Остров

За поворотом, в глубине Лесного лога, Готово будущее мне Верней залога. Его уже не втянешь в спор И не заластишь. Оно распахнуто, как бор, Всё вглубь, всë настежь. Борис Пастернак.

— Ух, круто! — выдохнул Билл, откидывая спинку кресла в самолёте. Он поудобнее устроился и закрыл глаза. Перед мысленным взором юноши проносились картины этого дня. Билл порядком устал — они преодолели на старенькой машине почти 236 миль до Бостона. Больше пяти часов в дороге, шутка ли! Юноша дремал на заднем сидении рядом с младшим братом Джорджем, который всё никак не мог успокоиться и хныкал почти всю дорогу. Билл сквозь сонное марево слышал их с мамой голоса: — Мам, пап, давайте не полетим! Я боюсь летать, вдруг с нами что-то случится? — жалобно просил Джорджи. — Сегодня ночью мне приснился очень страшный сон: что мы все погибнем, а Билл... — Ты обязательно полетишь! Мы все полетим! — перебила его Сара, и, смягчившись, продолжила. — Сынок, Коста-Рика это настоящий рай на земле. Наконец-то мы все вместе хорошенько отдохнём: солнце, пляжи, песок, хороший отель с бассейном. Целых 10 дней мне не придётся готовить! А ты, Джорджи, обязательно найдёшь там новых друзей, правда, Зак? — обратилась она уже к мужу. — Конечно, дорогая. Мы целый год копили на эту поездку. У нас будет лучшее Рождество, которое только можно представить! — Мам, мне тревожно, а вдруг самолёт упадёт, я такое в фильмах видел. — Билл, — сердито обратилась к старшему сыну Сара. — Может, хватит уже запугивать брата? Каждый вечер вы с ним эти жуткие фильмы смотрите. Он скоро начнёт бояться собственной тени и монстров под кроватью. — По статистике, — вставил Зак, не отрывая взгляда от дороги, — на один миллион триста тысяч полётов приходится только одно крушение. Так что нам это точно не грозит, разве что сам дьявол вдруг разозлится на нас и решит поджарить наши задницы. — ЗАК! — возмущённо одёрнула его Сара. Она, конечно, любила своего мужа, но считала его юмор слишком уж... простоватым и местами неуместным. — Ма, можно я возьму свою черепашку и немножко посплю? Мне с ней лучше. — Да, возьми, сынок, — Сара открыла синий детский рюкзачок с изображением грузовика и достала оттуда мягкую черепашку-ночник с пластиковым панцирем. Игрушка была болотно-зелёного цвета, в её твëрдом панцире были прорезаны отверстия в форме звёзд. Любимая игрушка Джорджи, без которой он не мог уснуть. — Спасибо! — Джорджи крепко обнял черепашку, устроился поудобнее и задремал, уютно прижавшись к Биллу тёплым боком. До рейса оставалось три часа. Бостон встретил их гулом машин, толчеёй людей и хмурой погодой. Низкое серое небо как будто давило на головы прохожим, заставляя их держаться за виски и, скривившись, торопливо глотать обжигающий кофе из бумажных стаканчиков. Оставив свой старенький форд на стоянке и подхватив чемоданы, они двинулись к зданию международного аэропорта Логан, которое возвышалось над остальными зданиями, как огромный робот-трансформер на длинных бетонных ногах. Как только Джорджи последним покинул машину, заморосил холодный дождь. — О, это к счастью, — оживилась Сара. — Уезжать в дождь — хорошая примета, мы непременно проведём в Коста-Рике лучшие 10 дней нашей жизни. Сара не была суеверной, но её психика не выносила тревоги и неопределённости, поэтому в некоторые моменты жизни она старалась ухватиться за каждую мелочь, которая посулит ей счастливое будущее. — Джорджи, надень свой жёлтый дождевик и возьми с собой в ручную кладь тёплую кофту — в самолёте может быть прохладно. — Зак, ты вынул маникюрные ножницы и свой охотничий нож из сумки? Иначе придётся оставить их в аэропорту, — привычно командовала Сара. Досмотр багажа. Угрюмая тётка кинула три их чемодана на ленту (один Сары, один Зака, один — детский). Билл наблюдал, как чемоданы, подпрыгивая, уезжают от них, скрываясь за полосками свисающей резины. Возле металлоискателей стояли спецназовцы с оружием и в бронежилетах, скользя по проходящим равнодушными холодными взглядами. Проходя через рамку, Билли поймал на себе один из таких взглядов, и его почему-то бросило в дрожь, хотя он точно, совершенно точно, ничего запрещённого при себе не имел. Ему почему-то показалось, что этот здоровый спецназовец сейчас схватит его мощной накачанной ручищей за шкирку, как нашкодившего щенка, и рявкнет на весь аэропорт: «Так, пацан, ты никуда не полетишь». Билл кусал губы, стараясь не выдать своего страха. Кругом с рациями в руках сновали копы в форменных брюках и белых рубашках. — Говорят, ищут какого-то наркокурьера. Поступил звонок, что на этом рейсе он повезёт свой товар, — прошептала Сара, наклонясь к Биллу, когда увидела, каким взглядом тот смотрит на полицейских. Пройдя регистрацию и досмотры, уставшие и порядком измотанные, они наконец-то уселись на кресла в зале ожидания. Зал гудел как растревоженный улей: люди переговаривались, ели, читали газеты и книги, дремали, маленькие дети плакали в люльках и на руках своих матерей. Билл от скуки стал рассматривать пассажиров. Его внимание привлекла молодая женщина в белом атласном тренче (возможно, в тренче — Билл точно не знал), стройная и красивая, как фотомодель. Глядя на её яркую внешность: светлую кожу с веснушками, иссиня-чёрные волосы, пронзительные голубые глаза, Билл подумал, что, должно быть, у неё в предках были индейцы. Необычная, запоминающаяся, экзотическая красота. Она держала в руках маленький карамельно-полосатый зонтик и о чём-то переговаривалась с седым старичком в расстёгнутом пальто и узких лаковых ботинках. Одно плечо старика было значительно выше другого. «Горбун», — подумал Билл. Женщина что-то тихо говорила ему, листая большой альбом с красочными илюстрациями. Поймав восхищённый взгляд юноши, она ласково улыбнулась и подмигнула ему. Билла слово кипятком обожгло; он почувствовал, как краска мгновенно залила щёки, но, к счастью, женщина уже отвлеклась на своего собеседника. — 40 минут до отлёта, — прогудел над ухом голос отца, вытаскивая Билла из блаженно-постыдного восторга. Он не считал себя привлекательным парнем, а заикание делало его ещё более стеснительным и замкнутым. — Да, с-спасибо, пап. — Я пойду в дьюти-фри за колой и орешками для Джорджи, тебе что-нибудь взять? — Нет, т-только воду. Билл посмотрел на брата. Джорджи уже повеселел и теперь носился, скользя подошвами сапог по гладкому полу, вдоль рядов кресел. Он играл с худеньким мальчиком в очках, чуть старше него. Штанины его синих джинсов были забрызганы уличной грязью. В отличие от серьёзного, резкого и замкнутого старшего брата, Джорджи был маленьким «солнышком» в семье: весёлый, игривый и ласковый — он был всеобщим любимцем. — Мальчики, перестаньте бегать, лучше сядьте и почитайте комиксы, — попыталась воззвать к порядку Сара. — Какой у нас номер гейта? — обратилась она к пришедшему мужу. Билл перестал слушать, открыл воду и начала глазеть на табло с расписанием рейсов. «Вот он, наш. 14:08 Бостон (США) — Лимон (Коста-Рика), Аэробус А 310-200.» Билл достал из рюкзака блокнот (серый, на пружинке, с неопределимыми геометрическими фигурами, вполне мужественный для мальчика), карандаш с ластиком на кончике, и начал рисовать силуэты пассажиров. Красавица с горбуном расположились в креслах как раз напротив, всё так же углублённые в свою беседу, и Билл, украдкой посматривая в их сторону, начал делать набросок складок приталенного тренча («почему она так легко одета для декабря?») и длинных ног в чёрных туфлях на высоком каблуке. «Интересно, кто они друг другу? Почему эти двое вместе, и о чём беседуют?» — Билл так увлёкся придумыванием истории, что резко вздрогнул, когда мать окликнула его по имени. Вместе с остальными пассажирами они заторопились на посадку, и Билл потерял из вида странную пару. Они шли по рукаву, везя перед собой чемоданы. «Как какой-то проход между мирами», — подумал юноша, не зная, как он на самом деле был близок к правде. У них было 4 места в хвосте: 24 ряд, A,C,D,E. Два места у иллюминатора — для ребят, потому что Джорджи летел в первый раз и ему очень хотелось посмотреть на облака, рядом с ним — место Билла, и через проход — два родительских. Билл прошёл между рядами синих кресел, пропустил брата и поставил в ногах свой рюкзак, оставив себе блокнот с карандашом и бутылку воды. Он не хотел расставаться со своими вещами даже на несколько часов полёта. Юноша пристегнулся и закрыл глаза, пытаясь отвлечься от шума голосов и всеобщей суеты. Есть он не хотел. — Мальчики, вот пакеты, если укачает. Джорджи весело ёрзал на месте, тараторил и совал Биллу под нос яркие буклеты с красным треугольником — эмблемой «Дельта Эйр Лайнс». На них огромный двухмоторный самолёт, разрисованный в бело-сине-красные фирменные цвета и с большой надписью «Дельта» взлетал навстречу заходящему солнцу. Тут салон самолёта заполнил ровный гул. Они взлетали. — Мы полетим на высоте 10 тысяч метров над землёй! — восторгу Джорджи не было конца. Тараторил он возбуждённо и довольно неотчётливо, потому что к тому времени уже разложил свой серый пластиковый столик с углублением для стакана и принялся сосредоточенно очищать от оболочки сосиску. «Для детей», — гласила надпись на прозрачной оболочке, чтобы ни у кого из тех, кто собирался съесть её, не возникло даже и тени сомнения, что эта сосиска должна быть съедена именно ребёнком: таким же русоволосым и жизненадостным мальчиком в тёплой кофточке и красных резиновых сапожках, каковым и был Джордж Денбро, а вовсе не мужчиной, женщиной, или, упаси господь, собакой. На прозрачной оболочке, рядом с надписью, был рисунок: девочка с соломенно-жёлтыми волосами летела, держась за нитку красного воздушного шарика. Хотя, в свете ярких самолётных ламп шарик вполне мог быть и тёмно-розовым, Билл точно не был уверен. Джорджи аккуратно снял оболочку с сосиски и, надев ту на пластиковую вилку, откусил сразу половину от её розового мясного тела. Мясной сок капнул на белоснежную кофточку маминой вязки. Джорджи поморщился. Он точно не догадывался, что эта сосиска — последнее, что он ест в своей жизни. Билл отвлёкся от брата, вытащил блокнот и постарался закончить рисунок. У него никак не получалось передать какой-то птичий наклон головы той женщины. Эти розовые ластики на карандашах всегда плохо стирали и больше размазывали линию карандаша, создавая грязь в рисунке, чем действительно помогали. Хороший ластик лежал у него в багаже. Юноша с досадой захлопнул блокнот, буркнул что-то себе под нос и уставился в иллюминатор. Пытаясь побороть тошноту и неприятные ощущения от заложенных ушей, он положил в рот пару кисло-сладких конфет «Эверластинг Гобстоппер», откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и вскоре задремал. Биллу снился взрыв в каком-то огромном здании, люди, мечащиеся в панике между задымлёнными коридорами. Взрыв, как гигантский пылевой гриб, лез через все двери, на ходу снося их. Женщина в окровавленном белом тренче сунула ему в ладонь что-то мягкое, шерстяное наощупь и с силой сжала его руку в своей. — Он есть Альфа и Омега. Начало и конец. И он ждёт тебя. Пообещай мне, что найдёшь его, — в её голосе он услышал мольбу. — Кто он? — Гитчи Маниту, Пожиратель миров. — Вы ошибаетесь, — твёрдо сказал Билл, не заикаясь, хотя с незнакомыми людьми он заикался всегда. — Я не тот, кто Вам нужен. — Черепаха не может помочь тебе, —женщина смотрела на него, но словно не слышала. Полные губы еë задрожали, в ярких голубых глазах стояли слёзы, делая их ещё больше. — Иди к нему, только ты можешь остановить это! — её голос дрогнул, исказился, пошёл помехами, рябью, как ушедшая волна радиостанции. Билл перевёл взгляд вниз, на свою ладонь со сжатым предметом, и раскрыл её. На ладони лежала пуговица-помпон из красных шерстяных ниток. Помпон был вымазан кровью. Когда Билл поднял глаза, женщины перед ним уже не было. Он беспомощно оглянулся, пытаясь найти выход, и тут прямо рядом с ним прогремел ещё один взрыв, куда более мощный, чем первый; смертельная волна отбросила парня через весь коридор, впечатала в стену, чуть не выбив дух, Билл закричал — и проснулся. Что-то точно было не так: салон заполнял гул множества голосов: люди переговаривались, свет мигал, загораясь то ярче, то слабее. Перед глазами Билла услужливо промелькнули кадры из его любимых фильмов-катастров про горящие леса, падающие самолёты и прочие ужасы. Внезапно в проходе между креслами показалось совершенно белое лицо стюардессы с огромными глазами: — Врач! Нам нужен врач! Есть в салоне врачи? Пассажиры притихли. Никто не отозвался. Повисла такая неловкая и отчаянная тишина, какая всегда бывала, когда Билла спрашивали на уроках в школе, а он смотрел в глаза учителю и чувствовал, что, к своему ужасу, не сможет сказать ни слова. Через пару секунд все слова загалдели, будто кто-то включил звук. — Врачей, похоже, нет, но вы обязаны объяснить людям, что происходит! Почему вы держите нас в неведении? — звучный голос Зака Денбро легко перекрыл шум других голосов. — У второго пилота случился сердечный приступ, и он пролил свой напиток на приборную панель, что привело к сбою в работе двигателей, прошу вас не паникуйте, оставайтесь на местах, вашим жизням ничто не угрожает, — голос стюардессы дрожал, фирменной шапочки на голове уже не было, а лицо приобрело какой-то сероватый оттенок. Казалось, она держится на ногах только засчёт того, что изнутри в её тело вставили металлический штырь, и если его сейчас вынуть, то она тихо осядет на пол и расплачется. Прибежала ещё одна стюардесса, высокая полноватая брюнетка и, перебив первую, быстро заговорила, стараясь успокоить пассажиров. Билл смотрел, как шевелятся её губы, слишком обильно накрашенные ярко-красной помадой, и не слышал ни слова. Внезапно, оттолкнув её, в салон ворвались два бортпроводника и велели всем пассажирам надеть спасательные жилеты и приготовить кислородные баллоны. Ровный гул двигателей самолёта превратился в низкий угрожающий вой. Джорджи в панике жался к Биллу, пока тот надевал на него жилет. После Зак помог самому Биллу справиться с застёжками-карабинами. — Мама, мама, — плакал Джорджи, пытаясь расстегнуть ремень и пробраться к родителям. — С-иди на месте, нельзя вставать, ты же слышал! — прикрикнул на него Билл, и, вопреки сердитому тону, сам крепко обнял худенькое тельце брата, увеличенное сейчас спасжилетом. Джорджи в панике вцепился в него как маленький зверёныш. Зак обнимал трясущуюся Сару. Не зная, что делает, Билл на секунду отстегнул ремень, наклонился к рюкзаку, достал из него свой походный нож «Онтарио» (складной выкидной нож, длина клинка 7,6 см, подарок отца. На чёрной полированной ручке было вырезано «Биллу от отца. Будь сильным, сынок») и сунул его в правый карман джинсов. Удивительно, что его не изъяли при досмотре. Внезапно вой двигателей пропал, и это было самое страшное, страшнее всех звуков. Выключился свет. Самолёт резко тряхнуло, Билл ударился головой и потерял сознание, проваливаясь в бездонную глухую тьму.