Ошибки доверия

      – Герр Вирт – я не ошибся с фамилией? – в коем-то веке обратите на мою персону хотя бы долю вашего драгоценного внимания.       Я повернулся к приятелю, сфокусировал своё зрение на его лице, вздохнул и снова отвернулся. О чём он мне сейчас говорил? Я давно уже потерял нить разговора, и даже нет ни сил, ни желания искать её.       Разумеется, то, что произошло вчера, не то что меня озадачило, а повергло в настоящий ужас. Ночью приходил Синий, я совершенно не знал, как в таком состоянии буду концентрироваться на тренировке, ибо мои мысли находились откровенно говоря далеко от каких-то разъяснений и действий британца, но на моё счастье мужчина сам сказал, что сегодня можно ничего не проводить – работать под действием алкоголя, даже несмотря на небольшой градус, нет смысла. Этой ночью меня это спасло, но вот что делать и как выкручиваться в предстоящей – понятия не имею. Я всё ещё нахожусь в глубочайшем шоке и не в состоянии нагружать свой мозг какой-то активной работой.       – Фридрих!       – Да что?! – дёрнулся я.       – Выглядишь так, словно похоронил хомяка и теперь не знаешь, где взять посреди ночи точно такого же, иначе утром твой ребёнок устроит истерику. Что с тобой весь день такое? До твоего разума невозможно докричаться.       – Отстань, у меня похмелье.       – Похмелье с одной бутылки пива до девяти вечера? Напомни тебе больше не давать алкоголь в таком случае.       В смысле до девяти вечера? Ещё же утро… Ну ладно, начало дня. Ну, может, часа четыре. Вот же чёрт.       – А ты что вообще хомяков в сравнение привёл? Дай угадаю, убил однажды хомячка одной из своих сестёр? – постарался я направить разговор в другое русло, лишь бы не слушать нотации.       – Да… То есть нет! Он сам убился. Хомяк-суицидник, с кем не бывает. А ты тему не переводи.       Сейчас я чувствую себя этим несчастным хомяком.       – Моя фамилия не Вирт, – решил я использовать последний шанс. – Вернее, оно входит в состав моего имени, но фамилией не является.       – О боги, я и забыл, насколько в Германии бывает всё сложно с именами, учитывая, что у тебя в роду имеются дворяне. Сколько у тебя имён?..       – Попробуй сосчитай, – усмехнулся я, представляя, какую сейчас головоломку придётся решить приятелю. – Фридрих Герман Вирт Винтерхальтер-Герцог фон Вюртемберг.       Александр закашлялся и с удивлением уставился на меня.       – Герцог?! Ладно, к этому мы ещё придём. Я так понимаю, Фридрих – это имя основное, второе Герман – в честь отца, третье Вирт – в честь фамилии далёкого родственника. Дальше, по идее, идёт фамилия. Фон – предлог, обозначающая принадлежность к какому-то происхождению. Получается, твой род из… что ты сказал?       – Вюртемберг. Давно разрушенный замок.       – Произнеси ещё раз полностью фамилию.       – Винтерхальтер-Герцог фон Вюртемберг.       Александр тяжко вздохнул и уставился в потолок.       – В такие моменты я ненавижу немцев и их язык. Винтер что-то там, наверное, фамилия от отца, потому что следом идёт титул. Первая фамилия какая?       – Винтерхальтер.       – Получается, от отца - Винтерхальтер, от матери – Герцог фон Вюртемберг?       – Верно, – кивнул я. Должен признаться, разобрался он довольно быстро. Некоторым иностранцам приходилось разжёвывать гораздо дольше, а это Александр сам всё понял. Хотя, ничего другого от него можно было и не ожидать.       – С ума сойти можно. Если мы когда-нибудь поженимся, я оставлю свою фамилию, иначе я это просто не смогу выговорить.       Вот кто его сейчас за язык тянул? Я впервые за весь день наконец смог отвлечься, и этот поганец сам же взял всё и испортил. Гейские шутки были смешными, пока они оставались шутками, теперь же мне совершенно не смешно. Когда-нибудь поженимся… Настолько кардинально менять свою жизнь я не готов. Я вообще не собирался жениться, по крайней мере, пока жив мой отец, а тут ещё и выйти замуж. Какой кошмар. К такому повороту событий жизнь меня никогда не готовила.       – Я пойду попью кофе, – отстранённо произнёс я и встал с койки. Мне сейчас жизненно необходимо провести хотя бы несколько минут без присутствия этого мерзавца. Мерзавца, которого я захотел вчера больше, чем девушку.       – Фридрих! – подорвался вслед за мной юноша и схватил за запястье. Сейчас его прикосновения ощущаются как-то особо остро, поэтому я моментом выдернул руку, но остановился. – Я не стану спрашивать, в какой момент ты полюбил кофе, но меня очень интересует – седьмая чашка за день – не многовато ли?..       Я издал стон и, закинув голову, уставился в потолок. Господь всемогущий, за какие грехи мне всё это? Вообще, кажется, я и правда весь день только и делаю, что пью кофе, стараясь хотя бы с помощью этого до сих пор неприятного для меня напитка собрать мысли в кучу. Да и к тому же, поход в столовую – отличный повод морально расслабиться от общества приятеля. Помогает, но, правда, ненадолго.       – У меня была бессонная ночь, – пробубнил я и продолжил свой путь в сторону дверей.       – То у тебя похмелье до девяти вечера, то бессонная ночь. Ты уж определись. Иди ложись спать тогда, уже и так глубокий вечер, смысл кофеин в себя заливать?       – Точно, отличная идея, так и сделаю, – я ещё больше ускорился и почти приблизился к двери, как юноша возник прямо передо мной, преграждая мне путь к столь желанному выходу.       – Фридрих! – он уставился мне в глаза и что-то пытался в них разглядеть. – Ты что, весь день избегаешь меня?       Дьявол бы его побрал. Почему он всегда настолько проницательный? Почему замечает малейшие изменения и с лёгкостью определяет, с чем они связаны? Я вообще сегодня планировал держаться от него как можно дальше, но именно в этот день Александр решил, что я не выживу без его общества. С самого утра он вертится под носом, что-то от меня требует, и не даёт ни одной минуты посидеть спокойно. Почему именно сегодня?! Почему не вчера, не позавчера, не, хотя бы, через неделю, когда я смогу хотя бы немного отпустить произошедшее? Я смотрел в тёмные глаза этого мерзавца, вглядывался в его лицо, но уже вовсе не так, как обычно, а словно у меня появилась способность видеть плоское изображение объёмно и с совершенно новых, неизвестных до этого, углов. Худое лицо, которое подчёркивают острые скулы, тонкие черты лица, я бы даже сказал слегка смазливые, но это скорее в силу возраста, волнистые, но не скажу, что совсем кучерявые, волосы, которые сначала мне казались чёрными, но если вглядеться, становится понятно, что они тёмно-каштановые. Почти такие же тёмные глаза с постоянным хитрым и изучающим прищуром, но в этих глазах, если заглянуть глубже, скрывается нечто серьёзное и суровое, способное испепелять и уничтожать всё, что посмеет помешать ему на пути. Александр редко пользовался этим зверем внутри себя, но моменты, когда он всё же это делал, наверное, навсегда останутся в моей памяти. Вообще, несмотря на свой столь юный возраст, он уже обладает невероятной харизмой и магнетизмом. И юноша отлично умеет этим пользоваться. Подобные образы я видел разве что в фильмах, и ни за что бы не подумал, что смогу увидеть наяву. Страшно представить, какой личностью Александр станет лет хотя бы через семь. В мыслях сразу появляется успешный человек, который умеет получать от жизни всё, что ему нужно, не боится никаких преград на своём пути и готов идти по головам ради своих интересов и целей. Таких людей в обществе опасаются, но в то же время ими восхищаются, постоянно оборачиваясь и глядя им в спину. Такие люди способны менять мир, и только им самим дано решать – в лучшую сторону будут эти изменения или в худшую. Такие люди создают историю.       – Отойди, – процедил сквозь зубы я, опасаясь, что через мой голос возможно будет прочитать мои мысли. Юноша нахмурился и ещё пристальнее вгляделся в меня, а я изо всех сил постарался дать отпор и не позволить ему считать то, что творится у меня в душе.       – Wie Sie sagen, mein Herzog von Württemberg*, – произнёс он мне почти на ухо на чистом немецком и отошёл в сторону, освобождая дверной проём. От его шёпота с хрипотцой по телу пробежалась волна мурашек. Пропади же ты пропадом, Александр.       Я не успел задать вопрос, когда он умудрился заучить фразы на немецком языке, причём, учитывая, насколько легко и уверенно данные слова слетели с его губ, очевидно, что он подготовился заранее, возможно даже репетировал. И так же постарался не думать, для каких целей он вообще это делал. Я просто вылетел в коридор, но не успел я сделать и трёх шагов, как моё внимание привлекла персона Чёрного. Афроамериканец сидел один с какой-то книгой в руках.       – А где Красный? – подошёл я к нему и сел рядом.       – В столовой вместе с Жёлтой, – он сложил книгу и посмотрел на меня внимательным оценивающим взглядом с какой-то непонятной ухмылкой.       – Что? – в непонимании уставился я на него в ответ.       – Ничего, – пожал он плечами и снова углубился в чтение. Ну уж нет, одним «ничего» он не отделается. К тому же, у меня имеются к нему вопросы, которые я всё собирался обсудить.       – Мне Жёлтая сказала, что кто-то из вас думает, что я предатель.       – Да? Надо же, а до меня от неё дошла другая, тоже не менее интересная информация.       Вот трепло. Всегда знал, что девушки не умеют держать язык за зубами. Но что это начнёт настолько быстро разлетаться по всему кораблю, я предположить не мог.       – Кто-то ещё знает? – постарался я унять закипающее внутри раздражение и выглядеть так, словно меня ни капли не беспокоит этот вопрос.       – Нет. А, ну и Красный поверхностно.       Прекрасно, ещё и Красный. Удивительно, как Александр ещё не в курсе всего. Или в курсе, и именно поэтому весь день от меня не отстаёт?..       – Значит, не знает только Синий и Оранжевый?       – Ну, получается, что так.       Прекрасно, просто восхитительно. Господи, как стыдно-то. А учитывая спектакли перед Синим, думаю, он первый сделал какие-то умозаключения, так что для него тоже будет совершенно не новость. Если сегодня ночью ко мне явится убийца, я даже не стану сопротивляться.       – И что ты думаешь по этому поводу? – кажется, в прошлый раз Чёрный был на моей стороне, может и сейчас он даст какой-нибудь дельный совет?       – А что я могу думать? Это меня не касается.       Из этого ответа, конечно же, всё так понятно становится. Отличная моральная поддержка. Хотя, если в его лице я убийца, то на какую поддержку вообще можно рассчитывать?       – Вот уж спасибо.       – За что спасибо? Это твой выбор и твоё дело.       – Выбор?! Ты считаешь, это был выбор?! – сдерживать себя становится всё сложнее. Я-то думал, Чёрный более компетентный в подобных вещах, раз он так уверенно мне про это затирал в тот раз, а сейчас он мне говорит про какой-то выбор.       – А что, нет что ли?       – То есть ты серьёзно считаешь, что я сам выбираю, на кого у меня встаёт?!       Мужчина с широко распахнутыми глазами уставился на меня, несколько секунд словно не понимая, о чём я говорю, а потом и вовсе засмеялся.       – Боги всевышние, ты думаешь, я про твои мутки с этим сукиным сыном?!       – А что, разве нет?.. – тут же опешил я. Только не это…       – Чувак, ну ты даёшь. Я говорил про твои расследования, которые ты ведёшь только с Оранжевым и от всех скрываешь, но теперь я ни слова не скажу о том, что мне известно, пока ты мне не расскажешь, что там у тебя встаёт или не встаёт, – Чёрный всё ещё не мог окончательно успокоиться.       Господи, нет-нет-нет, чёрт! Какой же я придурок. Дайте мне ствол или нож, я сам себя прикончу. Захотелось просто сбежать, но остатки гордости не позволяли это сделать, и в итоге я почти без чувств припечатался к креслу, совершенно не понимая, как выкручиваться из сложившегося абсурда. Вот кто меня за язык тянул?! Неужели так сложно было сначала убедиться, о чём идёт речь?! Сейчас у меня одно желание – выйти в открытый космос. Хоть убийства на себя бери и сознавайся.       – Так что, Жёлтая ничего не говорила? – я сделал глубокий вдох и выдох, стараясь привести мысли в порядок.       – Ну, она с утра была какой-то странной, то обычно без остановки о какой-то ерунде болтает, а это всё молчала. Спрашивал, что случилось, отвечала, что голова болит. Я так понимаю, что вчера она у неё не болела? – изогнул мой собеседник бровь и натянул двузначную ухмылку. Не понимаю, кого мне больше хочется ударить по лицу – его или себя.       – Ничего не было.       – Так разумеется не было, у тебя ж не встал, – снова захохотал афроамериканец.       – Катись ты к чёрту, – сдерживая бушующую внутри агрессию, выплюнул я и вскочил с кресла, направляясь к своей каюте.       – Да ладно, чувак, не обижайся, и не парься ты так сильно. Ну с кем не бывает? Ничего страшного тут нет.       Не обижаться? Сначала он давит на больное, а потом выдаёт примитивное «не обижайся»? О, конечно же меня это сразу успокоило, и меня отпустили все внутренние терзания. И правда, чего это я, можно не только не обижаться, но и не придавать значения возникшей проблеме. Нет, чёрт, я не могу не обижаться! Не могу закрывать глаза на то, что происходит со мной! И почему я вообще должен это делать?!       – Ты сидел в тюрьме, – безэмоционально, сухо констатируя этот факт, произнёс я. Судя по тому, что смешки за спиной стихли, Чёрный значительно напрягся. – Ты там тоже не обижался и не парился? – обернулся я и вгляделся в лицо американца. Он сразу же помрачнел и нахмурился. Я надавил на больное? Быть может, вскрыл какую-то старую рану, которую мужчина столько лет пытался забыть? Хотя, плевать. Я устал заботиться о чувствах всех и каждого, игнорируя при этом свои собственные. С меня хватит. Я снова развернулся и открыл дверь своей каюты. Прежде чем тяжёлые металлические ставни с скрежетом закрылись за моей спиной, я услышал низкий серьёзный голос.       – Белый, зайди ко мне после одиннадцати.       Я не смог разобрать интонацию, вложенную Чёрным в произнесённую им фразу. Это была скрытая пассивная угроза? Мой язык однажды доведёт меня до могилы. Вспышки ярости, которые я совершенно не могу контролировать, меня безумно пугают. На Земле я за собой такого никогда не замечал, что начинает происходить здесь? Это сказывается стресс или же наоборот, отсутствие необходимости контролировать свой каждый вдох и выдох? Больше всего на свете я боялся стать похожим на своего отца, но мои порывы, открывшиеся здесь, всё чаще меня очень настораживают. Что, если я на самом деле начинаю сходить с ума? Я теряю контроль над своими эмоциями, своими действиями, своими чувствами. Бывают моменты, когда меня охватывает жгучая ненависть ко всему и к каждому. Или только к себе самому, но это выливается на других? В любом случае, это ненормально. Так быть не должно. Так никогда не было, почему же сейчас происходит? Как мне с этим бороться?..       Я сел на койку, уткнулся лицом в ладони и постарался всё в своей голове разложить по порядку и расставить приоритеты. Мои основные проблемы: отец, убийства, вспышки неконтролируемой ненависти, собственные чувства и влечения. Что из этого является более важным именно на данный момент? Безусловно, это убийца. Вот с чем я должен разбираться в первую очередь. Но как я могу это делать, если я не могу порой держать самого себя в руках?.. Как мне справиться с другим человеком, если я не в состоянии справиться с самим собой? Может, у Синего есть ещё и какие-то методики медитаций?       За всеми этими терзающими душу и разум мыслями я не заметил, как погрузился в беспокойный полудрём. Очнулся я от чувства, что кто-то схватил меня за руку, но когда подскочил, с облегчением или с ужасом обнаружил, что рядом никого нет. На часах ровно одиннадцать вечера. Странно. Есть ли смысл идти к Чёрному? Если логически подумать, не убьёт же он меня в своей каюте. Можно, конечно, оглушить и через вентиляцию перетащить тело в другое помещение, и там прикончить, но вряд ли бы осторожный убийца решился так рисковать. В конце концов, мне надо хотя бы извиниться. Повёл я себя и правда как конченный мудак.       С трудом поборов паршивое физическое состояние, я поднялся и вышел в коридор. Идти к Чёрному было страшно чуть ли не до дрожи в коленях. Пришлось собрать в кулак всё имеющиеся мужество и скрыть все эмоции за маской хладнокровия.       Долго ломиться в дверь не пришлось – афроамериканец открыл сразу же. С порога я изо всех сил пытался понять по его выражению лица, что меня ждёт и к чему готовиться, но не один я умею надевать маску безразличия.       Мужчина кивнул, и я зашёл в каюту. Чёрный уселся в кресло, скрестил руки на груди и уставился на меня, похоже, выжидая, что я первый заговорю.       – Я не должен был это говорить тебе… – начал я подбирать слова для извинений. Начал распинаться в словах сожаления, признавать, что я конченный мудак, и что мне правда очень жаль, если я его как-то задел. Чёрный сидел неподвижно и создавал впечатление огромной угрюмой скалы. На его лице не дёрнулась ни одна мышца от моих распинаний. Неужели всё зря?.. Как я ещё могу загладить свою вину и показать, что я действительно не со зла? В конечном итоге я сдался, потому что правда не знал, что ещё могу сказать. – Господи, Чёрный, какая у тебя, оказывается, тонкая душевная организация! – выпалил я. Нет, ну посмотрите, я тут чуть ли на коленях уже не стою, а ему хоть бы хны. Хоть как-нибудь отреагировать мог бы!       Я уже хотел развернуться и уйти, но вдруг мужчина громко рассмеялся.       – Видел бы ты себя сейчас! – сквозь припадок смеха выдавил он из себя. Я не понял, так он всё это устроил только чтобы посмотреть на спектакль?!       – Чёрный, я не знаю, кто из нас придурок больше – я или ты, – выдохнул я, понимая, что серьёзно эту ситуацию афроамериканец, очевидно, не держит, и ему было просто весело наблюдать за моими жалкими попытками загладить вину.       – Думаю, этот титул заслуженно получит Красный. Ладно, садись, поговорить надо, – кивнул он в сторону кровати. Я послушно уселся на койку.       – Так что тебе Жёлтая наплела? – спросил я прежде, чем мужчина заговорил.       – Она заикнулась про то, что вы работаете над чем-то, где нужен иностранный язык, и, с твоих слов, это может спасти нам всем жизнь. Это правда?       Джессика всё-таки трепло. И что мне сейчас отвечать? У Чёрного, как и у любого из нас, нет никаких доказательств, что он не предатель. Я не могу рисковать и посвящать его в настолько серьёзные моменты.       – Не прими за грубость, но каким образом это касается тебя?       – Значит правда, – хмыкнул он и оценивающим взглядом прошёлся по мне. – Ты меня подозреваешь. И я не могу тебя за это осуждать. Так почему ты удивляешься, что кто-то может не доверять тебе?       – Не доверять – это одно, а подозревать в убийствах – другое. Я не подозреваю тебя.       – Оу, правда? Получается, ты мне не доверяешь. Это потому что я чёрный, а не потому что могу оказаться убийцей?       – Что?! Нет, причём тут это вообще?       – Тогда, может ты мне не доверяешь, потому что я сидел в тюрьме?       – Нет, просто…       – Просто ты предполагаешь, что я могу быть предателем. Так разве это не одно и то же, что и подозревать?       – Нет, потому что подозрение – это выдвижения вины в сторону конкретного человека, а недоверие – всего лишь метод осторожности. Я могу не подозревать конкретно тебя, но при этом и не буду полностью тебе доверять, потому что у тебя нет никакого алиби.       – Хм… – Чёрный почесал подбородок и посмотрел в потолок. – И кого ты подозреваешь?       – Я не знаю… – честно ответил я. И правда, кого? Синего, с которым я ночью тайком по кораблю разгуливаю? Красного который, оказывается, имеет почему-то полный доступ к управлению кораблём? Чёрного? Александра? Жёлтую?.. Среди всех этих людей нет ни одного человека, которого я готов был бы назвать убийцей. А убийца точно есть. Но я не могу разбрасываться обвинениями направо и налево.       – А кому не доверяешь?       – Всем.       – Прям уж так всем? – Чёрный снова посмотрел на меня, приподняв одну бровь.       – К чему ты клонишь?       – Ты не доверяешь Оранжевому, но при этом вы вдвоём нашли какие-то зацепки, но скрываете это от всех. Ты не доверяешь Красному, но как только тот позвал тебя в управление, о да, я знаю об этой истории, ты сразу же побежал вместе с ним. Ты не доверяешь Синему, но почему-то после первого убийства, когда он пришёл ночью к тебе с ножами, ты пошёл за ним. Ты не доверяешь Жёлтой, но при этом даёшь ей находиться в курсе того, что ты делаешь. Ты не доверяешь мне, но когда тебе становится морально тяжело из-за неразберихи в собственной голове, осознанно или нет, бежишь ко мне. Так кому ты здесь не доверяешь, расскажи мне. Призракам? – Я вздрогнул от упоминания покойников. А с такими темпами я и правда очень скоро снова с ними встречусь, как они и обещали… – Тебе уже наконец стоит выбрать сторону и определиться, кто здесь тебе враг. Ты можешь откладывать этот выбор сколько угодно, но может оказаться однажды так, что перед тобой будет стоять два человека, и один из них будет предателем, и каждый станет убеждать в своей невиновности. Допустим, кто-то окажется убедительнее, и ты сможешь принять решение. Но что ты будешь делать, если эти два человека начнут говорить, что убийца – это ты? Ведь у них точно так же не поводов тебе доверять.       – Я не знаю…       – Тебе стоит начать серьёзно задумываться о том, что не все люди будут тебе слепо верить. Пора выбирать сторону и делать ставки – кто может оказаться другом, а кто врагом. Друзей держать ближе, врага дальше.       Чёрный поднялся с кресла, я тоже встал с койки. Полагаю, наша беседа на сегодня окончена.       – Ты считаешь меня врагом? – спросил я возле дверей.       – У меня нет пока причин считать тебя другом. Дружба не берётся на пустом месте, приятель. Её нужно заслужить.       – А что, если ты ошибёшься? Будешь считать кого-то другом, а он в итоге вонзит тебе нож в спину? Ты правда готов так рисковать?       – Жизнь – это русская рулетка. Это постоянный риск. Ну а кто не рискует, тот, как известно, не пьёт шампанское.       – А что насчёт Красного? Ты считаешь его другом?       – Я считаю, что этот придурок не может быть убийцей.       – Так ты доверяешь ему?       – Да.       Только когда я вернулся в свою каюту, начал переваривать всё услышанное. Возможно, суждения Чёрного логичны, возможно, они и правда могут спасти ему жизнь, вот только во всём этом было одно огромное грязное пятно, о котором афроамериканец совершенно не подозревает.       – Я смотрю, ты очень хорошо сдружился с Чёрным.       – Дружба – слишком громкое понятие. Это всего лишь стратегия выживания. Мы постоянно держимся вместе, следовательно, если меня убьют, будет понятно, кто конкретно это сделал.       – И тебя не беспокоит то, что тебя может убить не Чёрный, но мы, по твоей стратегии, выкинем из корабля именно его?       – Я же буду мёртвым, так какая мне разница?