Ange blessé

      Ветер размазал по небу ходившие утром облака, превращая его в серое, точно сотню раз постиранная простыня, пространство. Ни намека на солнце за таким плотным слоем невозможно было заметить. В номере стояла идеальная тишина, пока Марсель отходил от сна, ухватившись за сидящего рядом альфу как только открыл глаза.       Привычка цепляться за Фабриса появилась у него сразу же, как они стали позиционировать себя как пару. Еще не собравшись с мыслями, спросонья, он брал мужчину за руки или плечи, если они спали в обнимку. Иногда за бока, оставляя на коже Фабриса маленькие зеленые синяки и вмятинки от ногтей. Он боялся быть брошенным, что ему все это просто приснилось.       Сейчас он стиснул его запястье, глядя бездумными глазами в окно. Понадобилось десять минут, чтобы он наконец отреагировал на поглаживания и нашептывания альфы и расплылся в улыбке, разжимая руку. Очередной раз все происходящее оказалось правдой.       — Хорошо себя чувствуешь? — Росса оперся о подушку у лица парня одной рукой, второй скользя под мягкое объемное одеяло по его боку, поглаживая.       Марсель покивал и обнял его за шею.       — Ты побудешь немного один? — он улыбнулся, когда голубые глаза испугано распахнулись. — Я съезжу к Джованни... или ты против? — Уже менее уверенно спросил Фабрис, поглаживая его щеку пальцами.       — Хорошо, — Элли пригладил его волосы, и прикрыл глаза, подставляясь под поглаживания.       — Точно? — Фабрис поднялся и задумчиво взглянул на время на часах, лишь бы прикрыть волнение. — Если ты скажешь, я могу не ехать.       «Поезжай», — омега покачал головой и сел. Потянувшись, он размял шею и потер глаз пальцами, пытаясь разогнать отек, спать днем ему приносило наименьшее удовольствие. — «Почему я должен быть против этого?»       — Потому что он мой супруг, но сейчас у меня есть ты... — Фабрис нахмурился, поглаживая кольцо на мизинце. Произнеся это вслух, он осознал, что звучит как-то глупо. — Тебе может быть неприятно.       «Это не так», — блондин запустил пальцы в свои волосы, расчесывая их, и убрал назад, полностью открывая лицо и маленькие аккуратные уши. — «Я благодарен ему, ведь именно он сделал того тебя, что я знаю. Он заботился, любил и изменил тебя больше всего».       Фабрис молча следил за его руками, остановив на секунду все процессы. Не двигал пальцами, не моргал и не дышал. И не мог осознать, что каждый жест маленьких ладоней и кистей он понимал совершенно так, как того хотел Марсель.       Когда омега закончил и его губы замерли, а руки опустились, он продолжал смотреть на уровень чужой груди. Конечно, Марс не знал всего, но очевидно, что смерть любимых меняет человека, и он воспринимал это с пониманием. Это неизбежный факт, что случился в прошлом и повлиял на всю дальнейшую жизнь Росса, на его рост личности и изменение моральных качеств, укрепление ценностей. И это сделало его замкнутым в отношениях со всеми, до появления Марселя Мори, что влиял на него не меньше, чем он сам на него.       Но даже так, почему-то Фабрис считал, что Марсу неприятно слышать о Жане. Наверное потому, что он видел в его зрачках грусть каждый раз, когда о нем упоминалось. И только сейчас он понял, что это не ревность, это тоска и даже горе, что он разделяет с ним. Потому что Джованни погиб, и оставил после себя незаживающий след длиной в пятнадцать лет на всей жизни Росса, и он это ощущал. Может, в голосе и взгляде, ведь сам Фабрис тоже воспринимал его зрительно. Но то, что он настолько сочувствующий и добрый, альфа не ожидал.       «Я не знаю, каким ты был раньше, но ты нравишься мне сейчас», — Элли, почувствовав себя неуютно в молчании под взглядом альфы, предпочел продолжить. — «Я не ревную к нему и никогда не стану. Он — твоя семья, ты любишь его и будешь любить, как Джула и Лори, это совершенно нормально».       — Ты такой... — Росса пораженно выдохнул. Было очевидно, что он много думал, потому что ни один жест не выглядел неуверенно, а его взгляд гласил: я понимаю.       Не зная, как завершить свои слова, он взял его лицо в ладони и поцеловал. Глубоко и с чувством, чтобы Марсель все без слов понял. Ведь он снова начнет хихикать в ответ на то, что Росса скажет очередную глупость. И не то, чтобы Фабриса это когда-нибудь расстраивало, даже скорее наоборот, его неспособность выражать чувства — скорее преимущество. Ведь он таким образом доставлял своему партнеру радость, и попутно заставлял его веселиться, а смех на этом лице — вещь редкая. Но сейчас он хотел насладиться серьезностью и проникновенностью момента. И Марсель оценил этот порыв, ухватившись пальцами за лацканы его пиджака и вылизывая чужой язык в ответ. Глубокий, влажный и чувственный поцелуй заставил его ноги подкоситься и он оторвался от Фабриса, сел на постель, прижав к губам ладонь.       «Иди, пока я не передумал», — он смущенно наклонил голову, скрывая ее за волосами и крепче прижал бедра друг к другу.       — Хорошо, — Фабрис улыбнулся, напоследок оставив на его макушке поцелуй и взял с будуарного столика ключи от номера. — Прими ванну, это расслабит, а я привезу что-нибудь поесть для тебя.       Выйдя из номера, по пути захватив пальто, Росса улыбнулся под нос, радуясь тому, что его омега столь проницателен. Знающий цену себе и отношениям.       Элли вздохнул, уже достав из джинс черную рубашку и расстегнув ее до пупка, при этом прохаживаясь и рассматривая их комнату, что ему не удалось сделать по приезду по понятным причинам. Он вздрогнул от стука и дернул края одежды назад. Испугано покосившись на дверь, блондин часто задышал, не двигаясь. У Росса есть ключ, он бы не стучал, или сказал бы что-нибудь. Значит, кто-то из персонала.       Послышалась итальянская речь, и он все же решился подойти к двери. После еще одного стука, он приоткрыл дверь и замер, желая, чтобы это оказалось какой-то шуткой. Чужой, незнакомый, огромный альфа уставился прямо на него, угрожающе нависая своей высотой. Сжав в пальцах ткань на груди, что скрывала его голую кожу, он сглотнул. Ни отсутвие перчатки, ни его растрепанность не смущали его сейчас. Он был в ужасе от того, что рядом нет Фабриса, что он не понимает, что хочет от него вновь заговоривший уже на английском незнакомец. Он просто застыл, испугано дрожа, потому что и этого языка совсем не знал, и не понимал, как должен ответить.       Мужчина осмотрел его с ног до головы, с отекшим от сна лицом, со шрамом, изуродованной рукой, виднеющимися на прикрытой груди засосами и испуганными красноватыми глазами, что бегали, не зная, за что уцепиться.       Марс отрицательно покачал головой, не зная, что еще можно предпринять, и начал прикрывать дверь, как его схватили за запястье и внутри все внезапно оборвалось. Будто ниточка, удерживающая его над обрывом лопнула, и он рухнул вниз. Парень вытянул его в коридор и куда-то потащил. Рубашка сползла с правого плеча омеги, открывая вид на рубцы, но Марс не понимал этого, точнее, не воспринимал. Он едва переставлял ноги, не справляясь с силой незнакомца, ему казалось, что его потащат по полу, как только он споткнется. Вся кровь схлынула, а в ушах стоял писк, не позволяющий слышать бесполезные потуги этого человека что-то донести до него на непонятных языках. Внезапно лицо омеги скривилось и он тихо заплакал. Незнакомец свел брови, непонимающе смотря на парня, и замедлил шаг еще больше.       Сигнал прибывшего лифта с совсем другого конца коридора от ступенек заставил его дернуться и взяться за рубашку омеги, чтобы прикрыть его. Но он не успел, как его собственные глаза потемнели от испуга.       Фабрис, забывший в номере кошелек, на какую-то долю секунды застыл, сделав один шаг и, конечно, узнал белокурого юношу, с которого какой-то самоубийца стянул рубашку. Быстро зашагав к ним, он вспыхнул от ярости, так что клыки стали длиннее от желания разорвать чужака на части. Жажда крови и музыки из хруста чужих костей впервые стала сильнее здравого смысла и его рациональной части. Впервые он, оттеснив незнакомца от своего омеги, схватил его за шею и прижал к стене, практически отрывая от пола и подавляя. Как массивный тигр, придавивший лапой провинившегося котенка. Ему стоило не мало, чтобы сдержаться и не сломать ему подъязычную кость, или хотя бы пришибить о карамельную стену, которой, как на его вкус, пошло бы темно-бурое пятно и размазанные по ней мозги в качестве декора.       — У тебя есть три секунды, чтобы произнести то, что будет написано на твоем надгробии, — рыча, произнес Фабрис, с титаническими усилиями разжав побелевшие от напряжения пальцы и позволяя ему вдохнуть.       — Я не... Я хотел помочь, — парень ухватился за его запястье, но оторвать от себя не пытался, понимая, что это заведомо невозможно. Он отвел взгляд от рыжего альфы, поскольку показалось, что даже зрачки у него стали по-кошачьи узкими. Блондин за его спиной продолжал дрожать, пятясь маленькими шажками назад. — Зачем Вы его мучаете?       — Что ты сказал? — Фабрис зашипел, приблизившись к его лицу, чтобы не держать на расстоянии вытянутой руки, не создавать лишний шум, а главное — чтобы закрыть ему обзор на Марселя. — Кто дал тебе право уводить мою пару из номера, прикасаться к нему, тем более раздевать его?       Их беседу прервал тихий стон за спиной Росса, и тот сразу выпустил парня, едва сдержавшись, чтобы не столкнуть по ступенькам. Позабыв о нем сразу же, как увидел Марселя, с кровью под носом и едва держащегося на ногах, он медленно приблизился к нему и склонился.       — Я прикоснусь? — Он облегченно выдохнул, когда дрожащий, омега все-таки кивнул, признавая запах. В противном случае, это был бы просто огромный шаг назад. Если бы из-за этого полуумного он потерял веру и в Фабриса, он бы действительно его убил. — Не бойся, он просто идиот.       Альфа взял парня на руки, предусмотрительно прикрыв плечи рубашкой, и тот сразу же обхватил его конечностями, крупно дрожа. Он почти душил его самого, часто дыша и пачкая прежде белую рубашку Росса, но это было буквально меньшим из всех зол. Он повернулся, бросая смертоносный взгляд на сжавшегося парня, и уже спокойнее произнес, едва двигая губами:       — Жди здесь.       Паренек кивнул, пораженно глядя на них, как альфа прикрывает глаза блондина, чтобы тот не смотрел на него, что-то тихо говоря на французском. Так что прежде, чем они скрылись за дверью, омега запустил пальцы в его волосы на затылке, сжимая их. К нему он вернулся минут через двадцать, выглядя совсем как другой человек. Он снял пальто, но не позаботился о том, чтобы переодеть рубашку, залитую потемневшей кровью, или хотя бы смыть ее с шеи. Откровенно говоря, ему не хватало только пары рог, чтобы походить на дьявола, только что собственноручно разорвавшего грешника.       Но сам провинившийся юноша чувствовал, что это только предстоит, и грешник тут именно он. За это время он ни на сантиметр не сдвинулся, боясь отойти от стены, ведь тогда что-то упадет: либо она, либо он сам.       — А сейчас, сукин сын, ты мне объяснишь, что ты собирался сделать. Только учти, от этого зависит твоя жизнь. Ты хоть понимаешь, что натворил? — Фабрис взял его за грудки, снова крепко прижимая к стене, чтобы, не приведи господь, он не думал сбежать. Говорил он уже адекватнее, но не менее угрожающе.       — Я хотел помочь ему, потому что Вы сделали с ним ужасные вещи, — паренек взмахнул рукой, указывая на дверь, будто было непонятно, о ком они говорят. — Он, видимо, не понял моего предложения помочь, я повторил его на английском, но он отказался, зачем Вы так запугали его? Он даже побоялся что-то мне сказать! — чужак уперся в его грудь ладонью, отталкивая. Бесплодно, но мужчина сам его выпустил.       — Для этого нужно было его раздеть, любезный спасатель? — язвительно спросил Фабрис. Он ненавидел эту свою сторону, но способность постоять за партнера и нужда преподать урок чужаку толкали его злиться еще больше. Лишь благодаря железобетонной силе воли он медленно гасил этот срыв и прижал ладонь ко лбу, глубоко вдохнув. Очки он оставил в номере, а потому потер пальцами глаза. — Начнем с того, что английский он тоже не знает, а говорить попросту физически не способен, понимаешь? Даже закричать от того, что на него посягнул кретин вроде тебя.       — Да ничего такого я не собирался с ним делать! — ощутив, как аура альфы становится менее давящей, он тоже разозлился и даже осмелился повысить голос.       — Тихо, — Фабрис снова усилил давление, при этом говоря совсем негромко, и оперся о стену рядом с его головой, нависая сверху. — Не зли меня еще больше, тебе повезло, что я вернулся, в противном случае, я бы с тобой не нянчился: без суда и следствия скрутил бы тебе шею.       Парень вжал голову в плечи, от чего-то совсем не сомневаясь в том, что каждое его слово — правда, а не пустая угроза. Его глаза все еще опасно блестели, как наточенные лезвия ножей. Как ни пытался он не выдавать своей тревоги, все рано был полностью бессилен перед Росса.       — Менеджер... — осипшим голосом произнес парень и прочистил горло. — Фаустина сказала, чтобы я следил за вашим номером, потому что Вы накачали парня наркотиками, чтобы он не оказывал сопротивления. И у него шрам на лице, а я увидел еще на руке и синие пятна...       — Я же сказал не злить меня еще больше, — Фабрис вжал пальцы в стену, так что вот-вот в ней появились бы вмятины. — И ты вообразил себя рыцарем, насильно вытаскивая моего омегу из номера в таком виде, как только я на минуту отлучился? Вам надо поменьше детективов читать. Еще при заселении я сказал, что он болен, что было непонятно?       — Да дураку ясно, что любой маньяк ответил бы то же самое.       — Маньяк? — переспросил Фабрис, опустив взгляд на его смуглую шею с начинающими наливаться гематомами. Да, этот парнишка дал ему понять, что он близок к этому понятию, да и сам чуть не стал первой его жертвой. — Поэтому вы не придумали ничего лучше?       — А что мы могли? — уже совсем тихо прошелестел парень, поняв, что Фабрис немного успокоился и все же не планировал его взаправду убить.       — Спросить у меня нормально, — Росса вздохнул и оттянул рубашку на своей груди, привлекая его взгляд. — Пойми, существуют не только физические болезни, но и психические, такие, которые не разглядеть. Я оценил твое рвение помочь, доля благородных помыслов все же есть. Но когда он отключился от действительности, тебе стоило остановиться, ты все усугубил.       — Но...       — Я его врач, его партнер и его альфа, — перебил Росса, отстраняясь и направляясь вниз по ступенькам, чтобы провести еще одну беседу с креативной зачинщицей, дабы в ее голове не возникло плана пограндиознее, если это действительно было возможно после случившегося. — Каждое из этих слов буквально. Я отвечаю за него собственной жизнью, понимаешь? — альфа бросил взгляд за плечо, сунув руки в карманы и, не ожидая ответа, продолжил: — Он был не на наркотиках, а принял лекарства, шрамы остались вследствии травм после аварии, а на груди... — Он скрипнул зубами, все еще недовольный тем, что чужак увидел это. — Мои временные метки, чтобы оставить ему мой запах и он чувствовал себя безопаснее и такие как ты не трогали его.       — Простите, Вы могли бы сказать это сразу...       — О, конечно, — Росса остановился и развернулся к нему, сжимая руки в карманах клетчатых брюк в кулаки, — забыл, что должен рассказывать о состоянии своего любимого каждому, кто на нас посмотрит.       Росса понимал, что эти двое действовали из благих побуждений, но его до костного мозга раздражал этот поступок. И он не мог контролировать свою злость. У него едва земля из-под ног не ушла, когда он увидел их. Только из-за этого не смог сорваться с места и побежать. К счастью, Чезаре — именно это имя было указано на его бейдже, который Росса рассмотрел не сразу, как и форму охраны отеля — не успел наделать непоправимого. Марсель просто до жути испугался, от этого и побочных эффектов препаратов у него резко подскочило давление, что вызвало обильное кровотечение из носа. Поскольку лекарств больше дать ему Фабрис не мог, заботясь о организме и сохранности сознания, успокоил его, прижимая к груди. Он отказывался умыться, после, выплакавшись, сразу уснул. Вторым по важности для Фабриса было понять произошедшее, потому он так и вышел из номера.       Повторив на ресепшене все слово в слово для перепуганной Фаустины, он замолчал, ожидая извинений. Девушка переводила взгляд с окровавленного мужчины, которого посчитала похитителем, растлителем, и еще кучей слов связанных с преступлениями, на Чезаре, с расплывающимся синим пятном на шее. И безмолвно хлопала ртом.       — Вам нужна «скорая»? — Фабрис уже устало вздохнул, поворачиваясь на обладателя голоса за спиной.       — Нет, благодарю, мне уже достаточно помогли, — вежливо, с прикрытым сарказмом ответил Росса, глядя на солидную женщину в строгом костюме. Повернувшись назад к Фаустине, он равнодушно произнес: — Можете отменять бронь, мы сейчас же выселимся.       Люди, собравшиеся в холле, а так же новоприбывшие жильцы, что не решились подойти к ресепшену, у которого находился пугающего вида альфа, начали перешептываться, и это волной покатилось по всему залу. Фабрис продолжал ожидать, окончательно успокоившись и краем уха слушая пересказ своих слов из уст Чезаре женщине в костюме.       — Что ж, — изрекла дама, привлекая к себе внимание, — что насчет того, чтобы Ваше проживание тут было бесплатно? На любой срок, разумеется.       — Меня не интересуют деньги, я не собираюсь подавать в суд, но не потому, что я столь великодушен, а потому что это обязательно заденет мою пару, и я хочу избежать лишь еще большего стресса и потрясений, чем те, что уже доставили ему Ваши сотрудники, — Росса тяжело вздохнул, только больше утомляясь от этих разговоров, и направился к лифту. — Неважно, оставьте нас в покое, мы выедем, как только я сниму номер в другой гостинице.       Все, о чем стоило думать, был Марсель. Он больше не мог терять время и должен быть рядом, если он проснется и снова испугается. Теперь он ни за что не даст маху и в следующий раз точно будет готов. Попросту не оставит его одного.       Он смог спокойно вздохнуть только непосредственно в номере, глядя на омегу, посапывающего в подушку, как милый маленький сурок. Тяжесть, что возникла внутри, постепенно стала спадать. Мужчина прилег рядом, предпочитая выбросить из головы случившееся, до того момента, как парень не проснется. Ни кровь, коркой высохшая и стянувшая кожу, ни головная боль его больше не волновали. Он притянул к себе омегу, поглаживая его метку и вздохнул, прижимаясь к волосам носом.       Одержимый своим омегой, обречен на любовь, походящую на его собственную болезнь.