soulmatch

And it feels like I am just too close to love you There's nothing I can really say I can lie no more I can hide no more Got to be true to myself And it feels like I am just too close to love you So I'll be on my way Казалось бы, Минхён должен был занервничать, взяв гитару в руки, но факт: лучше всего он чувствует себя только с инструментом в руках. Даже если бы тысячи глаз на него смотрели или от этого зависела бы его жизнь, он уверен, что сыграл бы на все сто. Или двести. Он знает, что они с его малышкой друг друга никогда не подведут. Аккорды перебираются мягко, плавно, но быстро, и песня одна из его самых любимых и заученная до того, что он бы смог её с закрытыми глазами сыграть. Глаза он действительно прикрывает – когда начинает петь, но потому что всё-таки не может заставить себя поднять глаза на Донхёка. Может быть перед тысячами людей он бы и не боялся, но увидеть безразличие в человеке напротив было сейчас страшнее всего. Донхёк молчит, но улыбается, смотря на одноклассника, и почти не дышит, как будто боится спугнуть. Сделав финальный проигрыш, Минхён выдыхает, неуверенно смотрит на гостя – и секунду между ними висит пауза. Он чувствует, как к щекам приливает кровь, а сердце стучит то в висках, то отдаёт внизу живота. - Вау, это так… круто, чувак, - Донхёк даже хлопает, заставляя Минхёна закусить губу изнутри, слишком сложно сдержать смущенную улыбку. – Ты правда такой классный! - Спасибо. Я люблю музыку и уже давно играю на гитаре, на самом деле. - Кажется, тебе это нравится, - усмехается Донхёк. Минхён кивает, рассказывает о колледже искусств, об ужасных преподавателях в детской музыкальной школе, от которых у него до сих пор психологическая травма, и только через несколько минут замечает, что говорит практически он один – Донхёк, у которого обычно не закрывался рот, заинтересованно слушает, сложив голову на ладони. Минхён неловко откашливается, потому что не привык говорить так много, но оказывается, так круто и приятно, когда кто-то может тебя выслушать, потому что стоит ему заикнуться об этом, уже сложно остановиться. Потом он спрашивает у Донхёка о планах на ближайшие пару лет, показывает ему свою коллекцию комиксов и аниме фигурок, и просит остаться на ужин. Английский они, конечно же, даже не открывали. *** На следующий день Донхёк не приходит на первые два урока. Обычное дело – спит, наверное, предположил Джисон. Никому не кажется странным, что Донхёк прогуливает уроки. Минхёну кажется странным, что Донхёк прогуливает историю искусств, ведь сегодня должна начаться тема, про которую он вчера ему воодушевленно рассказывал почти полчаса. Для Минхёна это было что-то из серии «ничего не понятно, но очень интересно». Он просто не мог не прийти. 마크11:20:32 прив. ты не знаешь, куда донхёк пропал? chenle_ 11:22:41 оу, приветик. мммм, нет, он мне ещё не писал сегодня. да проспал как обычно. чёт случилось? 마크11:23:02 ну у нас был типа совместный проект 마크11:23:26 энивей, спасибо, что ответил chenle_ 11:24:10 вот засранец. как обычно, блин. да нзчт. Про проект Минхён, конечно же, выдумал, потому что не будет он писать Чэнлэ, что Донхёк слишком увлечённо вчера рассказывал ему о пост-импрессионизме, чтобы сегодня просто взять и не прийти на урок. chenle_ 11:27:04 а ты писал ему сам? у тебя есть его номер? 마크11:27:56 вообще-то нет, кстати chenle_ 11:28:43 | Поделился контактом пользователя leedh | Минхён думает насколько целесообразно спрашивать у человека, который постоянно прогуливает уроки, почему он не пришёл снова. Ответит ли он вообще, если он и правда спит? Внутреннее чутьё у него, к сожалению, всегда было хорошим, но они никогда не переписывались до этого и вообще. По правде говоря, он даже не знает, какого уровня у них сейчас отношения, чтобы можно было спросить Донхёка, где его носит. 마크11:36:02 привет. меня тут учитель спросил, почему ты не пришёл на урок, поэтому я решил написать тебе и спросить 마크11:37:23 надеюсь, у тебя всё в порядке Донхёк так и не отвечает, но зато приходит к третьему уроку и совершенно обыкновенно идёт на своё место, по пути отбивая всем пятерни. Как и остальные, Минхён сразу замечает, что что-то не так, но на любые вопросы Донхёк отмахивается и говорит, что не поделили девчонку с Чэнлэ и подрались за школой. К несчастью его соседа, он сидит справа, поэтому можно разглядеть красное пятно на правой щеке, разбитую губу и заклеенную пластырем бровь. Стал бы его лучший друг разбивать ему лицо из-за девчонки? Минхён, может быть, и не знает, что это такое драться из-за кого-то, но точно не глупый. Только сейчас у них тест по математике, поэтому любые расспросы закончатся тем, что мистер Пак даст им указкой по голове за шум, превышающий тридцать децибел (звук шуршащих листов и шкрябающей по бумаге ручки). Сосредоточиться на логарифмах, когда в голове только одна мысль: «что произошло?» было сложнее всего. Он вспоминает вчерашние объяснения Донхёка, крутит каждую отложившуюся в голове фразу – так легче, а потом на долю секунды смотрит на соседа опять, и сердце сбивается с ритма в какой-то необъяснимой тревоге, даже ручку становится трудно держать. Со звонком Минхён самый первый бежит сдавать работу и быстрее, – пока Донхёка в коридоре снова не поймал Чэнлэ, – на выход. - Донхёк, - он ловит его за плечо у самого выхода из класса. – Как написал тест? У меня есть пара вопросов, не поможешь мне? - Конечно, - Донхёк улыбается, как будто всё в порядке. – Только мне в магазин надо, пошли со мной. Не бойся, можешь на улице постоять, я один зайду. Он прекрасно помнит, что Минхёну теперь в этот магазин путь закрыт, пока владелец магазина не забудет, как он выглядит. Учитывая, как они оттуда сбегали, то такое сложно будет забыть. - Ну так? Что за вопросы? – по пути Донхёк закуривает, и Минхён нервно оглядывается вокруг, потому что увидеть мог кто угодно, а младшему как будто всё равно – хоть ты тресни. Вопросы, которые он прокручивал в голове весь тест, кажутся теперь идиотскими, и он дважды сглатывает, потому что он чувствует себя так как будто все слова буквально у него в горле застряли. - Ты правда с Чэнлэ подрался? – произносит он почти на выдохе. Донхёк усмехается, но не смеётся. - Правда, я же сказал. Ты вроде хотел спросить что-то другое? – желание быстро сменить тему навевает у Минхёна ещё большие подозрения, поэтому он решил не отступать. - Скажи честно, что случилось? С кем ты дрался? - Да всё в порядке, - Донхёк старается натянуть улыбку, но опускает глаза в пол. Врёт он просто отвратительно. - Слушай, я беспокоюсь, правда. Они же могут вызвать твоих родителей и… - Твою мать, Минхён, - тон его голоса становится более раздражённым. - Донхёк… Они останавливаются на светофоре и младший поворачивается к нему лицом, поджимая губы. Кажется, будто даже зрачки у него расширились и ладони в карманах сжались в кулаки. Голос Донхёка практически срывается на крик. - Это не твоё дело. Не твоё, чёрт возьми. Не лезь, куда тебя не просят. Минхён отводит взгляд и неловко закусывает губу. Ему стыдно, что он так на него надавил, но пути назад уже нет – Донхёк разозлился. - Мы просто соседи по парте, одноклассники, сечёшь? – те, слова, которые больше всего боялся услышать Минхён, только что были произнесены. – Я не обязан тебе отчитываться или рассказывать что-либо. Загорается зеленый сигнал, Донхёк молча ступает на пешеходный переход, а у Минхёна ноги будто к земле приросли и двигаться не желают. Он и не уверен, что у этого диалога (и у их только зародившейся дружбы) есть продолжение, поэтому не знает, нужно ли ему тоже переходить дорогу. Первое, о чём думает Минхён, это что он не успел извиниться, поэтому целых пять минут приходится стоять и снова ждать, пока загорится зелёный. Проклятые долгие светофоры. Минхён постоянно поглядывает на входные двери в страхе увидеть там лицо владельца, но ни его, ни Донхёка, нет. Он практически выучил наизусть рекламные плакаты, выгоревшие за лето на солнце. Вот Айрин на плакате с соджу, улыбается и смотрит на него, как будто пытается пристыдить. Минхён рефлекторно отворачивает голову и решает посчитать количество пивных ящиков возле чёрного хода. Донхёк открывает дверь плечом и ногой, потому что у него в руках треугольные кимпабы и банановое молоко, и, увидев Минхёна, сразу идёт к нему. В эту секунду их голоса звучат почти синхронно. - Извини меня. - Я не хотел. Младший неловко суёт ему в руки банановое молоко и кимпаб. Похоже, извинение в виде еды уже становится фишкой Донхёка. Они садятся за ненадёжный пластиковый столик возле магазина, и оба ждут, когда кто-то помимо зрительного диалога начнёт еще и словесный. - Я не хотел кричать на тебя, извини ещё раз, - Донхёк протыкает маленькой тонкой трубочкой фольгу и опускает взгляд. - Знаешь, по правде, я бы хотел, чтобы хоть кто-то спросил у меня, что на самом деле происходит. - Как раз это я у тебя и спросил. - Меня ударил отец. Минхён зависает прямо во время открывания упаковки, чуть ли не вскакивая из-за стола. - Что? – спрашивает он, как будто не расслышал, но только проблема в том, что слышал он всё прекрасно. – Как часто это происходит? - Он с нами не живёт, но когда появляется в нашем доме, обычно раз в пару месяцев, то обязательно всё кончается этим. - Но это же ненормально! Почему твоя мама не напишет заявление в полицию или… Донхёк смотрит на него слишком красноречиво. Становится понятно – этот очевидный вариант решения проблемы создаст только ещё больше неприятностей. - Он всё ещё мой отец, они не в разводе. А ещё он может заплатить кому угодно, чтобы они закрыли рты. Если бы только Минхёну кто-то сказал, что в этот четверг его ждут задачки посложнее, чем на тесте по математике. Например, как поддержать своего одноклассника, когда он рассказывает, что его избивает отец. - Мне так жаль, правда, - тихо произносит он, допивает остатки молока и внезапно поднимает взгляд на Донхёка, как будто только что прозрел гениальной идеей. – Хочешь, прогуляем литературу? Давай… пойдём куда-нибудь, подальше отсюда только, чтобы никто не спалил. - Ли Минхён, ты ли это? Я знаю одно классное местечко, и, если мы поторопимся, - в этот момент Донхёк смотрит на свои ручные часы. – То успеем как раз вовремя. Уговаривать его, конечно же, долго не пришлось. Они тут же встают и, даже не накидывая школьные пиджаки, потому что на улице удивительно жарко для октября, направляются в противоположную от школы сторону. Донхёк не говорит, куда они идут даже после десятка вопросов, но Минхён уже как будто привык доверять ему, поэтому просто идёт. У него проблем с доверием нет, он скорее наоборот – слишком легко на всё ведется, а вот Донхёк таким не выглядит. Поэтому ему немного странно слышать от него рассказы о том, как отец бросил их с мамой в младшей школе, поэтому всю среднюю школу ему приходилось помогать ей по дому, пока она работала без выходных и не нашла стабильную работу. И, конечно же, не забывает добавить, как он подговорил Чэнлэ соглашаться со всеми, кто спросит, правда ли это он дрался с ним. - Поэтому я так часто пропускал уроки, но никто не задавал мне вопросов и не вызывал в школу маму. Потому что мама сама попросила директора об этом. - А сейчас почему ты прогуливаешь? - Потому что не хочу ходить в школу, - задумчиво отвечает Донхёк, выдержав паузу, и они оба начинают смеяться. – Но вопросов мне по прежнему не задают, тем более я нормально учусь. Сладкое, безумно приятное чувство щекочет Минхёна где-то под рёбрами: последний, вероятно, самый тёплый день в этом году с шуршащими под ногами кленовыми листьями; он впервые предложил кому-то прогулять урок; Донхёк, который только что доверил ему буквально чуть ли не самый важный секрет в своей жизни. Донхёк, который всегда улыбается и шутит больше всех, прячет в себе равноценное количество боли. Они шли по меньшей мере километра четыре пешком, но за разговорами почти не заметили этого. Останавливаются они возле парка аттракционов с вывеской без одной буквы. - Выглядит жутко, - выгибает бровь Минхён. - Это ты еще внутри не был, - не потребовалось объяснений, чтобы понять, что они не случайно пришли к старому неработающему парку, от которого исходила атмосфера, как из фильма ужаса. - За вход надо платить, но если обойти вон там и перелезть через забор, то можно и так. Минхён какое-то время мнётся, поглядывая то на будку и с пропускной системой и контролёром внутри, то на Донхёка, который уже двинулся в обход. - Может заплатим? Я могу заплатить, всё нормально, - говорит он ему вдогонку. - Тц, - шикает Донхёк. - Тогда вся суть теряется. Пошли давай, не ссы. Младший ловко взбирается на дерево, а оттуда – на забор. Не то чтобы Минхён в детстве по деревьям не лазил, просто если его форма будет слишком грязная и мятая, у мамы будет много вопросов. Вблизи всё это выглядит ещё более ужасающе, чем издалека, как ему и говорили. Валяются большие металлические детали с выцветшей и потрескавшейся краской, где-то лежат кучей, как свалка, а где-то по отдельности, как будто кто-то разбросал их здесь нарочно. Посреди парка стоит карусель с лошадками. Такая же, как в светлых детских воспоминаниях Минхёна с запахом жжёного сахара и попкорна, и теплом маминой ладони, только сейчас лошади, обездвиженные и с опущенными головами, выглядят далеко не мило и кататься на них совсем не хочется. - Через полчаса стемнеет уже, - говорит вдруг Донхёк, обращаясь больше к своим наручным часам, чем к Минхёну. - И что это значит? - Значит, надо найти рубильник, иначе мы тут глаза выколем без света. - Какой к черту рубильник? – в ужасе спрашивает Минхён, переступая через несколько пустых банок из-под кофе. Он снова понятия не имеет, куда его ведет Донхёк – снова. Но снова молча идёт за ним следом. Больше всего Минхёна пугают плакаты «Поймать всех», поэтому он тревожно оглядывается вокруг, выискивая камеры CCTV. Донхёк внимательно выискивает одному ему известную вещь, они постоянно перешагивают через ужасающие мягкие игрушки и сломанные механизмы. Минхёну становится не по себе, особенно, когда действительно начинает садиться солнце. - Нашёл! – радостно выкрикивает младший. – Сюда дуй. Донхёк, уперев кулаки в бока, смотрит на здоровенную железную штуковину, похожую на ящик с электричеством. Кажется, это он и есть, потому что на нём желтый значок, и слово «рубильник» было сказано в самом что ни на есть прямом смысле. - Только не говори мне, что ты полезешь в эту штуковину, - закатывает глаза Минхён, а у самого сердце, точно у зайца, двести ударов в минуту, не меньше. - Ладно, не буду, - пожимает плечами Донхёк и открывает крышку. – Не буду говорить. - Только осторожно, умоляю. - Я тут не первый раз уже, просто в сумерках ее сложнее найти. Посвети вот фонарём лучше. Минхён достаёт телефон и включает фонарик, подходя ближе и направляя его к панели с рычажками. Видит бог, он этого не хотел. Некоторое время Донхёк просто читает подписи к рубильникам, парой из них щелкает, поднимая наверх, но ничего не происходит. - У меня рука устала уже, - жалуется Минхён через пару минут. – Что ты вообще делаешь? - Потерпи, не ной, - наконец, он продолжает поднимать рубильники, на этот раз один за одним, пропуская только некоторые из них. На панель отбрасывает светом, Донхёк победно хлопает в ладоши – «ура, получилось!». Минхён на автомате оборачивается и видит, как карусель, ещё полчаса назад возглавлявшая своим видом этот кошмарный праздник, начинает загораться всеми огнями по очереди. - Ты… ты, блин, серьёзно? – Минхён улыбается так, что начинают болеть щёки. - Не Лотте Ворлд, конечно, но… - хмыкает Донхёк, изображая скромного парня. Заставить Минхёна восхищенно вздыхать всегда было просто, потому что всему он радовался, как ребёнок, но он клянется, так его ещё никто не удивлял. Горела карусель не так ярко, поэтому радиус освещения был небольшой, и весь этот хлам и мусор в него не попадал, так что можно было представить, что всё это представление только для него. Хотя, по правде, так и было. Донхёк закуривает, полностью довольный своей выполненной работой, и Минхён какое-то время тупо смотрит на него и на сигарету, и так несколько раз переводит подряд переводя взгляд. - Давно ты куришь? - С пятнадцати лет. - И каково это? - Когда у меня остаются последние карманные пять чоников, между обедом и пачкой сигарет я выбираю последнее. - Отвратительно, - фыркает Минхён, но подходит ближе и вдруг заявляет. – А можно попробовать? - Ты меня сегодня удивляешь по всем фронтам, - усмехается Донхёк, но против ничего не говорит, даёт только со своих рук старшему сигарету, поднося к его губам. Минхён морщится, потому что фильтр весь слюнявый и помятый уже, а потом затягивается, но не слишком сильно, а то он достаточно фильмов насмотрелся, где главный герой после первой в жизни затяжки закашливается дымом. Он не давится, но после того, как дым выходит изо рта, мерзкое режущее горло чувство остаётся с ним, и кашлять всё равно приходится, чтобы избавиться от него. - Лучше, чем я себе представлял, но у меня теперь во рту как будто крысы сдохли, - он высовывает язык с многозначительным «фу» и сплевывает слюну. Донхёк запрокидывает голову, смеётся и продолжает курить. Минхён думает о том, что это вообще-то был косвенный поцелуй, и о том, как классно подсвечивается лицо Донхёка этим мягким жёлтым светом. Почти такой же свет исходит от него самого, только в отличие от искусственных лампочек, от него веет теплом. Как весной, когда, изголодавшись по солнцу за зиму, ты ловишь на себе каждый тёплый лучик и подставляешь лицо, чтобы согреться. Тепло, которое можно почувствовать почти физически. Донхёк – весеннее солнце. Ещё один цветной кадр мысленно отправляется на плёнку. Потом младший вдруг оглядывается и начинает быстро бегать глазами вокруг. - Что-то сегодня они долго, - наигранно задумчиво произносит Донхёк. - Кто «они»? - Они, – он показывает пальцев на смотрителей парка, которые бегут к ним, одновременно переговариваясь по рации, хватает Минхёна за руку и бежит к тому месту, где они перебирались через забор. Какой же знакомый сценарий. Помогая друг другу перелезать, для ускорения процесса, они спрыгивают на асфальт, даже не забираясь на дерево, лишь бы побыстрее свалить оттуда, в ступнях с непривычки (и неправильного приземления) ужасно отдаёт, но ради цели сбежать боль быстро притупляется. Они оборачиваются, чтобы убедиться, что позади нету никого, кто бы за ними гнался, только огни карусели постепенно размывались вдалеке и со временем их совсем закрыло кронами деревьев. - С тобой. Хоть иногда. Можно. Нормально? – пытаясь прийти в себя и даже присев на корточки от усталости, спрашивает Минхён и бьёт заливающегося смехом Донхёка по ноге. - Можно, но это было бы слишком скучно. Сколько бы он не ворчал и не возмущался, что уже второй раз в жизни они от кого-то убегают в первую неделю их близкого общения, этот вечер Минхён мог бы назвать лучшим за последние полгода минимум, и стоит сказать за это Донхёку спасибо. По пути на остановку он всё-таки решает сделать это вслух. - Спасибо. - За что? – приподнимает бровь младший. - Ну… - Минхён не ожидал, что тот вдруг его спросит об этом, потому что ответ на вопрос он заранее не придумал. – Весело было. И за то, что рассказал. - Мы же друзья, - усмехается Донхёк. – Мой автобус подъезжает, я побежал. До завтра! Он машет вслед Донхёку рукой, пока тот планирует добежать до остановки раньше, чем уедет его автобус. «Друзья». *** Минхёну удаётся убежать на лестницу быстрее, чем его на пороге встретит мама или горничная, но, открыв дверь, он находит её, сидящей на своей кровати. - Привет, дорогой, - улыбается она, похлопывая по кровати и приглашая сесть к себе рядом. Только от улыбки мамы ему совсем не тепло. - С завтрашнего дня Ли Донхёка переводят в другую школу, и всю неделю после уроков ты будешь сразу идти домой, ладно? - Я не понимаю. Что ты имеешь ввиду? - в голове миллионы вариантов предположений, что именно могло пойти не так, потому что буквально всё, что он делал сегодня – отходит от нормы, существующей для него в этой семье. - Сегодня я узнала, что тебя не было на последних уроках, и ты уходил с Донхёком, которого тоже не было, - она поправляет мятый воротничок его уже теперь грязной белой рубашки, и ему становится не по себе от любых прикосновений, поэтому он одергивает её руку, хотя никогда в жизни так не делал. – А ещё я знаю, что он курит и часто прогуливает уроки, и в семье, кажется, не всё гладко. Я не хочу, чтобы ты общался с ним, Минхён, тебе надо думать об экзаменах. Минхён злится, сильно и по-настоящему, потому что у него отбирают буквально только что появившуюся причину просыпаться по утрам и идти в это ненавистное место, ещё и завуалировано посадили на домашний арест. Миссис Ли не дожидается ни согласия сына, ни какого-то любого другого ответа, привычно чмокает его в макушку и уходит, почти бесшумно закрывая за собой дверь. Когда шаги за дверью совсем сходят на нет, в неё летит школьный рюкзак. Минхён не хочет думать об экзаменах, он хочет думать о Ли Донхёке, но пока ещё не готов признать этот факт. leedh 19:35:16 думаю, ты уже в курсе leedh 19:35:45 мне правда очень жаль