***
«… я не собираюсь нарушать правила…» Эта фраза раз за разом эхом проносилась в голове Карины, будоража воображение. Неужели речь шла о ней, и события того вечера стали известны третьим лицам? Или же Алиса Андреевна в самом деле уже была замечена в связях со студентами и до этого?.. В таком случае Карина была для неё очередной мимолётной связью — не чем иным, как развлечением, интересным способом провести время. Как же всё-таки больно и обидно было признаваться в этом самой себе. Это отнюдь не то, чего ожидала Карина. Не то, чего она хотела. Не то, что могла себе позволить. В груди неприятно сжало; казалось, что редкие лучи заходящего солнца больше не озаряли, а обжигали ледяными прикосновениями. Несмотря на всё это, девушка внешне никак не проявила внутреннее смятение: с не выражающим абсолютно ничего взглядом она молча перешла улицу вместе с Алиной. Со стороны всё, должно быть, выглядело естественно, ведь какое дело обычной студентке было до преподавательницы? Любопытно, конечно, но не до такой степени, чтобы пытаться узнать что-то большее, ведь это было бы как минимум невежливо. — Ты глянь, — неожиданно произнесла Алина, глядя в экран телефона, после чего развернула его к девушке. — Угадай, кто мне пишет. А главное, ЧТО! Погружённая в свои мысли, Карина едва не споткнулась о неровность на асфальте. — «К нам скоро приедет Катька и останется ещё и на выходные. Скинь пару тыщ на подарок пж», — прочитала она и закатила глаза. — Чего? Кто такая «Катька» вообще? Эта история уже настолько надоела, что тошнило: вот уже в который раз она наблюдала за тем, как один взрослый человек терроризирует другого, а именно — старший брат Алины откровенно издевался над терпением сестры, что никак иначе назвать было нельзя. — Я не знаю и знать не хочу. Он каждый раз новых приводит то Кать, то еще кого-то, — развела руками та. — Нет, ну я, может, человек наивный, но я уже устала каждый раз заново удивляться тому, какой мой брат… дебил! Красноречия Алине было не занимать: многим в группе она казалась тихоней, которая выполняла все задания и посещала занятия с завидной частотой, никогда ни с кем не конфликтовала, но в действительности всё было совсем не так. С близкими людьми девушка позволяла себе намного большее, словно отбрасывала маску: у неё были очень яркие эмоции, которые она не сдерживала. — Он, во-первых, даже не спросил разрешения привести кого-то, — продолжила она и тяжко вздохнула, — а во-вторых, он до сих пор не вернул мне десять тысяч, которые взял в долг аж полгода назад! И он смеет надеяться, что я снова попадусь на его обещания! С каждой фразой подруга всё сильнее закипала, и оно было понятно: с таким братом и враг не нужен. — А мне ещё интересно, как на такого, как он, вообще кто-то ведётся. Им вообще нормально, что чуваку за 30, а он до сих пор живёт с мамкой? — Я понятия не имею! — Алина очень активно жестикулировала, высказывая недовольство. — Теперь ещё эта Катюха, которую он неизвестно откуда припёр. — Да уж, никто не даст нам ответ на этот вопрос, — пожала плечами Карина. — Этот диагноз называется «Максим». Тебя послушать — и сразу начинаешь замечать, что все Максимы какие-то долбоёбы. Надеюсь, это просто твой брат особенный. Кстати говоря, как твой переезд? Алина мгновенно переменилась в настроении и отчего-то смущённо заулыбалась. — Так я как раз в эти выходные переезжаю. — К Серёже, да? — Ага, — кивнула она, после чего схватилась за лоб, изображая фейспалм: — Максим уже даже успел у меня спросить, не беременна ли я, раз так спешу переехать, ведь, по его мнению, причиной для того, чтобы съехаться, может быть только беременность. — Надеюсь, назовёте в честь Сойкина, — саркастично ухмыльнулась Карина. Отвлечься от собственных, скорее всего, надуманных проблем было очень кстати, и эта короткая прогулка оказалась действенным методом. Девушка невольно поёжилась, ощутив, как на её нос упала капля дождя. — Давай-ка пошустрее, — поторопила она подругу, ускоряя шаг, чтобы как можно скорее спрятаться под навесом. Вдруг небо озарила вспышка молнии, вслед за которой последовал раскатистый звук грома. Спокойствию и умиротворению настал конец: накрапывавший редкими каплями на асфальте дождь обрушился на город холодным ливнем. «Всё, конечно, хорошо, но зонта у меня нет, — размышляла Карина. — Остаётся только молиться, что за полчаса, пока я буду ехать, дождь закончится или хотя бы ослабнет». Вскоре девушкам пришлось попрощаться, поскольку они жили на разных станциях метро, и Карина вновь осталась наедине с тревожащими мыслями. Среди пассажиров она невольно пыталась найти знакомое лицо, хотя понимала, что этого человека никак не могло быть в этом месте здесь и сейчас.***
Центр города по-прежнему блистал: вид с набережной захватывал дух, архитектура старинных зданий гармонично дополняла облик этого места, а на водной глади играли солнечные зайчики, и это больше походило на затишье перед бурей, нежели на ничем не примечательный спокойный денёк. Обычно Карина с интересом разглядывала прохожих и здания, но сегодня никакого восторга от лицезрения красивых улиц у неё почему-то не было. Что мог принести сегодняшний день? Ничего интересного, всё как всегда, думала Карина, шагая по тротуару. Но Карина, конечно же, ошибалась. — Там Вероника стоит? Они с Алиной шли по коридору, направляясь к аудитории, и резко остановились, приметив вдалеке знакомую фигуру. — Похоже, — не менее удивлённым тоном ответила та, приподнимая бровь. Возле двери, ведущей в туалет для сотрудников университета, стояла не кто иная, как Вероника. И каким же, интересно, ветром её сегодня принесло в университет? Судя по тому, как её трясло, она заливалась беззвучным хохотом, попутно набирая в телефоне какое-то сообщение. — Тс-с, — вся красная от смеха, шикнула она, как только девушки остановились возле неё. Вероника своим поведением иногда очень сильно напоминала ребёнка. Порой она могла ни с того ни с сего начать смеяться, будто, как говорится, ей «смешинка в рот попала», даже если они писали какую-нибудь контрольную работу или сдавали зачёт, и выглядело это крайне нелепо. Или же просто смеяться с какой-то глупой шутки, которую она придумала сама; ей даже не казалось это странным, и она тыкала кого-нибудь в плечо, а потом смеялась уже над кажущимся ей глупым выражением лица. И действо не заканчивалось: как бы ты ни реагировал на её поведение, она находила способ извратить это всё в понятный только ей прикол. Эта черта была самой что ни на есть раздражающей в её характере. Карина диву давалась, как преподавателям удаётся сохранять лицо, когда Вероника в очередной раз начинает вести себя подобным образом. Каждой твари по всем законам жанра должно быть по паре, поэтому Вероника довольно быстро подружилась с похожей на неё одногруппницей по имени Кристина. Было трудно сказать, кто из них вызывал больше недоумения, потому что обе уже успели проявить себя. Наверное, любой, оказавшись рядом с этими двумя, почувствует себя гораздо взрослее. — Там… Кристина… — давясь от внутреннего хохота, шептала она. — Она!.. Она снимает Маринку!.. «Снимает? Нахуя, а главное зачем? Так много вопросов, так мало ответов…» — пронеслось в голове у Карины. Из одной из кабинок донёсся некий больно подозрительный звук, и чтобы точно убедиться, что это именно то, о чём она подумала, девушка подошла к приоткрытой двери ближе и подозвала Алину к себе. Они обе прислушались. Алина же залилась краской — её щёки пылали. — Я слышу Маринку Иванну? — шёпотом переспросила Карина. Среди прочих звуков можно было расслышать приглушённые женские постанывания — и от одной только этой мысли становилось дурно. — Подождите, там ещё какие-то дедовские покашливания… — Да, — кивнула Вероника, пытаясь отдышаться после истерики, которая, по всей видимости, наконец начала затихать. — И этот, как его… Богословский. Они вместе заходили. Ладно ещё Маринка, она же Злобина Марина Ивановна — истеричная и при этом скандальная преподавательница, от которой можно было ожидать чего угодно, но чтобы Алексей Вениаминович, утончённая натура… Достопочтенный Алексей Вениаминович, который ходил в церковь по воскресеньям и на досуге рисовал картины?.. «Так он же вроде был женат…» Кристина с Вероникой играли роль всадниц апокалипсиса, не иначе, ведь по-другому и не объяснить, почему они всегда находились в эпицентре самых громких событий. — Какой-то ебучий сюрреализм, — заключила Карина с гримасой отвращения. Нет ничего более тошнотворного в жизни, чем оказаться свидетельницей жарких ласк двух преподавателей, одному из которых ещё и за пятьдесят. И который, возможно, женат. Карина была настолько поражена, что все мысли в её голове смешались, и она не могла понять, за какую из них хвататься. Из туалета выскочила Кристина. — Уходим, быстро, — махнула рукой она. Девушки быстрым шагом направились к лестнице.***
— То есть Вероника ждала в коридоре, пока её подружка снимет на камеру трах Маринки и Богословского? Яна не могла поверить своим ушам. И её можно было понять: едва ли кто поверил бы в такой рассказ, потому что со всех сторон ситуация выглядела максимально по-идиотски. Два взрослых преподавателя решили, что заниматься сексом в общественном туалете средь бела дня — это отличная затея, и их, конечно же, никто не найдёт и не услышит. Вероника с Кристиной и вовсе решили снять это дело на камеру, как будто это нормально. Карину одолевал один единственный вопрос: зачем им могло это понадобиться? Она сильно сомневалась, что таким образом они пополняли свою домашнюю библиотеку. — Да, — утвердительно ответила Карина. — Мы сами не поняли. — И мы сейчас сидим и ждём Маринку, потому что у нас сейчас с ней пара по лингвоанализу, — произнесла Яна и подпёрла голову рукой. — Ага. — Ага, — кивнула Алина. Явно скучая, Карина обречённо вздохнула и откинулась на спинку стула. — И это отличный компромат, — неожиданно сказала Яна, поправив очки, за стеклом которых нехорошо блеснули её глаза. — Да и вообще весело. Странно, но как-то отлегло даже. Будет чем крыть, если она решит морально на нас давить. — А морально давить она любит. Но в случае чего мы надавим в ответ, — добавила Алина, которая была явно в боевом настроении. Лицо Карины исказила недобрая ухмылка. — Мне кажется, я начинаю понимать, почему они это затеяли. Наконец в аудиторию вошла Марина Ивановна, что ознаменовало начало пары. Она выглядела вполне нормально: никаких мятых рубашек, на скорую руку заправленных в брюки, испорченных причёсок и размазанных помад, как это бывает по классике. Выдавать её могли лишь две вещи: румянец на щеках и учащённый пульс, вследствие которого она шумно выдыхала воздух, но если не знать причин, то можно подумать, что она быстро поднималась по лестнице. — Ну как вам сказать, — как обычно, Марина Ивановна начала занятие с обсуждения работы деканата. — Оперативная работа — это наше всё. Неделю бились за расписание, вчера в него заглянула — а они сделали всё ровно да наоборот. Говорят, не волнуйтесь — а я отвечаю: так я давно уже не волнуюсь. И чего я распинаюсь каждый раз… Как и Сойкин, она очень «любила» деканат, но если обсуждать его промахи с Сойкиным было весело, и на паре царила атмосфера дружелюбия, словно сидишь на чаепитии с другом, то Злобина была эмоционально незрелой личностью, которая воспринимала студентов как сливную яму, в которую можно было отправлять весь свой накопленный эмоциональный багаж. А что самое любопытное, это всегда было монологом, и она недовольно фыркала, если кто-то вставлял свой комментарий в её тираду. Выбора не было: приходилось слушать от начала и до конца, и после этих занятий студенты испытывали лишь моральное истощение. О пользе говорить тоже было нечего, поскольку никто не понимал, зачем вообще был нужен этот предмет. Возможно, причина крылась в непрофессионализме преподавательницы, которая превращала занятия в акт психологического истязания людей, которые волей судьбы пришли в это место явно не с этой целью. Карина же и вовсе присутствовала лишь физически: её мысли вновь занимала Алиса Андреевна. Она не могла отпустить её несмотря на то, что понимала, что ничего другого ей не остаётся. Но мысли об этом отзывались болезненным ощущением в груди, словно её сжимало тисками. «Я бы хотела с ней хотя бы поговорить… — задумалась девушка. — Но о чём нам разговаривать?..» — По-моему, вы чем-то не тем занимаетесь, — заявила Марина Ивановна, недовольным взглядом окинув сидевших за партами студенток. Виктора, единственного парня в группе, сегодня не было. — В телефоне же интереснее копаться, правда? «Ну вот не опять, а снова. И что же на этот раз ей не понравилось? Недостаточно убедительно сверлим текст взглядом?» От раздражения Карина надавила на карандаш, заставляя стержень треснуть. — Достали листочки и пишем всё, что надумали. В конце занятия сдаём. Кто не сдаст — поговорим на зачёте. Тем, кого сегодня нет, так и передайте: у них время до следующей недели. Настроение этой женщины менялось со скоростью света: вроде бы в начале занятия она даже шутила какие-то шутки, жалуясь на деканат и несправедливость мира, а теперь в её голове словно нажали на переключатель, и вот — это был уже совершенно другой человек с диаметрально противоположным настроением. Подход к ней было найти крайне тяжело, но Карина и не пыталась: она просто хотела сдать этот предмет и забыть о нём навсегда. Однако теперь у их группы была очень интересная информация насчёт Марины Ивановны, которой можно было воспользоваться… «Напоминает о былых временах… — задумалась Карина, вспоминая события, которые, казалось, произошли уже тысячу назад. — В прошлый раз мы смогли добиться своего, и больше та дамочка у нас ничего не ведёт». Проблемы валились одна за другой, словно Карину проверяли на прочность. И сколько же она ещё продержится в таком режиме? Всё-таки зарыться поглубже в повседневные дела ей так и не удалось: Алиса Андреевна крепко застряла в её мыслях и не собиралась отпускать. На улице Карина почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. «Неужели…» Осмотревшись по сторонам, девушка наконец заметила её. Алису Андреевну. На мгновение их взгляды встретились — и Карину охватило знакомое волнительное чувство, как тогда во время грозы. Взгляд преподавательницы выражал то же беспокойство. Но почему? Почему теперь он источал лишь холод? Время, казалось, замерло, а затем всё вмиг вернулось на свои места. Алиса Андреевна спешно развернулась и скрылась в толпе.