Имя на выдохе

Сегодня на улице был первый лёд на лужах. Марта сидела и ждала, пока все наобщаются и пойдут, наконец, спать. Последняя пара недель была довольно плодотворной: всем поселением убирали урожай, готовили постройки к зиме. И вот все проспались и устроили большую посиделку. Китто сидел, как и всегда, в стороне. И вот, их, грубо говоря, трое: Марта, Китто и шумная компания. Марта решает: к чёрту. — Китто, солнце, подойди сюда. Давай сыграем в покер, что ли? Кит удивился, но подошёл. — Составь мне компанию, а то я усну, пока они разойдутся, — взмолилась она. — Чай, пиво? Он показывает два пальца: «Второе». Марта наливает кружку пива ему, и — в самом деле, пошло оно всё — кружку сидра из этих мелких кислых яблок себе. Тарелка закусок, карты — ну, теперь они ничем не хуже. Марта видит, как Китто отвлекается на Рошеля. — Интересно, — ворчит она, — у него когда-нибудь закончатся эти истории? Кто он нахрен вообще такой? Она догадывалась, что Китто, скорее всего, тоже не в курсе. — Если я увижу, что ты грустишь, то голову ему откручу. Китто качает головой и произносит: — Ро-шель з-з-десь н-не за-дер-ж-жит-ся. Как давно Марта не слышала голоса Китто. Ну, хоть какой-то плюс от этого проходимца Рошеля. — Уже задержался. Или что-то его задержало. Или кто-то. Рошель выглядел, как человек с двойным дном. Марте это не нравилось. Уехал бы он подобру-поздорову, но, чует она, это будет не раньше, чем весной. И как остальные глотали эти его весёлые истории и не давились? — Тебе он тоже лапшу на уши вешает? Китто улыбается: — С-со м-мной ос-собо н-не п-пого-в-во-ришь. Марта вздыхает. Молодые, горячие, она им завидует. С другой стороны, она знает, что бывает с такими молодыми и горячими в этом сраном мире и… Нет, она им не завидует. Они играли на фишки, и Китто побеждал. — Я и не подумала о том, что ты мастер покерфейса, — Марта снова подвинула ему свои фишки. — Но я надеюсь отыграться! Она нацепила маску матриарха этого заведения, с таким лицом она могла успокоить любого пропойцу и вышвырнуть его за дверь. Фишки стали возвращаться. На лице Китто появился азарт и лёгкая улыбка. «Этот парень разбил бы сотню сердец, если бы не его застенчивость, ей-богу», — думает Марта. Она ставит им ещё по кружке хмельного, они оба осторожничают, никто ни разу не идёт ва-банк. Они не замечают, как постепенно рассасывается компания. — Ах ты ж чёрт такой! — Марта в сердцах швыряет фишки, оглядывается, замечает, что они остались совсем одни. Если не считать Рошеля, который сидит сбоку от них и наблюдает. — А можно мне тоже пива? Или эта привилегия исключительно для Китто? — Только один раз. Твои сраные россказни отнимают у меня драгоценный сон, — но пиво Марта ему налила. — На кой тебе такое повышенное внимание к себе? Тебя в детстве недолюбили? — Как грубо! — но Рошель восхищён. — Смотрю, вам тоже не хватает внимания, мадам! Китто зыркает на него предупредительно. — Мой муж погиб много лет назад. Я вдова. Марта знала, что завтра она пожалеет о том, что сказала это. Но сегодня ей положительно похрен. Рошель меняется в лице. — Мои сожаления. И извинения. Марта поднимает кружку: — Земля тебе пухом, Генри. Видит Бог, я тебя любила, как никого. Они стукнулись кружками и выпили. — Но мужское внимание не помешало бы, это точно. — Не думаю, что у вас с этим могут быть какие-то проблемы, — говорит Рошель. — Вы — эффектная женщина. — Ох, избавь меня от этих утешающих комплиментов. Я понимаю, почему эти тупые увальни и пустоголовые девицы готовы слушать тебя вечно. И можно со мной на «ты», в конце концов. Рошель едва улыбается и пьёт пиво. — Будь начеку, Китто. Ты же видишь. Китто фыркает, не поднимая взгляда от кружки. — Тебе не стоит плохо про меня думать, Марта. Я никому не желаю зла. — Не могу думать хорошо про лжецов. — Я не лжец, но могу что-то недоговаривать. — Такими темпами у тебя никогда не будет надёжных людей рядом. — Я — сам себе надёжный человек. Осклабившись, Марта говорит: — Думаю, в этом вопросе ты лукавишь. Китто, давай ва-банк. И пусть удача улыбнётся одному из нас. Без промедления Китто сдвигает фишки в середину. Даже Рошель склоняется ближе, смотрит на раздачу. У Марты стрит, и она удовлетворённо откидывается на спинку. У Китто всего лишь пара. — Ладно. Не всё потеряно. Китто не выказывает ни малейшего неудовольствия от проигрыша.

***

Через несколько дней в поселение приезжают торговцы, поменяться урожаем и прочими полезными вещицами. Рошель наблюдает за остановившейся посреди главной улицы вереницей пикапов на атомных аккумуляторах издалека и даже не собирается подходить. Хотя это довольно-таки занимательное событие, и там тусуется человек двести прямо сейчас. Вместо этого Рошель идёт на окраину к прилеску и, особо не приближаясь, осматривает место своего схрона. Здесь никого не было. И хорошо. Вечером Китто приносит сыровяленные колбаски, протягивает Рошелю: — Вс-сег-да б-бе-ру у од-дно-го ч-чело-в-века. По-по-про-б-буй. Рошель слушается, во рту всё взрывается вкусом после одного небольшого кусочка. Давно он не ел такой вкуснятины. — Н-нра-в-вит-ся? С-сей-час от-т-ре-жу х-х-хле-ба. Рошель не может отказаться и садится за стол. Но произносит: — Я не знаю, чем смогу тебе отплатить. У него и в самом деле нет ни черта ценного, что можно было бы ему отдать. Рошель жалеет об этом. Ответом на свою тираду он получает сначала сердитый взгляд, а затем на лице Китто отчего-то появляется усмешка. — О-о-от-раб-бот-т-таешь в по-по-стели. Рошель улыбается: — Без проблем. Вот засранец. Знает, что он теперь будет об этом думать. Рошель не имел привычки соблазнять или раскручивать на секс Китто, предпочитал, чтобы всё это происходило в его ритме. Он даже не распускал особо рук, зная, что партнёры обычно расценивают это как повышенную симпатию. Для Рошеля же это было нормой жизни, по крайней мере, с теми людьми, которые ему нравились. Которым он доверял. Китто не был сексуальным монстром, поэтому более-менее страстными и безудержными были только первые разы, а когда Рошель переехал к нему, он успокоился. Тихая семейная жизнь, ей-богу. И это было замечательно, терять голову не хотелось. Поэтому, все эти угрозы оставались лишь угрозами. И это позволяло Рошелю мыслить трезво. Хоть и не всегда. После первых же охот на овцебыков Рошель умудрился свалиться с какой-то инфекцией и затемпературить. Первый день Китто хмуро смотрел на него, всё громче и громче шмыгающего. Ночью положил ему на лоб полотенце, смоченное холодной водой. Рошель не мог уснуть. Думал об охоте, о том, что он не такой уж любитель убивать животных, но овцебыков было реально много. Большие стада. В мире всё изменилось. Под эти мысли он худо-бедно уснул. Когда он проснулся, Китто шуршал чем-то в пластиковом контейнере. Рошель присмотрелся: таблетки. Кит заметил, что он проснулся, показал ему блистер. — Оставь себе. Поболею и перестану. Тот укоризненно смотрит на него: — Я в-всё р-рав-но и-и-их н-не п-пью, к-ког-д-да бо-бо-лею. «Просто некому тебя заставить», — думает Рошель. В таком состоянии он не может остановить себя и продолжает рассуждать о том, что будет с Китто, когда он покинет это место. Не то, чтоб он как-то изменил его жизнь, но Рошелю не хотелось, чтобы Кит проводил вечера в одиночестве. Или болел, когда никого нет рядом. Или сидел бы у Марты за столиком где-то, далеко от всех. Вообще, хотелось наговорить ему разных глупостей, что он должен быть увереннее в себе, более открытым. И не придётся быть одному. Ближе к ночи он сдаётся: выпивает таблетку и какой-то порошок. Старается не смотреть на Китто щенячьим взглядом, а на другой он сейчас просто не способен. Кит варит ему лёгкий бульон и приносит в постель каждое утро. К вечеру четвёртого дня Рошелю становится лучше. — Я бы что-нибудь посущественнее съел. Как ты думаешь, Марта не откажет? — О-ос-та-л-лось м-м-мясо по-по-сле в-вар-ки бу-бу-льо-на. — Порежешь? Я сяду за стол. Китто кивает и берётся за нож. — М-мар-та н-не по-по-сме-ет о-от-ка-з-зать м-мне в чё-чём-то. Рошель мог бы возразить, что между ним и Китто большая разница. Но он знает, что Китто на самом деле имеет в виду. Что если он попросит за Рошеля, то ему не откажут. И Рошель не хотел акцентировать на этом внимание. — Почему? — спрашивает он. Может, есть какая-то причина. — Я п-по-мог-гал хо-хо-ро-нить Г-г-ген-ри. — Я так понимаю, это было очень давно? — То-тог-да я е-ещё б-б-был па-па-ца-ном, — кивает Кит. Он режет хлеб к мясу и достаёт консервированную закуску из овощей. — О-о-на у-у-ус-та-ла о-о-дна. — А ты не устал? — не успевает прикусить язык Рошель. — Я не-не з-знаю, к-как э-то «не-не од-дин». Рошель поднимает взгляд от тарелки и смотрит ему прямо в глаза. Тот спокойно выдерживает это прожигание. Рошель с одной стороны рад, что Китто не предъявляет ему, что узнал, что такое быть не одному, но с другой стороны ему грустно. Он украдкой осматривается: два стула за столом. Вроде бы, так и было, но зачем два стула, если Китто всегда один? Кит не был похож на того, кто стал бы врать. Хотя, может он приводит сюда кого-нибудь, в самом деле. А может, Рошель и сейчас мешает каким-то прежним связям. — О ч-чём д-д-дум-маешь? — О глупостях. — З-знач-чит вы-выз-з-доравлив-ваешь, — Китто явно сомневается, но всё же спрашивает: — Эт-ти т-т-твои и-и-сто-рии, о-они п-п-п-прав-ди-вы? — Не все. Имена заменены, конечно. Некоторые обстоятельства тоже. Там вымысел, тут приправлено деталями. Но есть и крупицы того, что случалось на самом деле. Со мной в том числе. Ты слушаешь эти бредни, когда я болтаю там, у Марты? — Н-не о-о-со-бо, с-ско-рее т-толь-ко с-смот-рю. Рошелю хочется дотянуться до него рукой, провести по щеке ладонью. Но когда болезнь отступает, то первым делом он незамеченным уходит проверить свой схрон.