Time is over

Настоящее время. В Нью-Йорке с самого утра гул машин, автобусов и мотоциклов. Яркое сентябрьское солнце светит в окна многоэтажек, отсвечивает от панорамных окон небоскрёбов, столбы дыма идут от заводов и многочисленных фастфудных забегаловок и ресторанов. Тэхен просыпается от щекочущего дыхания ему в шею. Парень поднимается и осторожно перекладывает спящего Юнги на подушку, укрывает пледом и ступает на прохладный пол. Шлепает голыми стопами по белой глянцевой плитке на кухню. Квартира светлая, просторная и с дизайнерским вкусом обставлена. Окна на кухне панорамные во весь рост открывали прекрасный вид на самый центр Манхэттена — высокие небоскребы и яркие рекламы. Ким натягивает на плечи легкий серый кардиган и закутывается в него, топает к светло-бежевому кухонному гарнитуру, приподнимается на носочки к навесному ящику и достаёт из него кофе. Парень хозяйничает на кухне, приготавливая кофе на двоих. Он открывает новую пачку кофейных зёрен и вдыхает этот терпкий запах черного кофе. Приятно бодрит и освежает, во рту скапливается вязкая слюна от желание выпить сладкий напиток. – Утра,– на кухню заходит Юнги и включает телевизор на стене, Тэхен отвечает ему тем же и одаривает тёплой улыбкой. Юнги приятно. Признаться, ямину нравится Ким. Просто нравится. Ему с ним хорошо, не одиноко и грустно, он забирает его скудность о жестких реалий жизни. Помогает ему справиться с тяжестью и серостью рутины,– Тебе салат нарезать? – Нет, спасибо,– Мин отходит от окна, в которое смотрел все это время и подходит к Тэхену,– Мне и кофе достаточно. Юнги обнимает Тэхена со спины и прижимается к лопаткам щекой. Тэхен в объятьях парня согревается и нежится. Ему приятно от таких прикосновений Юнги, от его дыхания в спину и рук, которые обвили талию и сцепились в замок на животе. Да, тяжело, да, оба видят как стремительно падают миллисекунды на запястьях, да им скудно в сердце, но так будет лучше для них обоих. Они друг к другу приелись, как гарь на сковородке. И губкой и ножом не отдерешь и средством не выведешь, потому что въелись уже друг в друга. Привыкли и привязались. Нет ничего хуже этого чувства. Совсем не любовной связи между людьми, а чувства жалости и привязанности друг к другу. Но Юнги все устраивает, потому что Тэхен его принял таким какой он есть, и наоборот. Юнги нравится приходить под утро в спальню и поднимать с пола их тёплый плед, укрывать Кима и ложиться к нему, обнимать во сне и целовать медово-карамельную кожу. Чувствовать каждое утро горячее дыхание в шею и легкое касание губ у уха. И ему нравится то, что Тэхен готовит ему каждое утро кофе, нарезает салат и парится по поводу этого сраного сыра фетака. И ему нравится то, что Тэхен приходит к Юнги посреди ночи в гостиную, садится на диван к нему и ждёт, а потом засыпает и Юнги вместе с ним. – Юнги, – Тэхен разворачивается и целует того в лоб,– Надо приготовить нам завтрак, тебе собраться на работу, мне тоже. И Юнги молча выпускает Тэхена из родных обьятий, а Тэхен молча возвращается к готовке. Внимание парней привлекают тикающие на стене часы и женщина из телевизора, которая бодрим и веселым голосом заявляет: – Сегодня в Нью-Йорке солнечно и великий город прогресса встречает этот день в семь пятьдесят по штатному времени. *** Чонгук после бессонной ночи шагает на кухню за стаканом с водой. Парень передумывает и наливает себе сок, смотрит на жидкость в кружке и осушает сосуд. – Снова не спал всю ночь ?– Чимин выходит из гостиной и Чонгук хочет спросить, почему тот спал не в их общей кровати. – Угу,– кивает и опирается спиной о кухонную тумбу. – Но ведь надо жить дальше, Чонгук, надо жить..,– Чимин хочет подойти и обнять, но Чонгук не даёт этого сделать. Чонгук разбивает кружку об пол. Случайно, вещь просто летит с тумбы и с громким треском разбивается. – Но как Чимин, ну как?!– слёзы текут ручьями, в голове не укладывается, как так вышло,– Смотри,– достаёт из кошелька фото маленького пятилетнего мальчика,– Его зовут...звали... Чхве Соен. Ему было пять лет. У него была сестра Мия, маленькая девочка трёх лет. У него Мама и Папа работали в кафе, держали свою кондитерскую в спальном районе. У Соена собака была, большая белая такая, пушистая,– Чонгук на полу сидит на фото смотрит и громко всхлипывает, а Чимин стоит и на него смотрит, молчит,– Алабай. Каспером звали. Так вот этот мальчик, вместе со своей семьёй, умер, Чимин. ОН УМЕР И ЕЩЁ ПЯТНАДЦАТЬ ДЕТЕЙ ТАМ В ТОТ ДЕНЬ УМЕРЛИ ПО МОЕЙ ВИНЕ! ВЫСТРЕЛИ БЫ Я — они бы были ЖИВЫ. А они МЕРТВЫ. ИХ ЗАКОПАЛИ! Маленькие гробики, вот такие маленькие гробики колонной несли. Я стоял там, смотрел на лица их родственников и видел в их глазах «сука, почему же ты то мразь такая живая?!». Я...я должен был сдохнуть там! Он дети...невинные дети с полным счастьем в глазах к миру.... Чимин,– Чонгук смотрит и снова заходится в истерике,– Он смотрел на меня своими голубыми глазами и кричал «помоги мне», а я не помог. – Гуки,– Чимин переплетает их пальцы,– Ты сделал все что мог, что было в твоих силах. Он бы все равно подорвал здание...ты действовал согласно протоколу.... – Я мог сделать куда больше, Чимин,– Чонгук становится серьёзным и слёзы на щеках словно застывают,– И я мог ослушаться, я должен был слушать сердце и нутро, а не чертовы строчки протокола. Чимин перед Чонгуком сидит, берет из руки фотографию мальчика, убирает ее на стол и отодвигает осколки от кружки с пола подальше. Пак стирает с лица Чона горячие слёзы, пытается всеми силами впитать в себя эту боль, но как бы он не старался, Чонгуку легче не становится. И не станет. Потому что будь бы Чимин ЕГО соулмейтом, Чонгуку бы уже давно стало чуточку легче. Но Чимин все равно рядом. Он всегда рядом. И ему уже все равно, что у него время быстрее закончится. Потому что они настолько привязались и притерпелись друг к другу, что уж лучше прожить очень короткую жизнь и умереть вместе, чем прожить самую короткую жизнь в одиночестве и умереть тоже в одиночестве. Подлое чувство привязанности и страх остаться одному - вот, что связывает их. Ложное чувство якобы любви, якобы счастливые отношения, все ложь, но им так всем будет лучше. И таким больным его не полюбят. Больным, изувеченным и уродливым – нет, не полюбят. Потому уж лучше мучаться от диких, разъедающих более кожу каждый день на запястье, видеть пустые глаза «твоего» соулмейта и получать от него холодные поцелуи с порога, чем возвращаться в пустую квартиру, откуда веет холодным и сырым, липким одиночеством. Смертью веет. Да и кто тебя таким после всего этого полюбит....правильно — никто.