внутри меня идёт война

Я с начала не поверила словам Годунова и посчитала их глупым розыгрышем, но взглянув в враждебнонастроенные лица бояр, поняла, что сейчас не время для шуток: — Это вы так считаете? — сделав ударение на "вы", гордо выпрямилась я и скрестила на груди руки, пытаясь показать всем видом, что не планирую атаковать и собираюсь всё закончить мирно. Годунов кивнул. Я разразилась едкой улыбкой: — А не много ли ты на себя берёшь, Борис Фёдорыч? — На то воля божия, — тоже крепясь, выпалил он: — Так волей божеей на земле государь Иоанн повелевает, никак не ты, — я страшно зыркнула глазами, что Годунову и вправду не по себе стало, — Или ты зуб на волю государеву точишь? — язвительно приподняв бровь, спросила я. Борис не дёрнулся: — Мы требуем, чтобы ты ограничила власть свою или же совсем её лишишься, — такой стеклянный и требовательный тон выводил меня из себя. Я не выдержала и, приблизившись к Годунову прошипела: — Ты не забыл, благодаря кому здесь находишься? Кто тебя в люди то вывел? А?! — меня раздражал тот факт, что сейчас от одного моего слова могла зависеть судьба огромного государства, мира и всей истории в целом, а какие то недотёпы пытаются ограничить меня во власти моей: — Да это когда было то? — безэмоционально спросил Годунов, — Больше потыкать ничем не можешь как, что нас в должностях повысила. Велика заслуга! Я б и сам... — "Ты бы и сам" сейчас на висельнице бы качался из страны в сторону. Умник... Да одно моё слово и вы все будете на эшафоте лежать брюхом к верху, — эмоции так и продолжали брать надо мной верх: — Повторяю, либо ты заканчиваешь со своими выкрутасами, или же лишаешься всего! Думай, что тебе важнее. Всё-таки негоже это, чтоб девка всем заправляла, — я уже хотела врезать по самое не могу этому прохендею, но почувствовала как на моё плечо опустилась рука: — Что, братцы, хотите волию её ограничить? — насмешливо спросил вовремя подоспевший Басманов и обнял меня за плечи, — Не дождётесь, она сама вас здесь быстрее всех перевешает, — а потом резко сменился в тоне и уже угрозой проговорил, — А не перевешает, так я этим займусь, — и устрашающе глянув на бояр пропал среди деревенских домов. Я, радуясь произведённому эффекту, задрала голову ещё выше и выгнула бровь, в ожидании реакции бояр. Те поклонились мне и даже Борис не остался в стороне. Я улыбнулась, и от нахлынувших эмоций сжала мешочек с жабьями костями, который смог уже пригреться в моих руках. Если бы я знала, что в этот момент наблюдали за мной... Недалеко от места происшествия расположился уставший с дороги князь Серебряный, который как раз к моему появлению, вышел проведать лошадёнку свою. Его стремяной крутился где-то неподалёку, когда тот спросил у него: — А что это за девица и зачем вокруг неё Федька Басманов крутится? — Михеич посмотрел в сторону, в которую устремил свой взор Серебряный, и удивился: — Не уж то вы её не помните? — получив неодобрительный взгляд своего господина, стремяной тут же поддался рассказу: — Мы когда на пиру у царя гуляли, так она со своей сестрицей в приближённых сидела, — князь удивился ещё больше: — Сестра?! — Да-да. Чуток поменьше её будет, младшенькая, — Никита Романович напряг извилины и в его голове возникли воспоминания о пире: "Вот он пришёл в дорогие залы и дивился разным вкусностям, наготовленными царскими поворами. Осмотрев помещение и угощения, взор устремился на важных людей, которые восседали недалеко от государя. Вот Вяземский, вот царевич... А это кто?! В окружение почти самых важных лиц сидели две молодых девицы: одна с величественной осанкой и цепким взглядом, а другая вертелась из стороны стороны и глядела наивными глазками. Вокруг них собрались все сливки опричного общества и даже думные бояре подходили к ним и приветствовали поклонами. Они всё шутили и слушали пьяные разговоры Вяземского, которые вызывали у них лишь умиление. Сам Иван Иванович был не против развеселить девушек и принимал активное участие в беседе. Вот и Годунов подоспел... Что же это? Он кланится им целует ручку. Да кто они такие, что бы к ним было такое отношение?! Неужто царицы будущие иль родственники Иоанна? Но вот взгляд одной из них, по старше, приметил Никиту Серебряного. Девушка посмотрела на него долгим изучающим взглядом. От властности глаз этой красавицы князь опешил и слегка поклонился ей, сам об том не ведая. Девушка удовлетворительно улыбнулась и её внимание полностью переключилось на подоспевшего Фёдора Алексеевича". Никита Романович понял, с кем тогда на пиру повстречался и стал слушать рассказ Михеича: — Очень важная фигура при дворце. Царь её советы слушает, внемлит ей, а уж как привозносит! Сделал её заведующей библиотекой, так она с такой власти то и порядок новый учинила. Её боятся при дворе многие, ведь достаточно грозна и властна характером. Она пользуется особой любовью у опричников, от того и величают "Подругой опричной", с царевичем дружбу водит и самое главное, что пользуется доверием у государя. Поговаривают, она и её сестра измену во дворце извели, за то царь и величает! — А от куда они взялись то, девицы эти? — спросил князь, смущённый скепцизмом этому рассказу: — Да кто их знает! Но точно приехали из заграницы, — отвечал Михеич: — Получается русского не знают? — Что вы, князь! Получше некоторых болтают, да ещё смели и порядкам новым учить, — Серебряному не понравилась последняя характеристика про нас и он недовольно поморщился, — Ну, голубчик, не тушуйся! Много хорошего они смогли для Руси то сделать и много кого от казни царской уберегли, да подняться всякому помогли, — Никита выпрошающе посмотрел на слугу, — Да вот хотя бы Борис Фёдорович Годунов! Если бы не они, неизвестно где б он сейчас был... Уж больно он им душу своими лживыми речами пробрал, — князь грозно зыркнул на слугу, что тот поклонился и ушёл куда глаза глядят. Серебряный, сдвинув брови, стал думать как теперь относиться к новым знакомым и как к ним обращаться.