Границы дозволенного

Ноябрь 2016 года Если вы катаетесь в одной разминке, то неизбежно пересечетесь перед прокатами. Даже если пересекаться желания нет. То, что пересекаться с Юлей не хочется, Женя поняла, увидев ее вчера перед короткой программой. До этого они встречались на открытых прокатах в сентябре, и уже тогда Липницкая не выглядела пышущей здоровьем резвушкой, но сейчас смотреть на нее было просто страшно: неестественная худоба, просвечивающая кожа на выпирающих костях, темные круги под запавшими и потускневшими глазами… Казалось, весь год, прошедший после ухода Юли из Хрустального, кто-то высасывал ее жизненные силы, и выкачал почти без остатка. Короткую Липницкая катала исключительно на силе воли, а то, что по итогам ее она стала третьей, граничило с чудом. Женины веселый задор, ее готовность свернуть горы и всех победить, рядом с потухшей и обессиленной Юлей смотрелись таким убийственным контрастом, что Медведевой стало неловко. «Странные дела, — удивилась Женя сама себе. — Разве Юля не сама ушла, а я ее выгнала? Или я — вампирша какая-то, которая из нее всю кровь выпила? Нет, я ни в чем перед ней не виновата, и стыдиться мне нечего». Но, несмотря на осознание того, что Липницкая — сама себе злобный Буратино, и не Женя довела ее до такого состояния, неловкость все равно никуда не делась. Поэтому и вчера, и сегодня Медведева старалась держаться подальше от Юли. Когда Этери Георгиевна была рядом, это не составляло труда. При встрече Липницкая поздоровалась с ними, но потом обходила бывшего тренера по очень большой дуге, и Женя, облегченно выдохнув, смогла сосредоточить свои мысли на предстоящем прокате, а не на Юле. До окончания предыдущей разминки оставалось откататься трем или двум девочкам, когда телефон Тутберидзе зазвонил, высветив на экране фотографию ее сестры. — Привет, — ответила Этери, сняв трубку. — Марин, извини, я на соревнованиях. Жене скоро выходить. Но, судя по всему, Марину это нисколько не смутило. Даже сквозь доносящуюся со льда музыку Женя услышала, как она о чем-то громко и увлеченно рассказывает Этери. — Марин… — тренер попыталась прервать ее речь. Тщетно. Вздохнув, Тутберидзе сделала удрученное лицо и жестом показала Жене, что отойдет на пару минут. Медведева согласно кивнула: у них в запасе было даже чуть больше, чем пара минут. И, конечно же, стоило Этери отойти, как Юля, словно по заказу, появилась в коридоре. Одна, без Урманова. Несмотря на неплохие шансы попасть в призы, Липницкая выглядела еще более потухшей, чем вчера. Медведевой снова стало неловко. Захотелось как-нибудь поддержать ее, сказать что-нибудь хорошее. — Юль, — окликнула она бывшую соученицу. Та повернулась к Жене, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на интерес. — Ты вчера здорово каталась. Удачи тебе. — Спасибо, — бескровные губы Липницкой растянулись в подобии улыбки. — Пожелание от восходящей звезды закатившейся звезде? Может, силы и покинули Юлю, но своего всегдашнего сарказма она точно не растеряла. — Все такая же колючка, — засмеялась Женя. — Ну, какая ты закатившаяся звезда? Ты еще всем покажешь. — Покажу, — хмуро кивнула Липницкая. — Не знаю, правда, что именно, но покажу. Взгляд ее упал на Тутберидзе, разговаривавшую по телефону, стоя спиной к ним в другом конце коридора, и Юля вдруг оживилась. — Кстати, — перешла она на полушепот, наклонив голову поближе к Жене. — Раз мы заговорили о звездах. Меня целый год терзает любопытство: а Этери Георгиевна уже водила тебя в свою тайную комнату? Как новую звезду? — Нет, — изумилась Медведева. Она тренировалась с Тутберидзе девять лет, дольше, чем кто бы то ни было из ее нынешних спортсменок, но слыхом не слыхивала ни о какой тайной комнате. Что это за комната такая, про которую Юля знает, а она — нет? — Хм… — ее ответ как будто разочаровал Липницкую. — Бережет тебя, что ли? Или считает, что ты звезда, но не особенная? Слово «особенная» она выделила голосом. Если бы они сейчас не разговаривали, а переписывались, Юля, несомненно, написала бы его жирным курсивом. — Не знаю, — Женя недоверчиво посмотрела на нее, пытаясь понять, не придумала ли Юля все это только что, желая поддразнить ее. — Что это за тайная комната? Там что, личный василиск Этери Георгиевны живет? — Не-е-ет, — глаза Липницкой зажглись лихорадочным огнем. — Там живет боль, которая делает тебя сильной. А больше тебе сама Этери Георгиевна расскажет. Она усмехнулась. — Если, конечно, ты отважишься ее спросить. Желаю удачи, Женя. Увидев, что Тутберидзе закончила разговор по телефону и возвращается, Юля поспешила уйти. Видимо, встреча с Этери по-прежнему не входила в ее планы. «Черт знает что, — с досадой подумала Медведева, глядя ей вслед. — Никогда не слышала от Юли таких странных разговоров». Но раздумывать о ее словах сейчас было некогда. До выхода на лед осталось совсем немного. *** В тот вечер Женя со своей «Жутко громко и запредельно близко» не оставила от соперниц камня на камне: Лену Радионову, ставшую второй, она опередила почти на двадцать баллов. Вдохновение, захватившее ее во время проката, счастливые объятия с Этери в кисс энд край, радость от завоеванного золота, означавшего гарантированный пропуск в финал — все это вытеснило разговор с Юлей куда-то на задний план, и вспомнила о нем Женя только во время допинг-контроля. Эта крайне неприятная, но обязательная процедура всегда занимала очень много времени. Решив не тратить его зря и почитать новости, Медведева обнаружила, что о неудаче Липницкой, которая остановилась во время проката произвольной, с трудом докатала ее и в итоге заняла последнее место, пишут ничуть не меньше, чем о ее победе. Теперь никакой неловкости она не испытывала: вот уж в том, что сегодня для Юли все сложилось настолько плохо, вины Жени точно не было. При чтении новостей о Липницкой сразу же вспомнились ее непонятные слова о тайной комнате. Сейчас Жене никто не мешал попытаться их разгадать. «Тайная комната, в которую Этери ведет тех, кого считает не просто звездами, а особенными. Комната, где живет боль. Боль, делающая тебя сильной. И сама Юля точно была одной из таких особенных, иначе, откуда бы ей знать про эту комнату?». Неясная догадка появилась в ее голове. «Особенная. Боль, которая делает сильной. Боль… Неужели…». Воспоминание, запрятанное в самый дальний уголок памяти. Образы, от которых сами собой начали гореть щеки. Япония, декабрь 2013 года. Финал Гран-При. Взрослый — с серебром для Юли, и юниорский — с бронзой для Жени. Поздний вечер после произвольной программы, когда Медведева зачем-то отправилась к Тутберидзе. Тогда причина ночного похода казалась ей достаточно веской, но она забыла об этой причине сразу же, как только заметила, что дверь в номер тренера приоткрыта, рискнула заглянуть без стука, и увидела… Полуобнаженнное тело Юли, распластанное на кровати. Ее молочно-белая кожа, на которой вспыхивают красные следы. Свист ремня в руках Этери. Безо всякой злобы, без крика одной и без попыток другой вырываться или прикрыться. Медведева смотрела на эту картину пару секунд, не больше, а потом быстро убрала голову, тихонько прикрыла двери (не до конца, чтобы ненароком не стукнуть ею), и сама убралась побыстрее. То, что она видела, не предназначалось ни для ее глаз, ни для чьих бы то ни было еще. Заснуть ей не удалось. Всю ночь Женя ворочалась с боку на бок и пыталась разобраться в увиденном. Этери Георгиевна, конечно, была очень жестким человеком. Она могла посмотреть так, что от ее взгляда у тебя начинали трястись поджилки. Могла отпустить в твой адрес шуточку, от которой тебе хотелось провалиться сквозь землю. Могла выругать. Наконец, могла отвесить тебе шлепок. Но чтобы она охаживала спортсменку ремнем? Тем более Юлю, свою любимицу? Немыслимо… А гордая и своенравная Юля позволяла делать с собой такие вещи? Немыслимо еще раз. Однако утром Липницкая меньше всего напоминала человека, которого истязали. Наоборот, даже обычная ее замкнутость и погруженность в себя куда-то исчезли — Юля была само веселье и сама общительность. «Ладно, — решила тогда Женя. — Отношения с тренером — штука очень-очень личная, и не моего ума дела, что там Этери Георгиевна делает с Юлей за закрытыми дверями, если их обеих все устраивает». Решила, надежно спрятала увиденное той ночью, и не вспоминала об этом до сегодняшнего дня. Вот она, боль, которая делает сильной. Правда, не очень понятно, как именно, но с Юлей это определенно работало. А тайная комната… Либо это фигура речи, комната в переносном смысле, либо у Этери Георгиевны в самом деле есть какое-то место специально для таких целей. Женя едва сдержалась, чтобы не крикнуть что-нибудь в духе «ну, ни хрена себе!» и не перепугать других призеров вместе с допинг-офицерами. Все-таки не каждый день узнаешь о любимом тренере, которого знаешь с детства, такие вещи. Пускай даже это только ее догадки. *** Тонкие пальцы щелкают перед глазами, и Женя фокусирует свой взгляд, глупо улыбаясь. Каких только картинок не подкидывает собственное воображение в самый неподходящий момент в разгар тренировки. Женя пытается выбросить все из головы, но чем сильнее пытается, тем ярче работает воображение. — Жень, может, хватит витать в облаках? — Как скажете, Этери Георгиевна. — Что с тобой происходит? Не выспалась? — Нет, хорошо спала. — Ты слишком рассеянная после Гран-При. Как будто тебя там подменили, — не так уж и далеко от истины. Львиная доля выдержки теперь уходила на то, чтобы чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, когда ночами тебя время от времени преследовал несчастный флешбэк из прошлого… Только порой на месте Юли Женя видела уже себя, и в ужасе просыпалась с постыдным осознанием, что ей нравится происходящее. Или того хуже, сон продолжался, и события развивались по собственному сценарию. — Звездная болезнь, наверное, хочет одержать верх, — пытается пошутить Женька, тогда как Этери не до смеха. — А ремня твоя болезнь не хочет? Говорят, мигом исцеляет. — Насчет ремня я еще не решила, — загадочно бросает Женя, на всякий случай отъезжая так, чтобы до нее нельзя было дотянуться рукой. Она замечает, как глаза женщины недобро щурятся, словно она все понимает. А если и нет, то скоро обязательно поймет, потому что Женя могла быть хорошей актрисой на льду, но совершенно не умела скрывать свое любопытство в жизни. И девушке становится настолько неловко за мысли неприличного содержания, что даже щеки горят. Если Юля просто обманула? Чего не скажешь от обиды и разочарования, ведь девушка никогда не была ей подругой, да и недолюбливала в последнее время перед уходом. А Женя уже напридумывала столько всего, чему нельзя получить подтверждения. Но сцены, свидетелями которых она становилась, из памяти не выкинешь. — Поговори мне еще тут. Черт знает что! Память услужливо возвращает ее в тот день, когда Женя оставила в душевой косметичку и пошла туда последней, думая, что уже никого нет. Но ее привлек плеск и, поразмыслив, что кто-то мог не закрыть воду, Женя отправилась на звук. А потом стояла, во все глаза рассматривая Юлину спину, расчерченную двумя яркими красными полосами. — А ты чего здесь забыла, Женька? — как ни в чем не бывало поворачивается девушка, позволяя пене стекать по мокрой коже и ничуть не заботясь о том, как это выглядит со стороны. — Вернулась за косметичкой. А потом услышала воду и подумала, что кто-то из девочек оставил. — Нет, я сегодня просто задержалась. — Что случилось? — О чем ты? — Тебе нужно к врачу, — упрямо отзывается Женя. Ведь их всегда учили первым делом сказать тренеру, а потом идти к врачу, если получил травму на тренировке. Впрочем, в тот момент Женя слабо представляла, что может оставить такие следы. — Если ты пострадала на тренировке. — Нет, заботливая моя. Это не имеет отношения к тренировкам. — Тогда откуда это у тебя? — А это уже не твое дело. Просто пойми, что в этом нет ничего плохого, — Юля касается спины, но при этом не кривится от боли, и Женя думает, что все наверняка не так уж страшно, как выглядит. Но любопытство сильнее. — А по виду не скажешь. Все красное. — Просто горячая вода обостряет реакцию кожи. Со мной все в порядке. Мне нужно поскорее принять душ и поехать домой, а ты просто путаешься под ногами. Поэтому, извини. — Ты можешь мне доверять, — не унимается Женька. — Тогда пообещай мне никому и никогда не рассказывать то, что ты видела. — Хорошо. — Гляжу, ты нашла свою косметичку? — Ага. — Тогда брысь отсюда, а то окачу тебя кипятком, — смеется вечно серьезная Юля. И Женя знает, что ей ничего не стоит исполнить свое обещание, поэтому быстренько уходит, выкидывая из головы и этот вечер, и эту встречу. Малодушно хочется сбежать и завтра же выложить все Этери Георгиевне, ведь она тренер и должна знать, что творится что-то неладное. Но Женя этого не делает, хоть они с Юлей и не подруги, но девушка дала обещание и привыкла держать свое слово. Какое ей дело до Юли, хочет себя угробить — пожалуйста, меньше соперниц останется на будущее. Только теперь в ее голове все складывается в общую картинку, ведь Женя уже видела, чем и как получаются такие отметины. Юля была особенной. Все замечали, как трепетно Этери Георгиевна относилась к своей подопечной. Девочка-самородок, с исключительным талантом вживаться в образ и вращаться на льду, как заведенная. На Олимпиаде 2014 года о ней узнал весь мир. Яркая девочка в красном пальто покорила всех без исключения. Юлю нельзя было назвать душой компании, но и одиночкой она никогда не была, просто чаще молчала и тихо выполняла положенную нагрузку. Девушка никогда не жаловалась на боль или плохое самочувствие. Она не боялась затевать спор с тренером, и Этери почти всегда воспринимала ее, как равную себе, несмотря на эту разницу в возрасте. Юля выдерживала любой, даже самый тяжелый взгляд женщины и никогда не прятала глаза, потому что умела смотреть в ответ так же уничижительно. Казалось, Юля торопилась жить фигурным катанием, торопилась так, что однажды просто перегорела. — Я обязательно стану такой же, как Юля, — однажды обронила Женя, когда они вдвоем последними уходили с катка. Ей хотелось как-то поддержать Этери Георгиевну, что с головой уходила в свою работу. Девочка замечала, какая тоска и усталость порой мелькали на лице вечно стремящейся к результату женщины. Никто не видел, как она плакала, но все чувствовали, как долго Этери отпускает того, кого по праву считает своим. — Мне не нужна вторая Юля. Я хочу, чтобы ты была собой. — Тогда я стану еще лучше! — Обязательно станешь. И к старым вопросам примешивается парочка новых: было ли что-то между ними сверх того, что Женя успела увидеть, или все ограничилось этим? И как далеко готова зайти сама Женя, чтобы добраться до истины? *** Женя берет себя в руки, позволяя навязчивым идеям отойти на второй план хотя бы во время работы. Спустя несколько недель даже начинает казаться, что все позабылось, пока в очередной раз разговор с Юлей не вышибает почву из-под ног. Девочки помладше шепчутся в раздевалке, но стоит только Жене зайти, как все обсуждения прекращаются. Они демонстративно делают вид, что каждая занимается своими делами, пока Женя не спеша переодевается после душа и пытается привести волосы в порядок. — Думает, что ей все можно, раз ее там целуют, да обнимают на показ всему миру. Особенная нашлась. — Слышит девушка вслед. Женя поджимает губы и чувствует, как слезы скапливаются в глазах, как только дверь в раздевалку отделяет ее от шепота девичьих голосов. Спорт — это борьба, а она честно сражается на каждом старте. Так почему Женя еще и перед малолетками должна оправдываться? Они ей никто, чтобы она и тут доказывала, что заслуживает свое право быть лучшей. Женя бредет по коридору, смахивая соленые капли, что мешают ясному зрению и не замечает, как на полном ходу врезается в Этери. — Вот скажи мне, зачем у тебя глаза, если ты не умеешь ими пользоваться? — Прохладные пальцы нетерпеливо касаются подбородка, но девушка отворачивается от прикосновения. Сейчас не время. — Запоминать ненужное, а потом не иметь возможности развидеть, — бурчит Женя и пытается обойти женщину, чтобы поскорее убраться с катка. Никаких тебе «извините» и «разрешите, я пройду». Завтра законный выходной и Женя не намерена выяснять отношения с кем бы то ни было. Даже если это женщина, которая и в мыслях не дает ей прохода. — Жень, что произошло? — Ничего не произошло, я просто хочу пойти домой. Это ведь не запрещено. — И поэтому ты выглядишь чернее тучи? — Выгляжу, как обычно. Можно, мне, наконец, пройти? — Женя поднимает голову и большие тоскливые глаза блестят. — Нет, не можно. Сейчас ты пойдешь со мной и расскажешь, почему, во-первых, ты собралась на улицу с влажными волосами, а во-вторых, выглядишь такой разбитой. — Ладонь женщины сжимает плечо и принудительно разворачивает по направлению к своему кабинету. Женя стаскивает куртку, но оставляет шарф на шее, и, скинув сапоги, с ногами забирается на диван в кабинете, поджимая их под себя. Она здесь частый гость, поэтому никто не станет ругать за несоблюдение этикета. Чай приятно согревает пальцы, и девушка чувствует себя спокойнее уже хотя бы потому, что здесь то точно никто ее не осудит и не станет высмеивать. Она перебирает пальцами вязаные петли на шарфе и следит, как пар тонкой струйкой поднимается из кружки, растворяясь. Жаль, что с памятью нельзя провернуть то же самое. — Скажешь мне что-нибудь? Или из тебя все силой придется вытягивать? — Придется, Этери Георгиевна, уповать на вашу силу, — усмехается Женя и делает очередной осторожный глоток. — Я не знаю, что вам сказать. — Чем ты недовольна? Тренировка прошла отлично. До финала Гран-При еще есть время. Случилось что-то дома? — Этери обнимает девушку за плечи и прижимает ближе к себе. — Дома все в порядке. — Что не так, Жень? — Все началось на Кубке Ростелекома. — Что все-таки там произошло? — Я встретила Юлю. И мы поговорили. — Женя чувствует, как пальцы крепче сжимают ее плечо. Кажется, это вообще первый раз, когда Женя начинает говорить про Юлю после скандального ухода той. Вполне возможно, что сейчас это не самая лучшая идея, нельзя знать наверняка, отболела ли Юля в женском сердце, но голос Этери остается спокойным и она не просит закрыть тему. — Это не катастрофа. Вы же время от времени где-то пересекаетесь. Мир тесен, а мир фигурного катания и подавно. — Да, но мы обычно просто здороваемся и расходимся в разные стороны. Вы ведь знаете, что мы никогда не были подругами. — Знаю, но и поговорить вам ничего не мешает. — Юля сказала что-то в духе того, что я теперь на ее месте. Новая восходящая звезда и любимица публики. — У каждого свое место. И не позволяй никакой Юле заставить тебя сомневаться в собственных силах. Ты ведь не поэтому расстроена спустя столько времени? — В ее словах столько издевки, будто это я виновата в ее уходе. — Не бери в голову. Никто не виноват, просто иногда так бывает. А что случилось сегодня? Вряд ли в раздевалке для девочек ты снова встретила Юлю. — Нет, просто в том разговоре, она обронила фразу, что я для вас особенная, но, видимо, не настолько, раз вы не доверяете мне всех своих тайн. — Женя снова ощущает, как ладонь на ее плече едва ощутимо вздрагивает. — А тут теперь и девочки шушукаются за спиной, что я в любимчиках у вас. — Разве это плохо? — Женя жмется ближе, чувствуя, как теплые губы на несколько секунд привычно замирают у виска. — Я могу перестать тебя обнимать у всех на виду, только скажи. — Вот еще, — снова бурчит Женька. — Пусть завидуют, мне то что. Просто не дает покоя тот разговор, потому что это не все. — Юля обижена и расстроена. В таком состоянии человек может наговорить все, что угодно. — Но я сама тоже кое-что помню. Женя усаживается напротив, отставив полупустую кружку, чтобы иметь возможность смотреть в глаза Этери. Девушка выбирает более безопасное воспоминание про душевую, и выкладывает все так, как сохранилось в ее памяти. Впрочем, в лице женщины ничего не меняется. Пристальный взгляд остается бесстрастным. — У тебя есть вопросы? Я могу ответить тебе на них. — У вас правда есть такая комната… ну… для всяких болезненных вещей? — Какие глупости, Женька. Вам хватает одного моего взгляда и пары действенных замечаний, чтобы сработало. — Но это и не касается работы. Я знаю, чем была так разукрашена Юлина спина. И знаю, что вы имеете к этому отношение. — И чем же? — Вот этим, — девушка запросто тянет руку под нижний край кофты и цепляется пальцами за пряжку чужого ремня. Карие глаза темнеют. — Я видела. Что вы на это скажете? — Скажу, что это не твое дело. — Вот и Юля тогда мне так сказала, — смеется девушка. Она увидела достаточно, чтобы понять: Этери есть, что скрывать. — Возможно, стоит прислушаться, — беззаботно улыбается женщина, уходя от ответов за привычной маской спокойствия. — Ты слишком любопытная и суешь нос не в свое дело. — А может я хочу стать такой, как Юля и другие. Разве я хуже каждой из них? — Ты не знаешь, о чем говоришь, Жень. Это не игра, — Этери сжимает ее пальцы, убирая со своего ремня. Раздражение отражается в каждом ее жесте. — Так и я уже не ребенок, — тонкие пальцы перехватывают запястье женщины, несильно надавливая. — Дело не в возрасте, — Тутберидзе без резких движений, но непреклонно освобождает свою руку. — Просто есть вещи, которые тебе не нужны. Поверь мне. Теперь раздражение слышится и в ее голосе. «Надо заканчивать разговор, пока совсем не разозлилась, — понимает Женя. — А то точно никогда и ничего от нее не узнаю ни об этой комнате, ни о ее особенных спортсменках». — Хорошо, — отступает она. — Не нужны — значит, не нужны. Убираю свой любопытный нос. И я, наверное, пойду. — Иди, конечно — из облика и голоса Этери сразу же исчезает напряженность. — Тебе давно домой пора. Зная Медведеву, надеяться, что любопытный нос убрался насовсем, не приходится. Но хотя бы на некоторое время Тутберидзе будет избавлена от попыток Жени влезть туда, куда не следует. «Штурм с ходу не удался, — думает Женя, попрощавшись с тренером и выйдя в давно опустевший коридор Хрустального. — Придется начать планомерную осаду».