Ненависть - ледяная река

Ноябрьская Адидже билась в бурый кирпич набережной, с реки тянуло промозглой сыростью и запахом ржавого железа. От воды туман подступал вплотную к городу, и только стоящие на холмах дома знати избежали участи утонуть в ледяном туманном мареве, в котором факелы шипели и потрескивали, в котором было сложно сделать вдох. Хотя, какая разница — дыхание и в хорошую погоду давалось ему с трудом. Словно каждый день необходимо отвоёвывать у реальности право дышать. Право быть собой уже не отвоюешь. Нет у него прочих прав, кроме права погибнуть с честью за свой род. Нет выше награды. Ржавые цепи лодок у причала поскрипывали, будто стонали, в уключинах скрипели вёсла. — Всё готово, господин, — отрывисто сообщил голос плохо различимого в тумане слуги. Можно было не отвечать. Тибальт плотней запахнул плащ и решительно шагнул в неустойчивую посудину. Пришлось балансировать, чтобы удержаться на ногах, то есть выпустить плащ, подставив шею цепким лапам тумана. Туман душил. Тибальт опустился на скамью, сипло закашлялся, прикрывая рот плотной тканью плаща, согнулся в три погибели, стараясь дышать ровно и неглубоко, издавать как можно меньше звуков. В тумане они, конечно, менее слышны, но, тем не менее, осторожность никогда не повредит. По меньшей мере, до тех пор, пока горячка боя не затопит сердце и разум кровавым угаром, желанием вгрызаться врагу в глотки. — Говорят, их всего пятеро. Если всё сложится, мы отомстим, — торопливо шептал с носа лодки Франко, один из самых молодых его спутников. Совсем ребёнок ещё, паж леди Капулетти, что безошибочно угадывалось по нескольким признакам, даже если не знать положения молодого человека наверняка, — очень мил, очень горяч, хорош собой без сомнения. Очередной наглый, окрылённый нежданной победой молодчик. Тибальт не удостоил его ответом, потому что он шёл не мстить — он шёл казнить. В этот момент против воли Тибальту вспомнилось зрелище, которого он был удостоен на днях в одном из коридоров дома Капулетти, сцена, в которой юный паж был одним из действующих лиц. Нужно было собрать в кулак всё мужество, чтобы вечером подойти к высокой золотоволосой госпоже, прекрасному лебедю, такому чистому и горделивому, поцеловать ей руку, справиться о здоровье. Ему, в отличие от пажа, она ни разу не позволила поцеловать себя куда-либо, помимо нежной ладони. Царственная стерва, волею небес подарившая миру ангела. Такова его семья. Тибальт устало прикрыл глаза, чуть покачиваясь вперёд-назад. "Милый, тебе нехорошо? — ворвался в мысли голос сеньоры Капулетти. — Тибальт болен, Тибальту лучше лежать в постели." — Я в порядке, — он не заметил, что едва слышно произнёс это вслух, и тут же закусил губу. — Что, господин? — Ничего, гребите тише. Горло и грудь закладывало — плохой знак, потом что не находящая выхода ненависть обычно вырывалась из него самостоятельно — в очередном уродливом припадке, которому сейчас не место и не время. Скорее бы уже доплыть. Словно отвечая на его мысли, нос лодки мягко упёрся в берег под мостом Скалигеров — удобное место, чтобы выбраться незамеченными. Тибальт выпрыгнул на берег, ловко забрался на набережную, даже сквозь плотные перчатки ощущая, насколько ледяными были камни. Но не холодней, чем было сейчас у него внутри. Ненависть — ледяная река текла сквозь душу, омывая склизкие её камни водами Адидже. — А потом я закинул её ноги себе на плечи, но она завизжала будто... — звук знакомого голоса, раздавшийся неожиданно близко — шутки тумана, тут же утонул в дружном хохоте. Тибальт выступил из белесой пелены внезапно, почти нос к носу столкнувшись с сидящим на перилах Меркуцио. Настолько неожиданно, что молодому Монтекки разве что чудом удалось не свалиться в реку. Бутылки, стоявшие на перилах, посыпались вниз одна за другой. Шпага Тибальта уткнулась Меркуцио в кадык. — Вчера, в десятом часу вечера неподалёку от Арки дей Гави толпа малолетних пьяных ублюдков напала на мирных жителей, в числе которых были представители рода Капулетти, — проговорил Тибальт, давясь ненавистью. — Люди оказали отпор, в результате чего пострадали... в том числе старики и совсем юная девушка, которая... которую... Я всегда знал, что вы шакалы, Меркуцио, но не мог и вообразить, что настолько. Тибальт не смотрел по сторонам, но по звукам и сдавленной ругани понял, что товарищи Меркуцио успели повскакивать со своих мест, и теперь свет факелов нечётко обрисовывал размытые фигуры, словно некую незаконченную партию на шахматной доске. Меркуцио чуть развёл руки в стороны, он не отвечал. — Тибальт, тише, — раздался за его спиной напряжённый голос Ромео, хмельной, прерывающийся. — Мы не совсем понимаем, о чём т-ты. — Ещё и трусы, — презрительно выплюнул Тибальт. Фигуры в тумане одновременно дёрнулись. Шпага сильно надавила на горло едва не шагнувшего вперёд Меркуцио. Тоненькая струйка крови из царапины потекла ему за ворот. Меркуцио громко сглотнул. — Легко быть смелым, когда нападаешь из-за угла, — резко отозвался Бенволио. — Вчера нас не было там, где ты описываешь. Мы слышали о... произошедшем. Но это не мы. — Я пришёл не драться, — спокойно отозвался Тибальт. — Я пришёл казнить насильников и убийц. Мне докладывали, что видели ваших среди... — Кого-то из нас? — коротко поинтересовался Ромео. — Вчера мы были совсем в другом конце города. На вечере у тётушки Марии, если тебя это успокоит. Впрочем, я сомневаюсь, что ты знаешь, где расположено её жилище. Речь шла о владелице публичного дома — ещё одна нелепая попытка задеть. Тибальт с удивлением понял, что способен пропустить это мимо ушей. Не это сейчас было главным. Стало тихо, так тихо, что слышен был тихий плеск воды и нервное торопливое дыхание неподвижных молодых людей, выхвативших шпаги. Юный паж стоял совсем близко от Тибальта, и последний по голосам понял, что противником Франко оказался Бенволио. — Князь Вероны обещал наказать виновников, как только они будут найдены, — вновь заговорил Ромео, — но нас ещё никто не обвинял. — Среди нападавших были ваши люди, и вы их не выдали власти! — в запале воскликнул Франко. — Скрывающий имена убийц и сам... Зазвенели шпаги. — Прекратить! Немедленно прекратить! — вновь заговорил Ромео. Тибальт, продолжавший держать на острие шпаги Меркуцио, не мог видеть, что вокруг него происходит, но, судя по звукам, потасовка прекратилась также быстро, как и началась. — Мы не нападаем на стариков и детей, — Бенволио запыхался, но теперь голос его звучал неожиданно трезво. — И женщины достаточно дают нам сами, нам ни к чему насильничать. Я не собираюсь отвечать за проступки, которых не совершал. Тибальт, опусти шпагу, или клянусь... Кто-то положил ладонь Тибальту на плечо. — Клянусь всем, что есть у меня святого, Тибальт, это были не мы, — голос Ромео зазвучал у самого его уха. И выхода было только два — нажать на шпагу сильней или опустить руку. Свет факелов взметнулся и опал, Тибальт пошатнулся, едва не сбитый с ног рывком, коротко вскрикнул раненый, чиркнула по камню шпага, выбивая искру. Меркуцио резко дёрнулся, падая через перила, но успел ухватить давнего врага за край плаща, увлекая его за собой в ледяные воды Адидже. Река приняла их в своих объятья одновременно. Пульс болезненными толчками бился в виски. Тибальт сразу пошёл ко дну, уволакиваемый тяжёлым плащом и кольчужной рубашкой. Избавиться от плаща было непросто, но только что застилаемый ненавистью и растерянностью разум теперь был удивительно чистым. В несколько рывков Тибальт освободился от плаща, борясь с толщей воды вынырнул, хрипло вдохнул ледяного, забивающего лёгкие не хуже воды тумана, закашлялся. Совсем рядом от него, то и дело задевая плечом, барахтался Меркуцио. Он хрипел и отплёвывался, тоже стараясь стянуть с себя слишком тяжёлую верхнюю одежду, стараясь ни на мгновение не останавливаться, не позволить холоду и предсмертному инстинктивному ужасу сковать мышцы. Тогда спасения бы не было. Шансов и так было немного. Откуда-то с берега раздавались крики. Их звали по именам, на воду спускались лодки. — Чёртов сумасшедший! –— Меркуцио, хрипя, вцепился в Тибальта, то ли собираясь его задушить, то ли утопить, как минимум, судя по нелепым действиям — забраться на голову. Они и в воде продолжали драться, Меркуцио ломал ногти о железо кольчужной рубашки, вцеплялся в волосы, в горло. Тибальт не отвечал на оскорбления, берёг воздух и силы, но отбивался ожесточённо, не чувствуя уже боли и холода. Меркуцио два раза уходил под воду, но всякий раз выныривал, беззвучно что-то выкрикивая. Мышцы сводил холод, и Меркуцио вцепился в плечи и шею Тибальта, оставляя на них синяки. — Перед смертью, — губы Тибальта дрожали, и он сам удивился, услышав собственный голос. — Перед смертью признайся, тварь, это сделали вы! Франко сообщил мне, что вас видели… Кроме вас… — Это были не мы, — силы покинули Меркуцио, он медленно тонул, утаскивая за собой и Тибальта, словно и в смерти не желая выпускать его из объятий, как не желают отпускать возлюбленных. — Ты, дурак, сучий сын, не умеющий мыслить здраво. Зачем нам это, когда есть более простые способы найти девочку на ночь и приключений на собственный зад? Не мы… клянусь… Возможно, я знаю тех, кто это сделал, но они сами не выдают себя, перетрусили, прячутся. Выяснил бы — сам бы вырвал всё между ног и приволок к… — он не договорил, прижался ледяной щекой к щеке Тибальта. Скрипнула уключина, и Тибальт не ощутил, только услышал, как по спине его ударило весло. — Вот они! — Тащи! — Давай! — Я помогу! — Зараза! — Не держи так! — Факел, образина! Факел держи! — Чёрт, смёрзлись, что ли? — Не трогай господина! — Уйди, дурак! Выпивка осталась? Полить бы их… — И поджечь. — Заткнись! — Что «заткнись»? Мне даже смотреть на них не… неудобно. Грохнул удивительно дружный хохот представителей вражеских кланов.