за чертой

хисока плавно проводит языком по ложбинке меж ягодиц иллуми, и золдик чуть ли не задыхается, когда чувствует влажный жар, обдающий его тонкую чувствительную кожу. — гхм, хисока, — сдавленно хрипит иллуми в подушку, — еще раз. мороу в ответ лишь хмыкает и вновь принимается нежно ласкать любовника. язык хисоки чувственно и жарко скользит по чужому сфинктеру, обводит его вокруг, и это заставляет золдика высоко коротко стонать в подушку и до легкой боли в пояснице прогибать покрытую блестящими бусинками пота бледную спину. когда мороу проникает кончиком языка внутрь, а после прижимается к сжатому анусу губами, иллуми вскидывает бедра и стыдливо, громко вскрикивает. тело золдика охватывает мелкая дрожь, он сжимает онемевшими пальцами подушку и пытается отдышаться. — ты так чувствителен, сладкий, — вкрадчиво шепчет хисока, после оставляя невесомый поцелуй на ягодице иллуми, — хочешь, я продолжу? тебе ведь это так нравится. — пожалуйста, хисока, — всхлипывает иллуми, — пожалуйста. мне будет очень хорошо. возбуждение вспыхивает с новой силой где-то в нижней части живота мороу. зрачки заслоняют желтую радужку глаз, и зрение хисоки начинает туманиться и плыть. он обожает, когда луми так разговаривает с ним во время секса. обожает, когда тот теряется в возбуждении и позволяет себе наконец сбросить маску отчужденного безразличия и показать свою, с совершенно извращенной точки зрения, милую и такую очаровательную подноготную. хисока вновь опускается к заднице иллуми и принимается вылизывать ее, словно сошедший с ума от голода щенок. он скулит, когда его язык ласкает золдика изнутри, потому что осознает, что для него нет большего удовольствия, чем с позорным извращением уткнуться лицом меж округлых ягодиц иллуми и буквально пожирать его. луми слышит, как мороу громко, пошло и влажно причмокивает, когда буквально целуется с его задницей, и это заставляет золдика плакать от так внезапно и тягостно навалившейся на него новой волны возбуждения. — хисока, — надрывно выстанывает иллуми, — хисока, хисока, хисока! — срывается на крик, не имея больше сил держать себя в руках, — пожалуйста, прошу тебя, хисока… мороу останавливается и поднимает голову. его измазанные слюной щеки и подбородок слабо поблескивают в холодном свете лампы. хисока вытягивается во весь рост, стоя на коленях, и с минуту любуется совершенно растерзанным под ним иллуми. бледная чужая спина замерла в таком похотливом в своей изящности изгибе, тонкие руки обняли подушку, черные шелковистые волосы разметались по лопаткам в прекрасном беспорядке. интересно, какое сейчас у иллуми лицо?.. хисока легко переворачивает дрожащего любовника на спину, и вновь замирает, не смея оторвать свой взгляд от открывшейся картины. обычно безразличные глаза золдика сейчас были чувственно прикрыты, а где-то на их глубоком дне сияло звенящее желание. впалые щеки, измазанные в соленых слезах, горели вишневым цветом. к высокому лбу прилипли темные тонкие волоски. искусанные раскрасневшиеся губы, с которых срывались тихие вздохи, были призывно открыты. мороу не может перестать смотреть. он весь — его. такой красивый и изящный, словно сошедший с картины самого искусного художника. его, и ничей больше. хисока резко сгибается над иллуми и прижимается к его губам поцелуем. золдик пытается отстраниться, ведь прекрасно помнит, где только что был этот поганый рот, но у него ничего не выходит. мороу сжимает пальцами его щеки, заставляя разжать челюсти, и принимается слюнявиться, будто полоумный. луми с отвращением глотает слюну и затем все же отталкивает хисоку от себя. — перестань, ну в самом деле, — дуется золдик, грозно смотря мороу в глаза. — малышке не нравится собственный вкус? — хисока хихикает. он вдруг проводит раскрытыми ладонями по груди иллуми, задевая вздернутые соски. издевается. — замолчи. мороу уже в открытую смеется над смущенным золдиком. — чего тебе хочется, сладкий? — интересуется хисока, не прекращая гладить луми. иллуми не отвечает, а просто молча перекладывает одну из рук любовника на свой изнывающий член. золдику нравится, когда длинные пальцы хисоки с нажимом ласкают его между ног. честно, от этого ведет даже больше, чем от того, как мороу периодически со вкусом трахает его, доводя до исступления. хисока моментально понимает, чего желает золдик, потому без заминки обхватывает его член, принимаясь большим пальцем размазывать смазку по покрасневшей головке. иллуми небольшой, он почти полностью помещается в ладони у мороу, и это вызывает у последнего какой-то неописуемый приступ восторга. его глаза вновь темнеют, а рот расплывается в безумной ухмылке. хисока поднимает взгляд на луми, и тот даже не пытается разорвать зрительный контакт — знает, что не получится. если мороу хочет смотреть ему прямо в глаза и измываться над его в ужасе визжащим стыдом — он будет это делать, пусть даже и с какой-то стороны насильно. тем временем, рука хисоки не прекращает своих размеренных движений. хисока сжимает золдика в кольце из длинных узловатых пальцев, и мизинцем умудряется дотягиваться до поджавшихся яичек. иллуми вертит головой, елозя затылком по подушке, и не знает, куда ему деться от этого перманентного удовольствия. дрожащими пальцами он хватается за предплечье мороу, и тот, будто чувствуя все, что ощущает сейчас золдик, свободной рукой стискивает оную любовника, дабы чуть усмирить его пыл. хисока сгибается над иллуми, не прекращая ему дрочить, и утыкается лбом в чужую щеку. так лучше слышно каждый похотливый стон и всхлип, который золдик не в силах удержать у себя в груди. луми поворачивается и прижимается губами к жестким малиновым волосам, которые отчего-то так великолепно сейчас пахнут для него. чем-то родным, но в то же время невыносимо заводящим до предела. иллуми протяжно стонет, еще раз глубоко вдыхая приторный аромат. открытой ладонью мороу с нажимом начинает ласкать головку члена луми, и это заставляет золдика буквально терять голову. хисока прекрасно знает самые чувствительные и слабые места любовника, и вовсе не стесняется на них воздействовать. он любит дразнить золдика, и не только в постели. мороу нравится смотреть, как иллуми во всех смыслах выходит из себя, нравится наблюдать за сменой эмоций на его лице. луми слишком долго глушил под ноль абсолютно все свои чувства, и потому, когда хисока хоть слегка поддевает даже самые тонкие и невзрачные струны в его душе и на его теле, золдик ненамеренно переступает тот порог, который сам однажды для себя и поставил. ведь, как бы сильно и не хотелось бы этого признавать, он доверяет мороу настолько, что готов пойти с ним хоть на край света. впрочем, по ощущениям, они уже были там. — мне так приятно, когда ты делаешь это со мной, хисока, — приглушенно хрипит иллуми, — так хорошо! твои руки… черт! золдик не замечает, как вновь пресекает черту допустимой громкости и его стоны переходят в крики. длинными ногтями он впивается в так удачно оказавшуюся рядом спину хисоки, когда вдруг кончает. иллуми будто слепнет на пару секунд, но затем вдруг вновь прозревает. прозревает, чтобы увидеть, как мороу, с присущей ему рисованной манерностью, слизывает со своих длинных пальцев его еще не успевшую остыть сперму, при этом второй рукой быстро и небрежно доводя самого себя до разрядки. — ты такой противный. грязный извращенец, — с громким разочарованным вздохом заключает золдик, прикрывая глаза. — мгм, — согласно отвечает хисока и, вдруг хватая луми за подбородок, заставляет его открыть рот, а затем целует. с языка мороу прямо на язык иллуми соскальзывают белые вязкие капли. отвратительный?.. да, иллуми такой отвратительный, ведь он, уже без всякого сопротивления, сглатывает все их без остатка. — наш самый сладкий поцелуй, — мурчит хисока, пристраиваясь у любовника на груди. и почему-то, золдик совсем не может ему возразить.