Имя на выдохе

— А он ничего, — говорит новенькая, Линда. Марте даже не нужно поднимать взгляд от блокнота, чтобы понять, о ком она говорит. Рошель уже третий час травит под пиво байки, ржач над которыми всё громче. Марта тоже вполуха слушает его, помечая в записях расход запасов еды. Рошель объявился здесь не так давно, где-то полгода назад. Тот ещё любитель потрындеть, но он не праздный шалтай-болтай, нет, мужик с руками и головой. Что, в принципе, было по нему видно. Поэтому, интерес к нему Марту не удивляет. — Интересно, у него есть кто-нибудь? — спрашивает Линда, но не настырно, скорее, просто озвучивает мысли. Мужиков в поселении хватает, и на неё найдётся, так что, можно облегчить ей жизнь, и Марта это делает: — Занят он. — Жаль, — слегка разочарованно выдыхает Линда, но никакой особой трагедии в голосе нет. У них давно не было новых женщин, и Марта запоздало укоряет себя за то, что не помогает ей освоиться. В этой забегаловке, которая и столовка, и раздача пайков, и бар в одном флаконе, происходит вся жизнь поселения. Все собрания, все обсуждения. Стоило бы ввести в курс дела Линду хоть по каким-то вопросам. Тем более, она симпатичная девушка. Может, правда, присмотрит себе кого-то, останется. Мужикам на пользу. Марта, в силу того, что её незаметно настиг возраст в полвека, даже не думает о том, чтобы развлекаться с молодыми сорвиголовами. А зрелых мужчин тут — тьфу. Свободных — два раза тьфу. Марта старалась не вспоминать о том, что когда-то у неё был муж, и она была с ним счастлива. Уже пятнадцать лет прошло, а мир окончательно изменился. — Ревнует его, наверное, — Линда явно тоже слышит, как девочки раскручивают Рошеля на очередные истории. Есть у них девочки — ничьи девочки. И всех одновременно. Для поселения это даже плюс. Марта, наконец, выныривает из собственных мыслей и говорит: — Не знаю, ревнует или нет. Сцен не устраивает. Вон там, столик у стены, видишь? — Китто? — удивляется Линда. — Этот отсталый? — Он не отсталый. Даже не вздумай сказать так ещё раз. — Ни разу не слышала, чтобы он говорил, только мычит отрицательно или угукает. — Он заикается сильно, — поясняет Марта. — Предпочитает молчать. — Ох, бедняга, — у Линды виноватый голос. — Мне очень стыдно, правда. И Рошель с ним? — Живёт. Да. — Надо же. Марта думает о том, что все в поселении тоже были ошарашены тем, что Рошель вдруг оказался с Китто. К ним не лезли, они оба были хорошими охотниками. Китто никогда не приходил без добычи. Рошель развлекал всех вечерами. Никто их не подкалывал, побаивались, вдруг у Рошеля есть характер за его шуточками, да и тёмный взгляд Китто отбивал желание его поддеть. На самом деле, Марта каждый такой вечер даже не сомневалась, что Китто психанёт и уйдёт спать. Но нет, ждал Рошеля до последнего. То ли действительно не ревновал, то ли что. Или ревность — это чисто женское. Но нет, ревность не была чисто женским делом, а Китто был угрюмее обычного. Наконец, все потихоньку начали расходиться. После удачной охоты всегда сидят до последнего, уже у Марты глаза слипаются. И вот, Рошель поворачивается в сторону Китто, и тот встаёт. Уходят вместе. Со стороны и не скажешь чего. Они не скрывались, просто в один момент Рошель отказался от предоставленного ему уголка и сказал, что будет жить с Китто. У Марты были смешанные чувства по этому поводу: в этом пыльном, мрачном мире ещё и здесь искать себе проблемы? Но это был их выбор. Или выбор Рошеля. От Китто, естественно, по этому поводу никто ни слова не услышал. Когда-то давно, Марта ещё помнит те деньки, Китто приходилось говорить. Она сама, Марта, не понимала, чего он хочет, на совете, да много где. Постепенно все свыклись и угадывали, что ему нужно, чтобы не мучить его попытками донести свои желания. Так Китто и перестал на людях говорить совсем. А уж когда появился Рошель, надобность в этом отпала совершенно. «И как они спелись? Болтун и молчун», — Марта закрывает двери забегаловки. Снаружи пыль перелетает по дороге туда-сюда. Скоро в поселение начнут задувать западные ветра, которые позже сменятся северными.

***

Рошель видит, что Китто злится. Но не на него, а как-то внутрь себя. Из-за посиделок? Вряд ли, Китто знает, что только так можно быть в курсе всех дел. Тем не менее, от него разит напряжением так, что Рошель хочет прикоснуться к нему. Но Китто не любит, когда он трогает его за пределами дома. Дом на самом деле не был домом, это была комната у запасного выхода из больницы. В самой больнице, кроме них, жил только док, в противоположном конце, на втором этаже. Рошель знает, что Китто в своё время охранял это место, когда все пытались отхватить лекарства нахаляву. Самое дорогое, что осталось в этом мире. Кроме оружия, конечно. В общем, Китто жил тут же, охранял, да так и пустил здесь корни. Рошель считает, что жить рядом с лекарствами и доком — это очень удобно. И вот дверь, Китто звенит ключом. Они заходят, Рошель тут же проводит ладонью ему по спине. Напряжённая, прямая. Китто оборачивается, смотрит прямо в глаза. — Что-то не так? — спокойно спрашивает Рошель. Китто молчит некоторое время, а потом почти без запинки быстро произносит: — Ро-шель, — и кивает в сторону. Понятно, он пошёл в душ. Рошель пока что разберёт им постель. Это трогало — то, что Китто считал должным каждый день произнести его имя вслух. Первое время оно ему плохо давалось, приводя в ярость, и Рошель клял мамулю, которая хотела девочку, на чём свет стоит. Когда Китто вернулся, настала очередь Рошеля. Душ — одно из преимуществ больницы, здесь он работал. Еле-еле, но всё же. Они подставляли таз под ноги и в конце мытья обливались набранной водой ещё раз. Китто читает, но когда Рошель приходит, откладывает книгу. Взгляд его всё так же холоден. — Кит, что случилось? — нужно выяснить. Иначе… Кто знает? Китто долго молчит, потом опускает глаза в пол. Значит, заговорит. Рошель ждёт. — Т-ты со-со-всем м-меня не-не-не зна-ешь. Ну, это не так. Рошель не согласен, но молчит. — Е-ес-сли б-бы у-у м-еня бы-была воз-мож-ж-ность т-так пр-прос-то по-по-гов-в-во-рить. — У тебя есть эта возможность, — возражает Рошель. — Ты не немой. — По-по-ка я ч-что-то рас-с-ка-ж-жу, т-ты зас-с-нёшь. — Не засну. Ты знаешь, что я выслушаю тебя. И не злись, нет никакой проблемы в том, чтобы поговорить. Я всегда готов. Рошель вообще не считал его хоть сколько-нибудь неполноценным. И ему не нравилось, что Китто переживает из-за своего заикания. По крайней мере, здесь, с ним. — Ду-дум-ма-ю, теб-бе х-х-хва-т-та-ет об-об-об… — Китто приходит в ярость, успокаивает себя волевым усилием и продолжает: — об-б-ще-ния. — Ты прекрасно знаешь, что это другое, — резчит Рошель. Видно, что Китто не хочет, чтобы его жалели, не хочет, чтобы его жалел и конкретно он, Рошель. Он не дурак, не идиот, он видит Рошеля насквозь, знает, что тот пытается казаться для всех слегка не тем, кем является на самом деле. Знает нутром, а не потому, что ему сказал сам Рошель. Кит в каком-то смысле даже опасен — слишком много чует. Рошель понимает и то, что Китто злится на то, что привязался к нему. Но и смирился, в каком-то смысле. Вот, даже хочет рассказать что-нибудь, а не просто переспать. Это обескураживало. Как и всё случившееся в общем. Когда Рошель только прибыл сюда, он видел Китто пару раз на охоте, да в забегаловке у Марты. Он не собирался здесь оставаться, а поэтому не вдавался в подробности, что за парень сидит и молча пялится на остальных. Но однажды Рошель заметил, что Китто идёт за ним ночью из забегаловки, даже испугался немного, пока не понял, что это именно он. Потом Рошель бесшумно ускользнул от него и обошёл сзади, пока тот беспомощно пытался разглядеть его в темноте. — Эй, — сказал Рошель, подойдя ближе. Китто обернулся, они встретились глазами. На лице Китто читалось смятение, но Рошель приметил ещё кое-что: желание. Так вот, зачем он его преследовал! Это было интересно. Они посмотрели друг на друга, Китто развернулся и быстро зашагал прочь. Но от Рошеля просто так не избавиться, он пошёл следом. Китто несколько раз оборачивался, потом, видимо, понял, что дальше бежать бесполезно. Так они и шли на некотором расстоянии до самой больницы. Потом Китто ненадолго замер у двери, давая Рошелю возможность приблизиться, а затем открыл её, и они оба прошли внутрь. Китто зажёг свечу. Рошель хотел убедиться в том, что желание никуда не пропало, обошёл Китто, взглянул ему в глаза. Всё было на месте, а потому он протянул руку и начал расстёгивать его рубашку. Чуть позже ладони Китто приятно размяли ему плечи и шею. Рошель понял, что может расслабиться, так как это не ловушка, парень — не псих, и они оба хотят одного и того же. Неужели хотя бы иногда всё может быть так понятно и просто. Как оказалось — нет, но в тот момент этого было достаточно. Китто удивил его, мягко, но упрямо взяв верх, хотя Рошель был уверен в том, что здесь он явно не нижний, да и хотелось видеть Китто под собой. Он уступил и не пожалел об этом, не было грубости или наглости. Китто хорошо чувствовал, чего хочет Рошель. В конце концов, Рошель перед сном успел подумать лишь о том, что неплохо было бы утром бесшумно убраться отсюда. Не вышло. Когда Рошель сладко потягивался, он вдруг вспомнил, где находится, понял, что он один в постели, и открыл глаза. Китто сидел за столом умытый и свежий, ел бутерброд и пил чай. И смотрел на него. На другой стороне стола стояла ещё одна кружка и тарелка с парой бутербродов. Мило. — Где можно умыться? — буркнул Рошель. То, что его видят таким полусонным и лохматым, смущало. Китто показал жестом: выйти и направо. — Спасибо, — сказал Рошель, взял вещи и ушёл. Можно было бы одеться и шмыгнуть мимо комнаты через коридор наружу. Но его ждал бутерброд и чай. Нельзя быть таким неблагодарным. Рошель со вздохом привёл себя в порядок и вернулся в комнату. Китто больше не смотрел на него в упор, ничего не спрашивал, ел спокойно себе. Закончив с бутербродами, он выудил откуда-то несколько конфет. На самом деле, такой завтрак несколько приподнял настроение. Рошель не мог так просто взять и уйти, поэтому спросил: — Как тебя зовут? Тогда он ещё этого не знал. Парень посмотрел ему в глаза, потом взглянул в пол и сказал быстро, на выдохе: — Китто. — Я — Рошель. — Зна-зна-знаю. Китто нахмурил брови, видимо, злясь выданному заиканию. Рошеля мало волновал этот факт, больше он ощущал то, что отдохнул, как никогда, выспался, без спешки встал, позавтракал, не приложив к этому ни малейшего усилия. Хотелось как-то обозначить свою благодарность за это. — Н-ну-ж-но ид-ти, — виновато сказал Китто. — Конечно, — Рошель не собирался причинять ему какие-либо неудобства. Они вышли наружу, и Рошель, как мог, показал своё отношению к произошедшему: положил руку на плечо Китто, слегка задержал там, провёл вниз до сердца, убрал. Это не было в его понимании и исполнении жестом с сексуальным подтекстом, нет, только благодарность. Ответный взгляд Китто был спокойным и ни на что не намекающим. На том они и расстались. Только в следующий раз, когда Рошель горланил в забегаловке половину ночи, Китто всё это время сидел за дальним столиком. И пошёл домой только тогда, когда все уже расходились. Рошель, после недолгих рассуждений, последовал за ним. Так и повелось. Рошель через месяц плюнул и напрямую спросил, можно ли ему пожить у Китто. И тот согласился. Рошель в ту пору видел, что Китто не хочет показывать свою зависимость от него, считает это слабостью, наверное. Самому Рошелю хотелось продлить это ощущение безопасности, и, что тут говорить, нравилось, когда на него смотрели горящими глазами. И вот теперь Китто, кажется, захотел большего. Но Рошель не думал, что он настолько круто раскусит его: — Т-ты не-не-не со-соби-би-р-ра-ешь-с-ся ост-та-в-вать-ся т-тут. Рошель смотрит на него. Надо же. Всё разглядел. — К-ку-д-да т-ты п-п-пой-дё-ш-шь? Рошель жмёт плечами. — Не знаю. Дальше. — Т-ты с-с-скаж-жешь м-мне, к-ког-да ре-ре-шишь у-уй-т-ти? По-по-по-прощ-щать-ся. Ох, Китто. Конечно, он не собирался ему говорить. Исчез бы однажды, как и всегда. И пошёл своей дорогой. — Китто… — Рошель не смог подавить сожаление в голосе. Китто остановил его жестом, он делал так, когда собирался говорить сам, чтобы его не перебили. — В-в-сё в по-по-ряд-д-ке. Я у-у-знал, чт-т-о м-мне н-ну-ж-ж-но. Зн-на-ч-ч-чит не-не-нет не-не-об-х-хо-ди-м-мос-с-ти те-те-те-бе… — он заикался всё сильнее, злясь: — вы-вы-слу-лу-лу-лу-ш-ши-в-ва-ть м-м-м-мои б-б-б-б-ре-д-д-ни в-в-в-с-сю н-н-но-чь. — Прекрати. Ты знаешь, что я в любом случае выслушаю тебя. Если ты считаешь, что должен что-то сказать — говори. Смотря, насколько ты сам считаешь это важным. Кажется, Китто остыл: — Т-ты п-прав. По-по-ра с-с-пать. Его умение разрешить конфликт в один миг обезоруживало. Рошель на его месте уже многим бы шеи посворачивал. Если ты заикаешься — это не значит, что любой может посмеяться над тобой безнаказанно. Это вообще не по-людски. Рошель видел, как Китто сторонится всех новых людей, избегает шумных компаний и даже забредших торговцев. Хотя те, кто достаточно близко знал его, очень даже уважали. Китто — хороший охотник. Он помогал в теплицах и на винограднике. Даже при поломках насосной станции он первым спешил на ремонт. Рошель видел, несмотря на то, что Китто ужасно стесняется своего заикания, он выстроил такую жизнь, что нельзя было его ничем попрекнуть. Те, кто знал Китто, поглядывали на Рошеля с подозрением: не обидит ли? Марта до сих пор провожала их взглядом и, Рошель понимал, беспокоится она совсем не за него. Для неё он — чужак. Рошель чуть со стыда не сгорел, когда как-то пришёл за своим пайком, а Марта сказала: — Опоздал, Китто уже взял вам обоим. Вляпался по уши. Но, наверное, надвигающиеся холода нужно было переждать здесь. Говорят, в снега сюда приходят овцебыки, и мяса хватает всем. Рошель пришёл сюда после зимы, бежал от нищеты и голода, и здесь смог нормально поесть. Возможно, следует переждать ещё сезон. Тем более, пока было, чем заняться. Наставало время сбора винограда. Виноград, местами недозревший, стали срезать, как только наступила середина сентября. Всё поселение вооружилось ножницами, секаторами и ножами, Рошель в том числе. Из винограда заготавливали изюм и вино. Сколько-то съедали в свежем виде. С разных сторон света приезжали торговцы, им отдавали самую простую брагу в обмен на что-нибудь полезное. Рошель собирался позже уйти дальше на восток. Он давно уже двигался с запада на рассветы. Ещё немного отдыха и нужно будет продолжать путь. Вечером они шли с виноградников с огромной кистью винограда каждый. Китто искоса посматривал на Рошеля, и тот знал: он его хочет. Почему-то, после особенно трудовых дней, Китто будто переполняло энергией. Ох уж этот молодой организм! Рошель рад был бы просто лечь и уснуть, но эти хитрые глаза с огоньком и подначивающие руки всё время лишали его сна и отдыха. Они привычно и задорно боролись за первенство в постели, что вызывало смешки у обоих, как вдруг Китто отступил и дал прижать себя к простыни. Рошель опешил, но затем лёг рядом и привычно потянул Китто на себя. Не вышло, Кит одним ненавязчивым движением вернул Рошеля на прежнее место и обхватил его ногами. Рошель замер, раздумывая о своём новом положении. — Н-ну? И-и р-ра-ди че-г-го м-мы вс-сег-д-да б-бо-рем-ся? П-по-каж-жи. — Чего это вдруг? Это из-за того, о чём мы говорили в прошлый раз? Мне не нужно таких подачек. — Н-не уг-га-д-дал н-ни р-раз-зу. У-у м-меня н-нет ни-к-ка-ких пре-пре-пред-рас-с-суд-ков. П-прос-то к-ког-да т-ты с-сни-зу — э-это оч-чень во-воз-буж-ж-дает, — он улыбался, но Рошель всё равно ему не верил. Всё из-за того, что он знает, что Рошель уйдёт. — Т-ты т-так см-мо-тришь н-на м-ме-ня, м-мне н-нрав-вит-ся. — Тогда — не сегодня. Рошель снова соскользнул на постель, пытаясь придать своему взгляду нужную степень томности. Это он умел. Но с Китто особо и не требовалось притворяться. Особенно, когда Рошель видел, что он улыбается. Китто чересчур славный для него. Интересно, откуда у него столько чувственного опыта? Рошель позволил себе немного приревновать к бывшим, которые бродят где-то неподалёку, в этом посёлке. Он слишком здесь задержался, это факт. Китто измотал его, и Рошель массажировал ему шею в благодарность, пока тот не уснул. В силу своей молодости, Китто пытается его завоевать. Рошель признаёт, что разницы-то шесть лет, но он постоянно ощущает себя старшим. В чувствах, как минимум. Им приятно вместе — и хорошо, будет, что вспомнить. А Китто начинает делать трагедию, это не совсем то, чего бы ему хотелось. Рошель уже знал, что никогда не забудет его, и это грело. Он не может его осчастливить, в это сложное время вообще не так-то легко сделать кого-то действительно счастливым. Для Китто найдётся свой человек. Он, она. Лучше бы, конечно, она. Рошель улыбается этим мыслям. Он умеет сохранять в своей памяти то, что действительно дорого, в самом хорошем свете. Поэтому Рошель мысленно уже листал коллекцию хороших воспоминаний о Китто, зная, что скрасит ими свой долгий путь на восток.