Границы дозволенного

Свист рассекаемого воздуха заканчивается глухим ударом. Вспышка боли уходит под кожу и огненной рекой растекается по телу. Ощущения желанны, и они так нужны сейчас каждой. Выдохнув, девушка вцепляется зубами в подушку, чтобы не вскрикнуть. Снова свист, удар, вспышка, живой огонь под кожей. Расслабленные мышцы вновь отзываются болью. Руки судорожно комкают простыню. - Больно? - доносится откуда-то сверху хрипловатый женский голос. Более чем неуместный вопрос, но женщина всегда задает его. Часть их личного ритуала. Как и ее сдавленный короткий ответ: - Да. - Хватит? - Нет, - так же сдавлено и коротко. Свист, удар, новый взрыв боли. Потом еще раз. И еще. И еще. Боль раскрывает свои спасительные объятия и в этих ощущениях так легко потерять себя. В носу щиплет. Хочется разреветься. Она грызет подушку и собственную руку, до побеления сжимает пальцы на спинке кровати, шипит сквозь стиснутые зубы, шумно втягивает носом воздух. Сдерживается до последнего, пока боль не заполняет ее без остатка, не вытесняет все остальные чувства, не прорывается, наконец, рыданиями и горячими ручейками слез, стекающими по щекам. Вот теперь хватит. Женщина садится рядом и прижимает ее к себе, пока она плачет. Руки, только что приносившие боль, теперь мягко гладят спутанные, взмокшие от пота девичьи волосы, а голос ее больше не звенит металлом и не обжигает холодом. Рядом с этой женщиной спокойно, она умеет отдавать, а еще всегда знает, когда остановиться и что именно нужно делать или сказать после. - Ш-ш-ш... Все хорошо. Ты молодец. Все хорошо. А она рыдает все сильнее, и цепляется за женщину, пряча лицо у нее на груди, и теплый свитер женщины становится мокрым от слез. Со слезами уходит все напряжение последних дней, сжимавшее ее в тугую пружину, все страхи и сомнения, и ей кажется, будто в душе у нее не осталось ничего плохого. А вокруг только привычное тепло рук, что качают в своих объятиях и размеренное биение чужого сердца. Успокоившись, девушка поднимает заплаканное, но улыбающееся лицо, и видит, что женщина тоже улыбается. - Легче? - Совсем-совсем легко, - девичья улыбка становится еще шире. - Спасибо вам. - Тебе спасибо, - женщина целует ее в висок. - Мой боец. - Ссадив девушку с кровати и поставив на ноги, она легонько подталкивает ее в сторону ванной. - А теперь иди умываться. Победительницы не должны ходить зареванными. - Даже если их никто не видит? - смеется девушка, приводя в порядок свою одежду. - Я вижу. Этого достаточно, - голос женщины звучит непреклонно, хотя улыбаться она не перестает. Она скрывается в ванной, а женщина перестилает смятую постель и оглядывает номер: никаких следов того, что происходило здесь совсем недавно? Нет, вроде бы, ничего компрометирующего. Ну, разве что куртка, брошенная нетерпеливой девушкой на пол у самой двери... Дверь! Между приоткрытой дверью и косяком - щель в пару сантиметров, через которую проникает тусклый коридорный свет. Они не заперлись на ключ. Женщина холодеет от ужаса. Картинок, нарисованных ее воображением за те несколько минут, пока из ванной доносится плеск воды, хватит на целый фильм ужасов. Начиная от реакции кое-чьей мамы, а потом - многих других мам и пап, продолжая впечатляющими заголовками в прессе и сюжетами на ТВ, заканчивая вердиктом собрания почтенных личностей в дорогих костюмах: "Мы понимаем, у всех свои методы. Раньше их еще и не так лупили. Но уже поднялся скандал на весь мир, поэтому мы вынуждены принять меры...". Воображаемый ужастик прерывает возвращение той, кто полчаса назад тянула ее за руку в номер так настойчиво и так быстро, что удивительно, как они вообще не оставили дверь нараспашку. Женщина молча указывает на щель и на свет из коридора. Пожав плечами, девушка подходит к двери, захлопывает ее и закрывает на ключ. - Нас могли увидеть, - ледяным тоном отчеканивает женщина. - Ты представляешь, что было бы потом? - Ну, так не увидели же, - лицо девушки выражает поразительную беспечность. - Иначе тут бы уже крик стоял на всю гостиницу, и куча народа сбежалась спасать меня от истязания. Женщина не разделяет такого оптимизма. - "Не увидели" - это так себе утешение, - температура ее голоса близится к абсолютному нулю. - Вот что, нетерпеливая мадемуазель. С этого дня - на соревнованиях ни-ни. Иначе я буду искать новую работу, а ты - нового тренера. - Ну вот... - девушка шутливо надувает губы. Ее благодушное настроение сейчас ничем не испортить. – Серебряный призер финала Гран-При не имеет права на исполнение своего маленького желания? - Нет, - до абсолютного нуля голосу женщины осталось совсем чуть-чуть. - А если я чемпионат России выиграю? - девушка смотрит с лукавством. - Нет, - абсолютный ноль голосовой температуры достигнут. - А Европу? - не сдается. - Я же сказала, нет. Не торгуйся. - А Олимпиаду? Голос женщины теплеет на пару градусов, а на губах появляется тщательно сдерживаемая улыбка. - Я подумаю. - Вот! - девушка торжествующе поднимает палец. - Я всем всегда говорила, что вы разбираетесь в стимулах как никто другой. - Хитрюга, - смеется женщина. - А ты знаешь изначальное значение слова "стимул"? - Конечно, - невозмутимо отвечает девушка. - Палка, которой погоняют. Как раз по нашей с вами части. Женщина машет рукой. "Что с тобой поделать?", - читается на ее лице. - Ладно, знаток. Отдыхать пора. Завтра репетиция гала к девяти. Не забыла на радостях? Девушка разочарована. Она надеялась еще посидеть вместе и поговорить о чем-нибудь, но, в самом деле, пора отдыхать. Спать сегодня она будет хорошо, и ей не приснится ничего дурного. - Нет, конечно, - подняв свою куртку, так и оставшуюся лежать на полу, она снова открывает двери. - Спокойной ночи, Этери Георгиевна. Женщина кивает в ответ. - Спокойной ночи, Юля.