***
После того как последний человек нашёл класс в коридоре перед Обеденной залой, учитель оттолкнулся от стены и встал перед ними, засунув руки в карманы брюк. — Ну что, — с лёгкой усмешкой оглядел он взмокших розовощёких детей, — как настроение? Хочется кого-нибудь ударить? — Не то слово, — угрюмо отозвался Макар, снимая надоевшую повязку. — Скажите честно, у врачей так всегда? — Порой накатывает, — согласился Дмитрий Темурович. — А порой это «порой» держится несколько часов кряду. Я хочу сказать, что вы огромные молодцы и отлично поработали сегодня. Но комплимент на хлеб не намажешь, так что всем по пятнадцать баллов. Класс одобрительно присвистнул. — Теперь пройдёмся по топ-пять Врачей, которые сегодня выделились пуще остальных. Во-первых, разумеется, Миша, — тот коротко улыбнулся. — Миша мало того, что успел помочь восьми искусственным страдальцам, так ещё и помог семикласснице с настоящим приступом астмы. Она явно родилась в рубашке — стало бы ей плохо в другой день, кто знает, когда бы её нашли. Миша получает двадцать баллов сверху и… мою любовь, — Дмитрий Темурович отправил ему воздушный поцелуй. Все со смехом зааплодировали. Миша скромно поклонился. Антон вдруг подумал, насколько простым, насколько органичным смотрится безобидный флирт Дмитрия Темуровича со всеми и вся. Парню тоже хотелось с раскованной непосредственностью говорить вещи, от которых краснеют уши, но невидимый внутренний барьер запрещал ему это вот уже несколько осознанных лет. — Во-вторых, Витя, моё уважение, — учитель нашёл взглядом Витю, и тот гордо выпятил грудь. — Бегаете вы как голодный гепард. Мне кажется, половина всех Пациентов, которые сегодня попались вам под руку, вылечились просто с испугу. Но, так или иначе, десять дополнительных баллов вы заслужили. — А любовь? — расстроенно спросил Витя. Дмитрий Темурович улыбнулся. — И любовь, — медик приложил руку к сердцу, и только тогда Витя хехекнул, раздавая «пять» всем друзьям, кроме Айдара. — Командир, — озвучил Дмитрий Темурович, и Оксана удивлённо подняла голову. — Пускай Пациентов было немного, но всё сделано аккурат по инструкции, тютелька в тютельку. Слаженная чёткая работа — другой я от вас и не ждал. Десять баллов, — Окс, несклонная проявлять слабость, покраснела и робко улыбнулась, когда раздались одобрительные овации. — Красавица моя… Где вы, чёрт возьми? — учитель поискал глазами Кокотку, и та радостно помахала рукой. Дмитрий Темурович притворился, что выдохнул. — Хорошо. Ну, что я могу сказать? Яна тоже участвовала в операции по спасению задыхающихся, а также проявила чудеса ловкости, сумев выкрутиться без Аптечки Особого Назначения, которая была утеряна в неравном бою с дверным косяком. Мы с Яной рассказали бы вам эту невероятную историю, но, по-моему, секретничать веселее. Десять баллов. Яна тихо хихикнула. — И последний. Ушастик, — Антон оторопело уставился на Дмитрия Темуровича, и тот улыбнулся. — Во-первых, конечно, хочется отметить, что он мастерски может уболтать даже мёртвого. Я впервые лицезрел, как астматик во время приступа смеётся и успокаивается одновременно, — раздались безобидные подколки в сторону Антона, который, казалось, совсем выпал из повествования. — Но я хотел отметить другое. Был момент, когда перед Шастуном встал выбор: лечить двух или лечить одного. Антон выбрал третий вариант. Он взял на себя тяжёлый случай, но позаботился об оставшемся Пациенте, послав к нему другого Врача. Он мог пожадничать баллы, мог никому не сказать, но инстинктивно нашёл самый лучший выход в его ситуации. Собственно, десять баллов. Дмитрий Темурович замолчал, давая ребятам порадоваться, похлопать в ладоши и естественным образом успокоиться. Потом, посерьёзнев, заговорил снова: — Такой выбор иногда встаёт перед нами в реальной жизни, но, по закону подлости, в тех ситуациях, когда помощи ждать не от куда. Тогда сам выбор становится не столько вопросом рационализма, сколько вопросом морали. Как понять, кого именно спасать первым? — задал он риторический вопрос и получил риторическое молчание в ответ. — Мы обсудим это на втором уроке, однако запомните одну мысль прямо сейчас: что бы ни случилось, нужно прежде всего беречь себя. Вы тоже человек, и вы тоже достойны помощи. Но обо всём по порядку.***
Они вернулись в класс, и Дмитрий Темурович взял в руки мел. — Представим, что есть четыре пациента с одинаковыми диагнозами одинаковой степени тяжести: повар и медсестра средних лет, ребёнок, пенсионерка. Допустим, в стране тяжёлая ситуация, какая-нибудь страшная эпидемия: больницы переполнены, на всех мест не хватает. Как вы думаете, кого нужно спасать в первую очередь? — Ребёнка, — без раздумий ответила Катя. Дмитрий Темурович кивнул, нарисовал на доске маленького схематичного человечка и полюбовался результатом: — Если бы дитё выглядело так, как я его нарисовал, оно было бы безнадёжно, — хмыкнул он. — Катя, почему ты выбрала ребёнка? — У него вся жизнь впереди, — как само собой разумеющееся произнесла та. — Хорошо. Ещё варианты? — Медсестра, — ответила Командир, и Дмитрий Темурович изобразил на доске человечка в юбке, — потому что, вылечившись, она поможет спасти жизнь другим пациентам. — Пенсионерка, — пожала плечами Олька, — у всех остальных больше шансов выжить, чем у неё. Все на минутку замолчали. — А повара можно выбрать, потому что он как мужчина быстрее вылечится, — наконец предположил Витя. — Ну слава богу, а то мне этого повара уже жалко стало, — учитель потёр лоб. — Но смотрите какая штука. Мужчины тяжелее переносят вирусные заболевания, а у нас как никак выдуманная пандемия. Однако — однако — по статистике они реально лечатся быстрее. Как так, Витя? — Из-за отношения к болезни? — Именно. Большинство мужиков всё ещё считают, что можно закинуться таблеткой и вылечить ей рак, поэтому быстрее стараются встать на ноги. Чем опасна такая ситуация, так это тем, что в действительности они могут быть не здоровыми, но изображать из себя таковых. Напоминаю, это просто статистика. Разумеется, могут быть исключения, — уточнил Дмитрий Темурович, когда увидел поднятую руку Кокотки. Рука опустилась. — Ладно, с этим разобрались. Есть что добавить? — Не выбирать никого, — бесцветно произнёс Антон. Остальные ужалили его осуждающими взглядами, но он остался непроницаем. — Самый циничный ответ, что мы слышали, не так ли? — краешком губ улыбнулся Дмитрий Темурович. — Но он принимается, ведь такой вариант тоже возможен. Антон сложил руки на парту и уткнулся в них подбородком. — Только что мы с вами рассмотрели несколько подходов в медицинской этике. Катя предложила измерять по продолжительности жизни — нужно спасать того, кто больше просуществует, соответственно, выбираем ребёнка. Командир обрисовала ситуацию с точки зрения утилитаризма. Утилитаризм предполагает, что нужно добиваться всеобщего счастья, то есть выбрать того, кто приносит больше пользы обществу, — следовательно, спасаем медсестру. Оля исходила из понятия эгалитаризма — равенства возможностей: так как у повара, медсестры и ребёнка шансов больше, то нужно помочь пенсионерке. И практически по обратной причине мы приплели повара. Так вот. Идеальная схема выборки сочетает в себе все эти подходы. Нам нужен человек, который проживёт долгую жизнь, — учитель зачеркнул пенсионерку, — и который обладает социальной значимостью, — ребёнок помечен крестиком. — У повара и медсестры примерно одинаковые шансы выжить, однако повар опаснее для других из-за своего неправильного восприятия ситуации. Таким образом, выживают непопулярные. Дмитрий Темурович положил мел на место и присел на стол, серьёзно оглядывая аудиторию. — Но повторюсь, это идеальная схема. В самом начале я перечислил кандидатов на выживание в той очерёдности, которая рекомендуется по общепринятым законам морали, — от повара до пенсионерки. Но угадайте что? Обычно все предпочитают именно ту последовательность, которую предложили вы. В начале спасают ребёнка, ведь на то есть множество причин: от его разъярённых родителей до жалости к невинному существу. Потом отключают сердце и включают мозг, думают про общее благо в лице медсестры и так далее. А теперь встаньте те, кто сейчас выдвигал свои версии. Пять человек неуверенно поднялись со своих мест. — Итак, — Дмитрий Темурович медленно двинулся вдоль рядов. — Усложним ситуацию. Вот стоит группа людей. Предположим, они в опасности, но спасти можно только одного из них, — он остановился, оглядел притихший класс и пошёл дальше. — Предполагаемая продолжительность жизни плюс-минус совпадёт. Все обладают одинаковой социальной значимостью и, в силу возраста, одинаковыми шансами на выживание. Так чья жизнь ценнее? Молчание. — Ау? Я не слышу предложений. Вам же не понравился ответ Шастуна, — с ироничной прохладцей произнёс Дмитрий Темурович, и Антон поднял голову. — Так спасите кого-нибудь. Они равнозначны по всем параметрам, можете выбрать любого. Никто не шелохнулся. — И тут в ваших головушках возникнет вопрос: а имеем ли мы право решать, чья жизнь важнее? С чего мы взяли, что ребёнок не вырастет маньяком, а медсестра переживёт пенсионерку? Садитесь, пожалуйста, — ребята сели. — Почему вы не задумались об этом в первый раз? Потому что не знали этих личностей. Это абстракция, выдуманная ситуация, за которую вы не несёте никакую ответственность. Интересная задачка для мозгов. Этика велит думать по схеме, но в реальной жизни не будет времени выяснять, кто социально значим, а кто лузер. В реальной жизни это будут просто люди, похожие друг на друга люди, которым нужна помощь. И прежде чем выбирать кого-то, задумайтесь: а способны ли вы вообще помочь? Дмитрий Темурович вернулся к рабочему месту и встал перед ними. Таким серьёзно-измученным Антон его ещё не видел. — Когда медики получают диплом, они произносят клятву Гиппократа. Звучит она так: «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». Короче говоря, из этого вывели несколько принципов и обозначили два главных — «Делай благо» и «Не навреди». Но многие интерпретируют принцип «делай благо» как «стремись делать благо, несмотря ни на что», то есть пытайся помочь, даже если не знаешь как. И это неправильно. Дмитрий Темурович глубоко вдохнул и выдохнул: — Однажды передо мной встал выбор между двумя близкими людьми. Мне было двенадцать, мы с родителями пошли на прогулку в лес. Им одновременно стало плохо: у одного инсульт, у второй — асфиксия. Джекпот, — горько усмехнулся Дмитрий Темурович. — Я остался тет-а-тет со своими скудными знаниями о первой помощи и решил, что надо — ну знаете — хотя бы кому-то помочь. Как думаете, кого я выбрал? — Обоих, — тихо предположил Антон. Дмитрий Темурович кивнул. — Да. И как думаете, кто облажался? — Дмитрий Темурович безрадостно улыбнулся. — Попытаться помочь всем — последний вариант, который никто не назвал. Да и нахрен его, он никогда не работает. Кучу времени угрохал, чтобы вбить в голову мысль: я не виноват. Мама должна была купить таблетки. Отец должен был соблюдать диету. А мне следовало просто вызвать врачей и ждать, а не пытаться заставить их дышать с помощью подручных средств и молитвы «Отче наш». — Но это неправильно! — воскликнула Оля. — Существовала ведь вероятность, что вы поможете! — Она была нулевой. Более того, когда я поступил в медицинский, я узнал, что помогал неправильно и ускорил их смерть, — Дмитрий Темурович закрыл глаза. — Я навредил, и в первую очередь себе, поскольку потом постоянно грыз себя за содеянное. Чувства вины, конечно, не избежать, но можно уменьшить его или перенаправить. К примеру, не пытайся я геройствовать, винил бы не себя, а судьбу-злодейку. Принцип «не навреди» для меня превалирует над принципом «делай благо». В христианстве, к примеру, только две непреложные заповеди имеют призыв к действию, остальные восемь буквально говорят: «Не делай». «Не убивай», «не создавай кумира» — ну вы поняли. Врачами из вас станут немногие, однако никто не застрахован от катастроф, поэтому послушайте, что я предлагаю: 1) Помогайте, только если уверены, что сделаете всё правильно, что не навредите пациенту. 2) Если перед вами стоит выбор, кого спасти, сначала убедитесь в собственной безопасности. 3) А когда выбираете среди остальных, смотрите по степени тяжести: первыми должны быть те, кто в сознании и может помочь другим. 4) Если в сознании все, предоставьте право выбора вашим пациентам. Если они ничего не выбрали, медицинская этика предписывает бросить жребий. — Я не буду заставлять вас учить этот алгоритм, потому что это моё мнение, и оно идёт вразрез с предписаниями. И я очень надеюсь, что он вам никогда не пригодится. Спасибо за внимание.***
Когда класс опустел, Антон чуть сгорбился, засунул руки в карманы брюк и осторожным шагом приблизился к учителю. Мысли вихрем носились внутри, не выстраиваясь воедино, и вперёд гнала только тревожная необходимость высказаться. — Всё познаётся в сравнении, — сказал он. Дмитрий Темурович постучал стопку бумаги об стол, чтобы выровнять, и коротко поглядел на Антона. — Ты о чём? — Ну типа… потеряв родителей, вы окончили медицинский, пошли в учителя и теперь учите нас всяким важным вещам. Если бы я не смог спасти родителей, я бы загрустил и умер, причём прям в лесу. Дмитрий Темурович ответил спокойной улыбкой, присел на стол и сцепил руки в замок: — Ты себя недооцениваешь. — Как и вы, — серьёзно произнёс Антон. — Вы не стали практикующим врачом, потому что боялись навредить вновь, не так ли? Дмитрий Темурович ещё улыбался, но искра в глазах уже потухла. Антон покачал головой. — Я знаю, что такое вина. Вы сказали, что побороли её в себе, но я вам не верю. Не буду советами разбрасываться, с моим поведением они звучат как издёвка. Просто хочу, чтобы вы… дооценивали себя, что ли. Вы кажетесь умным человеком. Учитель молчал. Тогда Антон вытащил руку из кармана, плюнул на ладонь и протянул вперёд: — Так мы договорились? Удивлённый Дмитрий Темурович открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом просто издал смешок. К неожиданности Антона, он проделал то же самое со своей ладонью и пожал его руку. — Договорились, — сказал он и поморщился, когда поглядел на ладонь. — Фу, блин, гадость какая. Можем мы в следующий раз как-то менее слюняво вопросы решать? — Антон хмыкнул, и Дмитрий Темурович неловко дёрнул плечом. — Но вообще… спасибо, Ушастик. Правда. Антон солнечно улыбнулся от уха до уха, растопив одну из острых льдинок в заброшенной антарктической душе, и ушёл, оставив Дмитрия Темуровича в раздумьях.