Спасение во тьме

— Глава Ордена на нашей стороне! Он и его шисюн приведут нас к победе! — Великие Герои Юньмэн Цзян! Саньду-Шэншоу, самый молодой Глава Ордена, и Старейшина Илин, магистр дьявольского культа!       Как же давно исчезли эти восторженные крики. Цзян Чэн вспоминает их с лёгкой улыбкой, наблюдая за тем, как маленький Цзинь Лин играет с мёртвой служанкой. Удивительно, но этот маленький пройдоха мог вывести из себя даже мёртвых. По крайней мере, так говорил Вэй Усянь, который не понимал, почему состояние мертвецов так неспокойно после их общения с племянником. — Глава Цзян? — рядом неслышной тенью замирают адепты в фиолетовых одеждах. Вид мертвецов их давно не удивляет. — Прибыли делегации из Ланьлина и Гусу. — Проводите их в главный зал и позовите Вэй Усяня. — Сянь-Сянь вернулся? — маленький мальчик тут же подскакивает и бежит в сторону дяди. — Идём скорее к нему! — А-Лин, — строго молвит Цзян Чэн, пока Цзинь Лин очень настойчиво дёргает его за край верхних одеяний. — У тебя есть ноги. Так что пока я их тебе не переломал, ходи сам.       Он круто разворачивается и следует в главный зал, стараясь делать вид, что цепляющийся за ногу племянник ему ничуть не мешает и медленнее он идёт совершенно не из-за этого. — Почему ты мне не сказал, что дядя Сянь-Сянь вернулся? — недовольно бухтит мальчик. — Потому что. — Дядя! — каприза в голосе столько, что Цзян Чэн всерьёз опасается, как бы А-Лин не разревелся, оглушив половину Пристани Лотоса своими криками.       Слуги раскрывают перед ними двери, пропуская в залу, где стройными рядами стоят свиты в золотых и белых одеждах. Цзинь Лин, уже успевший отцепиться от его ноги, вдруг становится медленнее улитки, смущенно и испуганно поглядывая то на строгое лицо старшего, то на напряжённые спины впереди. — Ты отдашь меня дяде Яо?       Цзян Чэн останавливается и задумчиво смотрит перед собой. Цзинь Гуанъяо, чувствующий затылком холодный взгляд, передёргивает неуютно плечами, но не оборачивается. — Запомни, Гуанъяо. Если я узнаю, что А-Лин пострадал, будь то содранные колени или дурной сон, я переодену его в пурпур.       Нынешний Глава Ордена Цзинь строит скорбное и даже испуганное лицо, понимающе кивая, пока в его голове уже красиво выстраивается план по изгнанию маленького законного наследника из Ланьлина. Саньду-Шэншоу, стоящий от него в ничтожном метре, щурит по-змеиному глаза и будто читает его мысли, продолжая свои речи: — Его и весь твой орден. — Нет. Побудешь ещё несколько недель в Юньмэне.       Счастью малышни нет предела. Ещё столько времени он сможет пробыть в Пристани Лотоса, где на тёмных водах красиво распускаются нежные цветы, где живут дядя Вэй и дядя Цзян, с одним из которых можно плавать в чистых прудах, стрелять по фазанам и целый день играть, а за вторым ходить маленьким хвостиком, гордо задирая носик, когда мимо проходящие адепты кланяются в знак почтения, и которого можно выпросить покатать на Саньду.       Самый могущественный Орден Поднебесья Юньмэн Цзян под куполом защитной тьмы, где свободно гуляют мертвецы и веселятся люди.       Саньду-Шэншоу подходит к трону в виде лотоса, оборачивается к гостям и кланяется им на грани приличия. Недостаточно глубоко, но кто посмеет высказать своё недовольство? Одним слитым движением он садится, подпирая голову рукой и оглядывая Лань Сиченя и Цзинь Гуанъяо равнодушным взглядом. Хищник, знающий, кто здесь царь зверей. Адепты становятся по бокам в обе стороны, глядя исподлобья, угрожающе, словно одно неверное дыхание в сторону их Главы, и они оголят оружие. Колокольчики духа на их поясах молчат. — Глава Ордена Цзян, — с лёгкой улыбкой молвит Сичень, хотя в его глазах застыла настороженность. Он переживает не за свою шкуру, а за своих людей, и это вызывает в Ваньине уважение.       Тьма клубится около ног Цзян Чэна, словно послушный пёс, трепетно обводит контур трона в виде лотоса, предостерегающе щипает чужаков за края лент и смеётся им в затылок ледяным дыханием. Послушно отступает, стоит только руке с Цзыдянем раздражённо махнуть в сторону.       Несмотря на то, что весь их Орден был пропитан иньской энергией, несмотря на то, что его шисюн являлся магистром дьявольского культа, Цзян Чэн никогда не использовал тёмную энергию, пусть та и любила его, будто жена супруга, и в экстренной ситуации никогда не отказывала в помощи, хотя Вэй Ина и не было рядом. Последний долго смеялся и спрашивал, кого же из них ему ревновать.       В Ордене Цзян использовать Тёмный путь позволялось совсем небольшому количеству людей, вопреки слухам. И то лишь тем, кто помогал Старейшине Илин с его экспериментами, а точнее с их последствиями. Тьма полностью подчинилась хозяину Пристани Лотоса и Вэй Усяню, стала нерушимой защитой для Юньмэна. Они отлавливают отступников меча и скрывают в темницах. Что с ними творится дальше никто так и не знает, но количество небылиц по этому поводу растёт просто в геометрической прогрессии. Люди боятся, но не признать того, что количество тёмных заклинателей становится меньше, не могут.       После Аннигиляции Солнца два героя вернулись на руины своего дома, где нормальная жизнь не представлялась возможной: нечем было питаться, негде было спать и даже банально укрыться от непогоды. Их люди, вымотанные войной, смотрели на своего совсем молодого Главу с надеждой и лёгкой обреченностью. На своего молодого Главу, который прогибался под напором общественности, но вставал из чистого упрямства, не смея опуститься на колени и опозорить память предков. Орден Цзян мечтали подавить, как бы они там не проявили себя во время войны. Цинхэ и Гусу сохраняли нейтралитет, зализывая свои раны и закрывая глаза на чужие проблемы, Ланьлин погряз в дрязгах и крысиных заговорах, подливая масло в огонь на мелких советах, где судачили о потерявшем былую мощь Юньмэне. Гуаншаню очень не нравилось, что в руках Цзян Чэна такое опасное оружие. Была даже попытка переманить Усяня в золотой Орден, после которой он пообещал закопать старого похотливого лиса по подбородок в землю, если тот хоть краем одежд пересечёт территорию Юньмэна ещё раз без дозволения Ваньиня.       Цзян Чэну казалось, что он сломается, как щепка. Просто в какой-то момент не выдержит; не прогнётся, нет, просто лопнет где-то в районе груди, разлетится на тысячи осколков, и собирать Орден окажется некому. Но Вэй Ин всегда оказывался рядом, подставлял привычно плечо и опирался сам, когда не мог совладать со своими новыми силами. Писал книги о тёмной энергии и за баснословные деньги продавал в хранилища других Орденов. Конечно, он описывал лишь то, что пойдёт на благо людям и никак не повредит защите Юньмэна. На эти деньги они легко смогли хотя бы с чего-то начать, закупиться припасами и переждать первую зиму.       Вэй Ин был живой, родной, пышущий лукавством и уверенностью. Они грелись по ночам друг об друга, потому что одеяла тонкие, а внутри Усяня не было ядра, чтобы согреть его тело.       Им было сложно найти общий язык, когда один стал вдруг Главой, а другой ступил на незнакомый доселе путь. Но они сталкивались вновь и вновь, пытались оторваться, но чем дальше отходили, тем сильнее потом впечатывало друг в друга. И чаще всего это было больно… Но лечили душевные раны они уже в пьяных объятиях. — Вы же братья, — всегда говорила Яньли. — Вы любите друг друга и не должны бояться этого.       Но это было сложно, не бояться, когда все вокруг против них. И дорогого стоило это возведение стен.       Все преграды рухнули, когда их выдернуло из вороха проблем известие об убийстве сестры и её мужа. В этот момент началась точка отсчёта, как казалось многим. Но это было ложью. Словно снежный ком, катящийся с горы, набирающий объём и массу, всё началось с того момента, как догорел последний лотос на рукавах адептов сожженной Вэнями Пристани.       Вэй Ин промозглой ночью на третий день после трагедии тяжёлой поступью проник на территорию Ордена Цзинь, прошёл ледяным ужасом мимо замершей охраны и убил почти всех Старейшин золотого Ордена вместе с Цзинь Гуаншанем, который, как выяснилось, играл немаловажную роль в планировании убийства Яньли. Видите ли, не чета она его сыночку даже после свадьбы и рождения наследника. Только вышло так, что в итоге пострадал и сам Цзысюань.       Вэй Ин забрал спящего Цзинь Лина, гробы Цзысюаня и Яньли и вернулся в Орден, сумев не разбудить малютку по пути. — Глава Цзян точно на нашей стороне! Его шисюн совсем распоясался, будто не знает, какую беду навлёк на Юньмэн Цзян. Он ни за что не примкнёт к Старейшине Илин и поможет нам свергнуть его с этой проклятой горы!       Как же они ошибались. Цзян Чэн, потонувший в горе от утраты ещё одного близкого человека, смеялся над их тупостью и принял решение пойти на всё ради спасения и защиты того, что имел.       Он потребовал от Ордена Цзинь огромные выплаты за смерть своей сестры, добрую часть плодородных земель и доходные торговые связи. И делал это даже не столько из выгоды, сколько из мести и желания показать каково это, оказываться резко никем. — Если бы я знал, сестра, что то была наша последняя встреча, — глядя на хладное тело прекрасной девушки, шептал роняющий слёзы Ваньинь. — Я бы никогда не отпустил твоей руки.       Вэй Ин рядом с ним в траурных белых одеждах укачивал на руках кряхтящего ребёнка, навеки оставшегося сиротой. — А-Чэн! Всё веселье опять началось без меня, — двери в главный зал распахиваются порывом ветра.       Молодой мужчина с красивым лицом, облачённый в тёмно-алую мантию, входит, перебивая доклад Гуанъяо о количестве привезённой дани.       Нет, Цзян Чэн не мнил себя вторым Орденом Вэнь и никого насильно не принуждал платить себе, но те делали это по собственной воле, так как тогда заметно уменьшались набеги тёмной нечисти на их земли, а иногда Старейшина даже играючи помогал на Ночных Охотах. Они сами выбрали это, сами навлекли на себя страх и сами когда-то отвернулись. — Ты сам вечно опаз… — Сянь-сянь! — А-Лин, играющий неподалёку от лотосового трона, мигом подскакивает и бежит к своему обожаемому дяде, которого он так долго не видел. — Цзинь Лин, где твои манеры? — устало выдыхает Цзян Чэн.       А-Лин, уже с рук Вэй Усяня, показывает ему язык и тут же прячет личико в изящном изгибе шеи, где-то средь густого шёлка волос.       Цзян Чэн угрожающе сжимает кулак, а после просит продолжить доклад.       Вэй Ин мягко журит племянника, чтобы тот не пропускал наставления дяди мимо ушей, но обнимает не менее крепко. Удивительно, что шалопай не примчался к нему, как только тёмный заклинатель сошёл на пристань с лодки. Как подозревает сам Усянь, здесь не обошлось без кое-кого очень заботливого и очень вредного, давшего ему возможность отдохнуть после долгой охоты. Вэй Ин и Цзян Чэна-то ещё не видел до этого момента. Хотя тот сон, в котором кто-то беспрепятственно проник в комнату, где он отсыпался, наклонился, убрал с лица спутанные волосы и поправил одеяло, навевал на мысли.       Вэй Ина затапливает нежность, стоит только ещё не до конца проснувшемуся сознанию вспомнить об этом, он крутится вокруг своей оси с племянником на руках, создавая впечатление чёрно-алого вихря с золотой серединой, а после отдаёт А-Лина Вэнь Нину. — Мы с тобой обязательно поиграем, как только я заберу А-Чэна с этого скучного собрания заклинателей.       Где-то возмущённо задыхаются павлиньи адепты.       Вэй Ин буквально плывёт к трону, стараясь быть прилежным под внимательным взглядом серых глаз, от которого становится жарко. Он уже предвкушает, как приблизится на непристойное расстояние, вдохнёт тёплый запах, может даже сумеет незаметно провести по гладкому пучку и горячей шее, но его вдруг хватают за руку, вырывая из сладких дум: — Вэй Ин.       Ванцзи, как всегда богоподобно прекрасный в своих белых ханьфу, отпускает худое запястье, будто только сейчас осознаёт что сделал, и смотрит так пронзительно-взволнованно. Даже ледяной аурой не веет. — О, Лань Чжань, — ровно отвечает Усянь, стараясь не перебивать доклад вновь и не привлекать много внимания, зная, как его шиди на дух не переносит Второго Нефрита. — Как там А-Юань? Ему не наскучили ещё Облачные Глубины?       Ханьгуань-Цзунь едва заметно поджимает губы, но кивает, давая понять, что мальчик в порядке и не стоит беспокоиться. Это всё, что тебя волнует? — бьётся в голове загнанной в клетку птахой мысль. — Ему нравятся Облачные Глубины. — Мне его не понять, — тёмный заклинатель машет рукой, уже хочет продолжить путь и дойти наконец до того, по кому соскучился, чьи фантомные прикосновения снились в забытье, не давая потонуть во тьме, но Лань Ванцзи загораживает ему путь и заставляет отступить назад, будто огораживая от Цзян Чэна, считая его вселенским пороком и предателем. — Вернись со мной в Гусу.       В золотых глазах столько отчаяния и мольбы, что заметно не только Лань Сиченю, беспокойно посматривающему на эту парочку.       Вэй Ин мигом напрягается и перестаёт походить на того подростка из воспоминаний. На его устах больше не расцветает игривая улыбка, он не тянет руки, чтобы нарушить личное пространство, не затевает шалости. Старейшина Илин предстаёт перед Вторым Нефритом во всём своём великолепии.       Тени в углах начинают возбуждённо шевелиться, подбираясь к хозяину текучими движениями. В помещение ощутимо темнеет, к оконным рамам прилипают мертвые лица, белёсыми глазами наблюдая за немой сценой, ожидая приказа и нетерпеливо стеная. Воздух почти звенит от напряжения. — Ханьгуань-Цзунь, — раздаётся резкий голос за спиной Нефрита. Последний каменеет, но поворачивается к Главе Цзян, деланно спокойному, но плохо скрывающему искры молний от кольца. В его взгляде за тонкой коркой льда тысяча бурь. — Уже в который раз вы желаете забрать моего адепта в свой Орден. Неужели его методы до сих пор так противны, что вы все ещё надеетесь подвергнуть его наказанию? Или может хотите повторить ошибку Цзинь Гуаншаня? — Гуанъяо незаметно накручивает на пальцы тонкие лески, крепко сжимая челюсти. Его адепты судорожно сжимают рукояти мечей, пока люди в фиолетовом стеной появляются прямо перед носом. — Или… — Цзян Чэн делает паузу, нагнетая, не поворачивая головы смотрит на подошедшего Лань Сиченя. — Прямо здесь хотите объявить нашему Ордену войну? — Это не так, — кулаки под белыми рукавами сжимаются до побелевших костяшек. Лань Чжань осознаёт свою ошибку. Бесполезно разговаривать с Вэй Ином, пока рядом Саньду-Шэншоу. — Тогда я не желаю ещё раз слышать подобное. Вэй Усянь — мой адепт и законный супруг, потому не пытайтесь больше «пригласить» его в Облачные Глубины, коль он этого сам не желает.       Он обходит застывшую фигуру и подходит к Вэй Ину: — Ни минуты без приключений?       Алые радужки не гаснут, но Усянь расплывается в улыбке и встаёт так близко к мужчине, что грудью почти касается его тела, а лица — губами. — Пойдём. Надо закончить это скорее.       Цзян Чэн обхватывает музыкальные пальцы Усяня, тянет и ведёт его по ступенькам наверх, усаживая на трон, словно самую прекрасную барышню. Вэй Ин подхватывает эту показательную игру, легко забывая свой угрожающий настрой. Он вальяжно раскидывается на троне, обводит взглядом своих зрителей лишь мельком, задерживаясь на адептах Цзян, позволяя им отступить от людей Ланьлина, чтобы после обратить всё своё внимание на Цзян Чэна, который стоит рядом и сверяется с записями заместителя о пересчёте привезённого с докладами Лань Сиченя и Цзинь Гуанъяо. — Прошу простить моего брата, Глава Цзян. Мы ни в коем случае прибыли сюда не ради войны, — Хуань тянет на губы улыбку, кланяется и старается закрыть собой Лань Ванцзи.       Не трогайте его. Только не его.       Лань Чжань смотрит на Вэй Ина и не может поверить в своё несчастье. Это он должен был вести его за руку и усаживать на любой трон мира, это он должен был чувствовать на себе восхищённый взгляд, это он должен был остановить его тогда.       Хочется поймать серебристые глаза, хочется рассказать, как сильно бьётся сердце в груди и как болят от этого рёбра. — Я считаю тебя другом, Лань Чжань, — заклинатель стоит к нему спиной. — Считал. — Вэй Ин! — Я просил тебя о помощи. Просил, когда мой Орден пал. Просил, когда заболел Цзинь Лин… Он был так слаб. Просил, когда хотел защитить остатки Вэней. Я готов был встать на колени и отстроить любую защиту Гусу, сделать что угодно, лишь бы вы помогли нам. Но ты не смог пойти против правил, против каких-то Старейшин и дяди, ты даже не пытался переступить через свои принципы. И теперь я не собираюсь переступать через свои, — Усянь оборачивается и даже не смотрит на него. — Твой Орден поднял против меня мечи, когда мою сестру убили. Отойди с дороги. И не появляйся на ней больше никогда. Воспитай хорошего заклинателя из А-Юаня и не разочаруй меня хотя бы в этом.       Наверное, ему просто повезло, что Сычжую так понравился Орден Лань и он попросил учиться там, когда Вэй Ин ещё не сошёл с Луаньцзан, а в Юньмэне было некому и некогда заниматься ребёнком, которому пора было начинать развивать золотое ядро. Этот мальчик стал той единственной частичкой Вэй Ина, что осталась рядом с ним, пока сам мужчина находился в объятиях другого. — Глава Ордена Цзян и Старейшина Илин встали на одну тропу самосовершенствования? — с натянутой улыбкой Гуанъяо озвучивает повисший над головами после брошенных Цзян Чэном слов вопрос.       Вэй Ин начинает светиться, похлеще полуденного солнца, любовно оглаживая колокольчик духов на своих коленях: — Да, мы совершили поклоны в Храме Предков около трёх месяцев назад. Юньмэн закрыт для посторонних, потому на наш праздник мы не стали кого-либо приглашать.       Цзян Чэн хмыкает себе под нос. Его новоиспеченный супруг закатил такую пьянку на всю Пристань Лотоса, что даже мертвецы разбежались от горланящих пьяниц.       Ванцзи не верит, смотрит то на улыбающегося Вэй Ина, то на Цзян Чэна, поднявшего от бумаг глаза на него в ответ. В его глазах триумф. А внутри Лань Чжаня со звоном что-то ломается. Он обращает внимание на одежды Вэй Ина, приглядываясь к незначительным деталям. Теперь это не исхудавшие накидки, а дорогие шелка чёрного цвета, красиво контрастирующие с молочной шеей и руками, алая вышивка больше не рисует языки пламени, она закручивается в цветы лотоса, красиво течёт по рукавам, а на полах ханьфу виднеется чешуйчатый хвост. Ванцзи предполагает, что на спине у него располагается дракон.       Так у него давно не было шанса.       Все наивно думали, что между героями Юньмэна крепкая братская связь и общее горе, но, видимо, всё оказалось куда глубже.       Усянь видит, как после его слов на лицах многих ярко проступают эмоции. Неверие, удивление, отвращение, отчаяние. О, он знал, что так и будет. Их никогда не примут. Одни против всего мира. И одни над ним.       В волосах Цзян Чэна заколка Верховного заклинателя.       Стоило только Юньмэну снять траур по деве Цзян и Цзысюаню, как прибыла весть о том, что в сторону Пристани движутся войска. Гусу Лань, Ланьлин Цзинь, Цинхэ Не и другие кланы решили повторить подвиг Аннигиляции Солнца. Но они верно позабыли, кто в действительности склонил чашу весов в их сторону на той войне.       Усянь смеялся до колик в животе, когда адепт передал письмо, где им предлагали сдаться без боя. А после поднял Чэньцин и заиграл тоскливую и протяжную мелодию.       Это была траурная песня, которая несла за собой погибель. — Раскрыть лотос! — кричит Цзян Чэн и заклинатели встают в круг, чтобы поднять над Пристанью защитный купол, сверкающий пурпуром. Цзыдянь послушно ложится кольцами возле ног, а они с братом встают на Саньду.       Возникает какое-то дежавю, когда корабли противников движутся по воде в их сторону. Вэй Ин поворачивает голову в сторону Цзян Чэна, в глазах которого отражаются огни и печати нападающих, лёгкое отчаяние и полное осознание, что назад дороги не будет. Как быстро им пришлось повзрослеть. — Я рядом, — шепчет он. — Я знаю, — легко отвечает Ваньинь.       Усянь чувствует, как его ледяные пальцы сжимают на мгновение, и расслабленно выдыхает.       Сирены, гули, водные твари. Вэй Ин призывает всех. Вода будто сама становится живой от количества трупов в ней. Синеватые руки с обломанными когтями поднимаются, чтобы утащить в пучину любого несчастного и оставить в какой-нибудь пещере болтаться под потолком разбухшим болванчиком. Огромное тёмное существо с длинными конечностями, похожими на осьминожьи щупальца, топит лодки одну за другой, пробивает их корму, играясь, словно ребёнок с деревянными игрушками. Палубы окрашиваются в багрянец, пока заклинатели в разномастных одеждах пытаются отбиваться от нечисти. — Вы ублюдки! Пошли по столь мерзкому пути и учиняете беспредел! — кричит кто-то снизу в истерике.        Цзян Чэн видит этого несчастного со своего меча, но в душе нет и капли сочувствия. Даже когда из живота неизвестного вываливаются кишки и их сжирает пробегающее мимо существо. — Вверх! — разъярённым медведем командует Не Минцзюэ, осознавая, что на воде у них нет и шанса. — Боевая готовность! — вторит адептам в фиолетовом Саньду-Шэншоу. Они просто не дадут им подняться. — Сможешь сам здесь побыть? — Хочешь повеселиться? — отрываясь на мгновение от игры, чуть ли не мурлычет Вэй Ин, демонстрируя алый взгляд. Его фигуру окутывает беспроглядная тьма, поднимая с меча брата, и он отлетает от него немного в сторону.       Цзян Чэну самому кажется, что он превращается в безумного, когда громко смеётся, раскидывая Цзыдянем противников. Его руки по локоть покрывает кровь, всё становится каким-то неестественно ярким и живым одновременно. Эта картина была прекрасна своим ужасом и жестокостью. — Саньду-Шэншоу! Цзян Ваньинь! — Лань Сичень, судя по всему, раненый в плечо, замирает в опасной близости к мужчине на Шоюэ. Его белые одежды сейчас почти сливаются с окружающим их хаосом, заляпанные и оборванные. — Остановитесь! — Зачем? — усмехается Цзян Чэн. — Чтобы мой Орден снова уничтожили, а адептов убили? Чтобы моего брата убили без шанса на перерождение? Чтобы А-Лин остался один в этом мире? Как вы посмели, дорогой Цзэу-Цзюнь, промолвить такие слова в мою сторону. — Вы же никогда не отмоетесь от этого чудовищного момента! — Ну и пусть! — надломленно кричат ему в ответ. — Пусть я убью всех вокруг, но буду счастлив. Вы никогда не думали о других, лицемеры, теперь я не буду думать о вас.       Лань Сичень задыхается безысходностью, с горем смотрит на всё вокруг. Его люди падают замертво, где-то там его брат возможно из последних сил играет на лопнувших струнах гуциня, побратимы и вовсе исчезли из вида.       Цзян Чэн позволяет себе не отводить взгляд и смотреть на своё отражение прошлого. — Не оставляй спину отрытой. Здесь столько крыс, — совсем рядом шепчет могильный голос брата. Спина к спине они парят над полем боя, пока лучи рассвета расписывают небо в алый. — Им конец.       Чэньцин начинает испускать возбуждённые потоки тёмной ци, стоит только Старейшине вспомнить об этом дне. Саньду одобрительно вторит ей. Сколько же крови они тогда выпили. Присутствующие содрогаются и послушно склоняют головы, не смея больше так дерзко демонстрировать своё отношение. — У нас одно сокровище на двоих, — шепчет Усянь, подходя к своему шиди сзади, обнимая поперёк груди и касаясь того места, где жарко пульсирует золотое ядро.       Орден — думают все.       Жизнь — оказывается в действительности.