.Europe.

Бельгия, 1914

Ей нужно закрыть годовой отчёт, не больше и не меньше – управление и без того слишком наседает в последнее время, чересчур явно и увесисто присаживаясь откормленными высокомерными задницами прямиком ей на голову. - Не откажи мне, Пять, – фраза слетает с губ сама собой, звучит унизительно-просяще, размазывая так превозносимое обычно самоуважение где-то под его ногами, – Лучше тебя не справится н и к т о. Глупость, да и только. Полуразрушенное окружающее, взирающее со всех сторон щербатым камнем да выбитыми окнами немного, признаться, угнетает – такой далекий сейчас собственный офис оскверняется мысленным упоминанием всуе едва ли не ежеминутно. Пролетевшее одномоментно бесконечно долгое нагромождение лет вдалеке от полевой работы гулко отдается внутри смесью отвращения и смазанной ностальгии. Второго августа, в самый разгар душного, пропитанного солнечным жаром дня, после продолжительных военных действий правительство Германии предъявляет Бельгии ультиматум, ответом на который всенепременно должен стать отказ. – Как тебе кофе? Она прекрасно сама знает, что просто отвратительный. – Отличный, спасибо, – взгляд тяжелый, уравновешенный старательно в попытках держать до последнего лицо. – Но я бы хотел перейти к делу. Глаза пробегают по сухим, ровным строчкам – секунда, без преувеличений, не более – он поднимает взгляд, вонзаясь льдом радужки куда-то сквозь нее. – Это не так уж и сложно. Ему ничего, кажется, в этом мире не сложно. Она почти горда собой в этот момент: взрастить настоящего профессионала, дав изначально лишь правильный вектор развития нераскрытому до конца потенциалу – она точно не зазря свое место занимает. Кто б еще ценил. Горький шоколад покалывает язык – самый его кончик – наполняет, расходится вкусом по всем рецепторам одновременно. Оказаться бы здесь в другой период было бы однозначно приятнее – в нынешнем времени этот национальный гастрономический экстаз не в чести и, быть откровенной – в огромном дефиците. Впервые за многолетнюю службу в голову закрадывается шальная мысль о коротком хотя бы отпуске – да только на ее изящных плечах все и держится; пропади хоть на день, и тут же последует какой-нибудь необратимый – обратимый с трудом – коллапс. Вот сейчас почти случился – и уходить не понадобилось. Делать ей здесь, кроме контроля за верностью принимаемых решений и последующим – последовавшим, как сложно иметь дело со временем – результатом, откровенно нечего. Она уже завершает свой вечерний вдумчивый променад, когда он возникает перед ней на достаточно галантном в своей тактичной отдаленности расстоянии. Улыбка расползается изогнуто-красно – в закатном солнце полуразрушенного города блестят масляно ее глаза и губы. Необходимость отметить успешно закрытый – хотя бы первый пункт в списке – вопрос проявляется чуть раньше, чем представшая перед глазами в отсутствие самого намека на дверь картина – стоило только переступить порог. Глубокая переливчатая вязкость In Arduis Constans и в мирные-то времена – достаточно редкая, излюбленная гурманами утонченность – играет на свету в зеленоватой темноте бутылки, и пить его вот так – истинная пещерная дикость, возведенная в абсолют. Он салютует ей бутылкой, одной приподнятой бровью изъявляя предложение, отчетливо выходящее за рамки хорошо и правильно выстроенной, отточенной годами субординации. Надо бы осадить емким словом или хотя бы взглядом; да только отчего-то она перед этой надобностью, сама перед собой капитулирует, поддаваясь вольности, слабости перед белым-с-травяными-нотами. Только из-за полновесной сладкой фруктовости вина – черт знает, когда еще попробовать выдастся – разумеется, только из-за этого. Они почти не говорят – тишину разбивает лишь негромкий звон столкновений бутылочного стекла с бокальным в непохожих, неравных промежутках. Он почти на нее не смотрит, предпочитая либо в окно задумчиво щуриться, либо смотреть старательно в стену где-то за ее спиной, сквозь нее саму – снова, как обычно – и никак иначе. И вся ее сквозящая жалость, вся его безжалостность к самому себе – не более, чем смазанный жест обоюдного пьяного отчаяния. Большой палец проходит по накусанным губам, почти не касаясь заточенным ногтем, однозначно и многозначительно отрезая путь назад. Отказ требованию прохождения германских войск через территорию Бельгии приводит к вторжению на бельгийскую территорию и последовавшей за ним четырехлетней оккупации. Она истекает слезами, глядя на себя в мутноватом отражении, уперевшись онемелыми пальцами в края – вот-вот и треснет от такого усилия – раковины. «Ты. Профессионал.» И сама себя не слышит. Он хороший специалист, он просто л у ч ш и й из всех – ей недостаточно было бы меньшего. А все остальное – это просто кажется.