие ресницы девушки сомкнулись сами собой, и Рей нырнула в поток с решительностью жаждущей утонуть русалки. Обычно, она прилагала все усилия, чтобы закрыться, не слышать надрывающиеся голоса и крики, но сейчас должна была пройти сквозь каждый из них. Схватившись за пульсирующие виски, фурия закричала. Это было слишком обжигающе для нее — чувствовать обнаженные души разом. Полосы расчертили красивое лицо, преображение происходило вопреки ее воле. — Что она де… Рыдания вырывались из души рывками — ее собственные и людские. Она качала и пропускала всю многолетнюю отраву темных сущностей через легкие и сердце. Из носа покатилась одинокая струйка крови. «Долгим взглядом твоим истомленная, и сама научилась томить».* Она растворялась в том, чего вечность боялась: ее рвало и раздирало на части, заставляя кричать все сильнее, но освобождение давалось легко. Будто она вспорхнула к небесной завесе и точным движением просочилась сквозь потаенные драпированные складки. Боль сочилась сквозь фурию словно гной — та боль, что отравлена ревностью, жадностью, гордыней и завистью. «Она чиста», — в полуобморочном состоянии бормотала Рей. Все труды извращений фурия вмещала в себя и пропускала через наскоро обретенное сито. Толпа внизу озиралась теперь не беспокойно, но рассеянно, совершенно позабыв о балете. Усач в старомодном футляре забыл сказать жене, что без одной груди она также красива. Пожилая женщина уняла гордость и выкинула из головы мелочное желание лишить внука наследства. Лысый мужчина резко сорвался с места и просто куда-то помчался. У каждого человека нашелся стыдливый грешок. Безумие наполнило зал, отрава исчезла. Свет огрел тяжелые головы, избавляя мысли от яда. Безбожно сорванное представление не дало и шанса «Бриллиантам»* начаться. Опьяненные просветлением зрители и танцоры начали по одному бросаться прочь. — Безмозглая сука… — разъяренный Хакс двинулся на фурию, но Рен четким и быстрым движением дернул Рей за локоть, практически отрывая ноги в изящных босоножках от пола. Не забыв напоследок послать удушающие объятия рыжему, он молча ударил дверь так, что одна из створок сорвалась с петель и громко ударила о пол. На предплечье девушки начали багроветь синяки от его мертвой хватки. Перед глазами фурии все виделось размыто и под неким дурманом, слезы продолжали увлажнять губы и скулы. Рей чувствовала, как ноги путаются и постоянно спотыкаются о красный ковролин. Прежде чем Кайло вытолкнул фурию в дверной проем, она успела нащупать взглядом балкон слева. Мастера там не было, и Рей не сдержала короткой безумной улыбки, пока Рен злостно и уверенно тащил ее за собой. Фурия вдруг задышала, холодное равнодушное сердце почувствовало перегоняемую кровь. Подумать только, ей всего-то нужно было окунуться в поток, а не избегать тот веками. Когда Рен втолкнул ее в дверь из красного дуба, ведущую в мужской туалет, Рей звонко рассмеялась. Она знала, что за выходку в зале Кире ничего не грозит, ведь у неё не было выбора: либо темные сущности, либо она. Соглашения соглашениями, но извечная борьба задавала ритм, отличный от мирского. — Теперь я четко вижу замысел Мастера, — Кайло толкнул фурию к умывальникам, заставив ее съёжиться от ощущения холодного мрамора на голой коже поясницы. — Когда ты родилась, я уже задумывал предать его. Он создал тебя не столько равной фриссе по силе, сколько воплощением моей слабости. Умно. Рей молча вжималась ягодицами в мрамор и не сводила с раскосых почерневших глаз взгляд. Кроме них в туалете никого не было, и фурия бы зуб отдала: в ближайшие сорок минут навьюченная барокко и неоренессансом уборная перестанет пользоваться спросом. Желающие справить нужду люди внезапно вспомнят про срочные дела и второпях испражнятся по дороге — типичный сценарий отвода глаз. — «Нет ничего хуже, чем любить кого-то, кто никогда не перестанет тебя разочаровывать», — сипло прошептала Рей, словно жертва, взирая на него снизу-вверх. Рен склонил голову вбок, пытаясь понять, к чему она это сказала. Кровь таки запеклась над ее губой, добавляя четким линиям лица броский сексуальный штрих, что мужчине пришелся по нраву. — Иногда мне кажется, что все, на что ты способна — цитировать «Доктора Хауса», хорошо трахаться и употреблять кокаин. Фурии не способны на любовь, я — подавно, — Кайло развратно ухмыльнулся одним уголком губ, деловито уместив руки у нее на ляжках. Осторожно повел ими вверх, собирая за собой пелену ночного шелка юбки, на что девушка судорожно вздохнула, сглотнув. Под его огромными ладонями каждая частичка теплящейся жизни трепетала. — Возможно, это не так, — томно произнесла Рей, и тот импульс, что сорвался с радужки каре-зеленых глаз, достиг чего-то, что укололо Кайло. Треск дорого шелка оглушал, раздаваясь эхом среди пустынного камня. Мужчина одним рывком разорвал подол ее платья, но фурия теперь не могла даже дрожать. Она слилась с окружающим ее мрамором, будто превращаясь в белесый с темными прожилками кремень. Рен огладил руками гладкие бедра, торопливо сжимая мягкую кожу, но в ответ получил только сухой взгляд и ни куска пощады. — Ты выбрала самое неудачное создание, чтобы завести разговор об amour, — жар его дыхания обжег Рей щеку, ставшую слишком чувствительной от засохших слез. Она разочарованно улыбнулась, когда услышала тихое, но крайне властное: «За амнезию по поводу сегодняшней выходки ты мне отсосешь». Посмотрела вбок, еле заметно чувственно зажмурившись. С грациозностью пантеры, не сводя взгляда с его распутно-длинных ресниц, Рей опустилась на колени, оказавшись ртом на уровне застегнутой ширинки. Это из-за Киры? Или виной всему ее собственное наваждение? Что станет причиной будущих синяков и ссадин, что после обнаружатся на острых коленках? — Ты задумалась о любви или о том, как будешь поднимать мой пенис? Инстинктивно облизнувшись, фурия сжала зубы. — Меня не возбуждают грязные словечки, — кинула извращению Рей, послушно расстегивая молнию брюк и отточенным движением откидывая бляшку ремня в сторону. — А меня не заводит покорность, — нетерпеливо схватив девушку за волосы, Кайло вжал ее носом в собственный пах. Рей больно ударила его по бедру за столь грубый жест, но мышцы влагалища все равно зазывающее сократились. Мускусный запах заполнил облако воздуха вокруг ее лица, член отреагировал на безмолвный протест, дергаясь сквозь ткань прямо фурии в губы. Растянувшись в довольной улыбке, Рей обхватила ладонями мощные ягодицы мужчины и резко провела зубами по начавшему выделяться стволу. — Строптивая лилия, — вытащил заколку из прически, после чего довольно сжал копну рассыпавшихся темных волос, — Хочу, чтобы Мастер слышал твои крики. Чтобы знал, что это я заставляю тебя кричать. Фурия мстительно сжала зубами отвердевшую головку сквозь трусы, чувствуя каждый родной миллиметр. Рен шикнул и больно дернул Рей за волосы. — О, это сделает его на йоту счастливей, — после чего резко дернула черные боксеры вниз. Она упоенно взяла полутвердый член в рот и легко царапнула ногтями кучерявый лобок, сразу совершая быстрые ритмичные движения головой и плотно сжимая губы. Прелюдии и нежность — отнюдь не то, что приходилось обоим по нраву. Рен спешно твердел меж жара ее щек и, нетерпеливо насаживая на ствол красивый мокрый ротик, издал приглушенный мычанием рык. Рей так давно не ласкала его, была неприступной сычицей, что он уже мог бы излиться ей в горло. Пришлось окунуться в испорченный фурией поток, чтобы моментально не кончить. Рей не могла взять его длину глубоко, но Кайло и не просил об этом, обладая прекрасными познаниями в искусстве ласк. Она не просто так удостоилась звания «его умелой сучки»: фурия знала, чего тот хочет наперед. Добавив язык, Рей прошлась им по выпирающей вене и закружила им под головкой, давя кончиком на уретру. — Не дразни меня, mon lis, будь хорошей девочкой, — затуманенный взор Кайло сверху-вниз пожирал ее расставленные ноги сквозь внушительный разрез порванного платья. Широкая ладонь грубо сжимала корни мягких волос. Рей отстранилась с влажным хлюпающим звуком, водя каменно-твердым покрасневшим членом по губам. — Хорошие девочки не сосут так, как я, — фурия жадно вобрала член в рот, наращивая темп с каждым движением. Ее тонкие губы буквально сдавливали литую твердость со всех мыслимых сторон. — Преобразись, Рей, — Рен насаживал ее голову на себя обеими руками, вкинув глаза к потолку, — Хочу видеть тебя настоящую. Девушка саданула зубами по нежной плоти и сильно зажмурила подкрашенные глаза. Улыбнулась с членом во рту, не забыв прикусить головку зубами. Ее глаза распахнулись призрачно-желтыми, в то время как черные полосы грациозно испещрили лицо. Не страшась больше, фурия нырнула в опустевший поток, наткнувшись там лишь на тьму Кайло. Она больше не жалила ее, не заставляла давиться собственными слюнями, но свет девушки вдруг начал агрессивно обжигать Рена. Распустившись невинно-белой лилией в опере мгновением раньше, Рей превратилась в близнеца ненавистного солнца, чьи жар и лучи могли согревать, но при чрезмерной близости испепеляли. Кайло Рен, словно Икар*, подобрался к ней интимнее прочих, и теперь она превращала итак беспокойную темную суть в угли в самом расцвете, окаймленные ободком пламени. Почувствовав, как она вытягивает из него ту энергию, ту нить, что он сам извратил, Кайло за волосы резко отстранил ее от члена. Мутно-розовые губы распухли и блестели, кривясь в еле заметной победе, желтые глаза сверкали первозданным огнем. Рей не унизилась, встав перед ним на колени, словно дорогая шлюха обсасывая его естество: фурия выиграла. Все, что Рен мог получить от нее — ее тело, — оно и так принадлежало ему. Но не то, что заставляло его думать о ней каждое мгновение вечности — той вечности, что известна людям, как время. Рен дернул ее за импровизированный хвост, рывком поднимая и вдавливая костяшками бедер в твердый мрамор. Рей споткнулась о собственные шпильки, увитые железными змеями, неприятно подвернув левую ногу. Стоя теперь спиной к нему и глядя в отражение массивного зеркала, что висело над каменной раковиной, фурия отметила, каким взбешенным он был среди завитушек и аристократичных колонн. Асимметричное лицо покраснело, жилка гневно стучала у виска, белки и зрачки неприметных карих глаз мутнели, становясь чернее космической дали. Когда глаза его затмила тьма, Рей вновь услышала треск рвущегося шелка. Подол ее платья теперь походил на дешевую рванину, но девушке было все равно: она не привязывалась к вещам, даже если те стоили три тысячи евро. Обнажив упругие ягодицы, слишком округлые для такой худобы, Кайло нетерпеливо прошелся ладонью вдоль половинок. В конечной точке пути его пальцы потерпели бессовестное крушение в пучине выделившейся влаги ее возбуждения. — Непослушная, — резко толкнулся во влагалище одним пальцем, — дрянная, — погрузил уже два, — непокорная, — нежно провел рукой, державшей волосы, вниз по шее и надавил на изгиб позвонка, заставляя ее сильнее вжаться в холодный камень и выпятить зад. Острый край мрамора приносил тонкой коже ощутимую боль. — Течешь из-за меня… Присоединись ко мне, Рей, и я неделями не буду выходить из тебя. Не успела фурия прочувствовать сладостное сокращение мышц от его похотливого тона, как охнула, задыхаясь от грубого мощного толчка. Рен облизнул трахавшие ее пальцы, вгоняя член со шлепком, нетерпеливо сминая тяжелые ягодицы и насаживая ее до предельной глубины. Фурия была мокрой и тесной, словно студентка на вечере выпускников. — Присоединишься ко мне? Упершись одной рукой в раковину, Рен схватился второй за ягодицу, направляя вход навстречу собственным толчкам. Она шикнула с непривычки. Волнообразное удовольствие от беспорядочных глубоких рывков мужчины смешивалось с болью трескающейся натянутой плоти. Рей была узкой любовницей, и сейчас его далекий от стандарта ствол отчаянно распирал тесные горячие стенки. Подобные забеги не были частым явлением для их «пары» (разумеется, если мыслить категориями существования), а других любовников Рей не заводила. За подобное Рен бы убил. Фурия хрипло стонала, не произнося ни слова. Несмотря на жжение между ног, и не сильно заботящегося об аккуратности Кайло, она любила, когда он брал ее так. Сильно. Грубо. Властно. Как кобель в период гона. — Рей, — отпустил ягодицу и снова накрутил спутавшиеся волосы на кулак, обжигая дыханием мочку уха, — Ну что скажешь, — толкнулся отчаянно сильно, клацнув зубами: Рей закатила глаза от судороги, что прошила ее тело, — Станешь моей? Захлебнувшись стоном, фурия расчленяла поплывшее отражение мужчины, что вдруг резко остановился. Хоть и далось ему это тяжело, но тащил ее Рен сюда не только за оргазмом. — Скажи, mon lis. Скажи, и мы разделим на двоих эту вечность. Шмыгнув скопившейся в носу влагой, Рей сменила центр тяжести, опираясь теперь на руки, и небрежно двинулась назад на его багровеющий член. Кайло испустил свистящий звук, когда она повторила манипуляцию. Еще раз. Насадилась до предела — до звездочек перед глазами. И еще раз. Фурия не сводила похотливого, но благоговейного взгляда с его терпящего очередное поражение лица. Бесстыдно улыбнулась и вновь вобрала в себя ствол до предела, максимально плотно и долго стискивая его стенками жаркого влагалища. — Чувствуешь херову вечность, Рен? — сжала зубы от того, как кровь стучала в висках, а мышцы начали свое красноречивое сокращение, — Вот она, между мной и тобой…Чувствуешь… акх… — громко вскрикнула, ощущая предоргазменную агонию, — чувст… нашу… вечно… да… — не сдержавшись, начала тереться об его бедра беспорядочными короткими движениями таза, — Кайло… — крепко сжала его руку, два пальца которой скользнули в желанный рот. Рен наблюдал за тем, как она кончает от ощущения наполненности его естеством и чувствуя, как на нем же сжимается, не переставая сосать его пальцы. Она была прекрасна. На всей планете не было создания чище, чем она. Развратней, чем она. Сильнее, чем она. Член внутри дымился и грозился взорваться, но Кайло не мог отвести глаз от вида бьющейся в его руках фурии. — Скажи, что будешь со мной. Иначе я сойду с ума. Разогнав разноцветные пятна перед глазами, Рей заставила себя посмотреть на него вновь. Кайло привычно жевал щеку изнутри, возбуждение выдавали только трясущиеся во рту пальцы и горящие похотью черные глаза с отсутствующими зрачками. — Я присоединюсь к тебе, Рен, — голос выходил хриплым и низким, когда фурия пропустила шершавые фаланги меж розовых губ, — Когда ты вернешься к Мастеру, я стану твоей, — заметив ураган вздыбившегося бешенства в том, как больно он стиснул ее бок, Рей добавила. — Навеки твоей. — Ты разбиваешь мне сердце, mon lis. Злость и грусть в его глазах сменяли друг друга детским блестючим калейдоскопом. Музыке Анджело Бадаламенти не была знакома трагедия уровня, близкого к их с фурией извращенно-чистой любви. Рей поднялась, не выпуская из тисков все еще стоящий твердый член, и прижалась к широкой, огромной груди дрожащими голыми лопатками. При движении головка проехалась по передней стенке влагалища, задевая комок нервов, на что фурия пронзительно застонала. Оргазм мерно отступал, в отличие от жадного желания мужчины, что никогда ее не покидало. Рен нетерпеливо клюнул свою женщину в шею, когда та оказалась прижатой к нему. — Ничуть, — облокотилась на плечо затылком, — Продолжишь трахать меня, или поплачем вместе над бренностью мироздания, любимый? От слова «любимый» Кайло резко вытолкнуло из ступора. Она никогда не говорила ему даже близко подобной ереси. Захотелось огреть фурию виском о кафель или задушить не силой, но своими руками. Как же он ненавидел ее. — Кажется, ты хочешь, чтобы тебя поимели так глубоко, как только можно, стерва. Рей задрала голову и, схватившись за его шею сзади, засосала выдающуюся ушную раковину. Его кожа была соленой от пота и вкусной. Дорогой смокинг оказался перемазанным ее соками. Серьезность тона фурии передала телу Кайло ферму мурашек. — Покажи мне, как надо, Рен. Кайло тут же вновь нагнул ее к раковине, закидывая на ту левую ногу Рей, и тем самым буквально укладывая тело девушки в умывальник. Лоб фурии столкнулся с запотевающим зеркалом, а вторая нога оказалась заведенной за поясницу мужчины. — Вот так будет поглубже, — довольно выдохнул он, снова резко врываясь, — Так нравится, стерва? Жадно втрахивая тонкое тело в мрамор, Кайло перестал сдерживать рвущиеся наружу стоны. Она вмещала его в себя идеально. Придерживая ее одной рукой за ногу, а второй сведя руки за спиной, Рен уложил ее лицом прямо рядом с тем местом, где находился вентиль крана, намеренно рассекая красивую бровь о грубый срез. — Нравится? Нравится, Рей? Рей не слышала его. Она терялась в боли, которую причинял острый камень, в сладкой агонии, вспарывающего ее члена, что уже, кажется, натирал чувствительные стенки. Картинка плыла, и девушка могла лишь издавать близкие к сумасшествию звуки. Как быстро из лилии она перекочевала в стерву, кто бы подумал, что Кайло Рен так раним. Выдавая из глубин горла всхлипывающий стон, Рей не смогла сдержать безумной улыбки. — Возьми… меня по… др… другому, — сдавленно зашептала Рей, заикаясь от качающих и ударяющих голову движений. Кайло вскинул голову к потолку, выругавшись. — Какая же ты грязная, mon lis. Как может быть свет таким грязным? Выскользнув из ее узости слишком торопливо, мужчина выбил из Рей разочарованный вздох, что через сущее мгновение стал воплем. Плюнув на ладонь и раскатав дополнительную влагу по стволу, Рен толкнулся в девушку сзади, врываясь сразу наполовину. У фурии заискрило перед глазами от боли, но через пару резких толчков внутри стало щекотать от трепета вновь подступающего оргазма. Она любила его сзади. Рей любила его по-всякому. — Вот так, — Кайло сходил с ума от еще более тесного и недружелюбного прохода, — Черт… Давай попробуем глубже… — но не успев толкнуться на обещанное «глубже», мужчина зашелся в задыхающихся стонах и внезапно излился жарким семенем в Рей. Фурия продолжала хныкать, пытаясь насадиться на обмякающий член. Не успев отойти от взорвавшегося фонтаном удовольствия, от потока, ставшего прозрачным, как горная вода, Кайло почувствовал нетерпение и ненасытность любовницы. Трясущейся рукой, он собрал стекающую одинокой струйкой по правой ноге сперму, и заботливо погрузил перепачканные пальцы ей внутрь. Сделав пару нежных, успокаивающих движений, Рен грубо вставил в нее указательный и средний пальцы, вколачивая их до тех пор пока не почувствовал сокращение мышц, задыхающейся в мычании фурии. Дав Рей минуту тяжелого дыхания и закрытых глаз, Кайло стянул ее с раковины и поставил на подгибающиеся ноги, надежно удерживая под локти. Фурия посмотрела на него желанно, сонно и немного стыдливо, после чего оправила платье — насколько это было возможно после его буйств. Да, вечность Рей выглядела именно так: секс и борьба с одним и тем же мужчиной. Рен глядел на нее неизменно сверху-вниз, неизменно как на богиню. Полосы потихоньку покидали острое лицо. Его глаза светлели, сделавшись карими. — Не изменишь решение? Девушка посмотрела на него настолько с любовью, насколько научилась быть на это способной. — Ты знаешь, что нет. Кайло покачал головой промелькнувшей мысли и небрежно застегнул ширинку штанов. — Хорошо, — взгляд резко сменился на холодный, мужчина стал тверже окружающего их камня в уборной, — Считаю сделку оплаченной, mon lis. У тебя есть ровно тридцать один день и ни мгновением больше на то, чтобы заставить девчонку возненавидеть своего мужика. После ей не будет пощады. — Хорошо, — торопливо и чуть ли не восторженно прошептала фурия, — Спасибо за эту возможность, Кайло. Извращение посмотрел на нее болезненно, словно ощутив собственную слабость в радужке светящихся глаз. — Я убью тебя, если встанешь у меня на пути еще раз без заказа. — Идет, — Рей улыбнулась, кивнув, после чего неуверенно продолжила. Она должна была исполнить волю Мастера. Она должна была получить то, чего больше всего хочет сама. — Как насчет приятного вечера в компании австрийского пива, сосисок и порошка? Раз уж мы здесь вдвоем. Кайло раздражено одернул манжеты и закусил нижнюю губу. Непредсказуемая красивая сука. Фурию давно стоило убить, но он все никак на это не решался. Что же она творила с ним, что намеревается с ним сотворить, точеная английская лилия по имени Рей? — А после? — После настанет ночь. Рей подошла к нему, заговорщически опустив маленькие ладони на подтянутую грудь. Они опали и вновь поднялись вместе со сбитым дыханием мужчины. — А потом? *** А потом, после долгих часов обоюдного вдалбливания тел в постель, после связывания подхватами для штор ее тонких предплечий, после криков, полкило белой радости и даже после крох нежности, фурия покинула его венскую квартиру. Было темно и чисто, как везде, где более ли менее долго находился Рен. Он спал, поджав ладонь под щеку, когда она с грустью взглянула на него — создание, когда-то бывшее венцом и шедевром Мастера. «Я справлюсь», — пробормотала Рей себе под нос, прежде чем толкнула дверь, впуская внутрь морозный воздух Вены. Близилось Рождество. От окон тащило толпой, елками и глинтвейном. — Я не хочу, чтобы ты уходила, mon lis. Рен не смотрел на нее. Ни за что на свете бы не посмотрел. Голос был жесток и властен, не дрогнув ни единым звуком. — Я не прощаюсь и не прячусь, — Рей склонила голову вбок, волнистые волосы свесились с плеча. На ней была его растянутая одежда. — Найди меня скорее, mon cher*. Фурия вышла за дверь стремительно и быстро, впуская в сердце поток вопящих голосов, мороз, тоску и раненные души. «Я справлюсь», — в очередной раз проговорила себе, — «Я не подведу тебя, Мастер». *** — Я могу вам чем-то помочь? — темноволосая девушка смутилась от слишком долгого взгляда, направленного в свою сторону. Тем более его обладательница была по-неземному красивой, заставляя чувствовать необъяснимый укол зависти в глубинах той самой темной частички сердца, что, несомненно, нашлась бы у каждого человека. — Надеюсь на это, Кира. — Откуда вы… — девушка с помпоном отложила книжку по истории Спарты, взятую с полки Центральной библиотеки Оклахома-Сити, глядя на зеленоглазую женщину, проявлявшую к ней чрезмерный интерес. — Меня зовут Рей, — женщина в дутом оранжевом пуховике протянула ей руку, — Я ограничена во времени и не собираюсь тратить его даром, так что хочу тебе кое-что показать, — Кира игнорировала рукопожатие, на что Рей, само собой, раздражилась. Упрямица, впрочем, как и она сама. — Любишь фэнтези? — Рей знала, что любит. Кира опешила от чокнутой женщины, что увязалась за ней где-то между стеллажами с Древнейшей историей и Историей Средневековья, и безмолвно отошла назад на пару шагов. Этого ей еще не хватало. Как-то она встречала в автобусе женщину, говорившую с переносным радио. Не успев закончить мысль и сбежать окончательно, девчонка опешила так, что чуть не потеряла рассудок, распахивая в немом ужасе рот, словно персонаж второй части Гарри Поттера*. — Ну что, прекрасная роза, в мире существует более семидесяти видов зависимостей, и самая страшная из них отнюдь не наркота. — Кира сглотнула обезоружено. Она понимала, что имела в виду зеленоглазая красивая женщина. Она знала, о чем она. — Не бойся, я только говнюков убиваю: тебя мне должно спасти. Поможешь? Рей сделала дружеское движение протянутой рукой и ласково сверкнула горящими желтыми глазами. * «Долгим взглядом твоим истомленная, и сама научилась томить» — А. Ахматова * «Бриллиантам» — речь о третьей части балета Джорджа Баланчина «Драгоценности» * «Икар» — отсылка на древнегреческий миф о Дедале и Икаре * «mon cher» - фр., «милый/дорогой» * «второй части Гарри Поттера» - речь о фильме «Гарри Поттер и тайная комната», а именно о моменте, когда Плакса Миртл упоминает два огромных желтых глаза Василиска»