Time is over

Они лежат на полу в гостиной. Они лежат и смотрят друг на друга, лёжа валетом, пока позволяет время. Смотрят, у каждого в глазах читается только одно — я не хочу уходить. Тэхен понимает, что самое ужасное для него - это бросить Чонгука. Уйти от него первым, потому что время не позволяет ему быть счастливым. Не позволяет почувствовать счастье вместе с тем человеком, которого он обрёл это самое счастье. Такое простое. « — Ты читаешь классику?— Тэхен укладывается в ногах Чонгука, забирая у него из рук кофе,— Пелевин, Ницше, Эдгар По... — У меня в гостиной пять стеллажей с книгами, как ты думаешь?— ухмыляется парень, зарываясь пальцами в белые локоны Кима,— Читал. Ты знаешь, из всего этого я больше предпочту маленького принца, чем эту взрослую непонятную литературу. — И чем же тебе нравится «маленький принц»? — Ты на него похож,— Чонгук целует в макушку,— Ты мой маленький принц.» Чонгук все ещё тот маленький мальчик, который любит сказки перед сном, чашку какао с зефирками, тёплый плед и разговоры о звездном небе на крыше дома. У Чонгука всегда была и будет мечта — посмотреть с Тэхеном на звёзды. Хотя и сейчас он с ним ловит эти звёзды. Тэхен для Чонгука она большая звездочка. Но сейчас Чонгук вырос. Хоть в его душе и сидит тот маленький мальчик, который просит ласки и нежности. Тэхен ему это все дарит. Целует утром, шепчет, тебе пора на работы, варит кофе и делает тосты с авокадо. Он завязывает ему галстук и поправляет ворот рубашки, а на работе это все снова слетает на пол кабинета Кима. — Я не боюсь смерти,— шепчет Тэхен, смотря на Чонгука снизу вверх,— Потому что с тобой мне даже не страшно умирать, Чонгук. Лёгкий стук от подошвы ботинок раздаётся по паркету и длинному коридору администрации времени. Чонгук снова здесь и снова для того, чтобы просить дать ему времени. Он снова подал заявление и снова получил отказ. Но парень все равно идёт дальше. Он дошёл почти до муниципалитета, но Намджун вывел его сразу к высшей точке этой иерархии — президенту муниципалитета охраны времени. — Мне нужно время,— говорит мужчине за столом,— Не для меня - для моего соулмейта. Молчанием добивают сильнейших — молчание генерала изнутри прожирало Чона. — Резервы на имя Ким Тэхена - исчерпаны,— как по сердцу режет,— На ваше имя ещё нет. Мы можем выдать только вам. Чонгук молчит, понимая, что пожертвует собой ради Тэхена. Он хочет видеть звёзды только с Тэхеном, а не один. — Выдавайте мне. «А я отдам все Тэхену» *** Юнги держит руку Чимина в своей, второй зарывшись в его русые волосы. У него улыбка с лица не сходит уже третьи сутки. В груди тепло, а глаза радует цифры на счётчиках — идёт медленно, не падает, не стоит на месте. Жизни сняли с паузы, теперь она снова льётся спокойным течением. — Мы должны сказать ему правду,— говорит Сокджин, смотря на пару через приоткрытую дверь,— Потому что он питает много надежд,— из палаты слышится лёгкий и тихий смех, Юнги не может насмотреться на своего Чимина, который лучезарно улыбается и обнимает Мина,— Вчера он собрался бросить все: работу, учебу, и поехать с Чимином по всему миру. Хосок устремил задумчивый взгляд в белый кафельный пол, на котором он носком ботинка выводит какие-то узоры. Сказать Юнги правду и разбить его? Или ждать, пока ему скажет врач? Морально подготовить к худшему..... Куда ещё хуже. Кажется, что все худшее - позади, но нет, оно наступает на пятки, заставляя бежать быстрее. Мы не в силах убежать от прошлого и последствий того, что натворили давно. Они дадут о себе знать и будут болеть. Выжигать на теле язвы, не оставляя живого места. Хосок потирает уставшие от недосыпа глаза. Он не сможет пережить вторую депрессию Юнги. Это смешно до абсурда — врач-психотерапевт страдает бессонницей и депрессией. Потому что его соулмейт почти умер. Потому что счёт шёл на часы: Юнги каждый день с утра вставал и перечеркивал красным маркёром число в календаре, до дня рождения Чимина оставалось немного, но Чимин был не с ним. Чимин спал крепким и спокойным сном. Он был там, где нет слово «проблема», он был там НоРмАлЬнЫм, а не наркозависимым и не был жалким в глазах любимого человека. Юнги до сих пор ненавидит себя. Ненавидел самого себя за то, что не смог помочь, а сделал хуже, ненавидит сейчас - за то что не видит улучшений и видит, что этот Чимин — не его Чимин. Да, улыбается, да, глазами своими дарит тепло и любовь, да, щечки с румянцем, но это не его солнечный зайчик. Юнги замечает, как Чимин у него на груди засыпает. Парень собирается выйти к друзьям в коридор, осторожно укладывая Пака на кровати и укрывая его одеялом по уши. Целует в лоб — уже не холодный, и это стало какой-то традицией с тех двух месяцев тИшИнЫ. Сокджин смотрит серьезно. Сокджин сдерживает крик души в груди, потому что устал видеть пустые глаза Юнги. А они снова будут пусты после Сокджиновых слов. Хосок на Юнги не смотрит совсем. «— Я завидовал Чимину,— смеётся Чон, когда Ким приносит ему стаканчик с латте,— Потому что у него был Чонгук и есть Юнги. — Но Чимин с Юнги только под пленкой наркотиков,— Сокджин снова строчит сообщение Намджуну,— с Чонгуком он только из-за страха умереть одному. В итоге он умирает. И снова один. — Я удивляюсь выдержке Юнги, — латте обжигает горло, слёзы жгут глаза, потому что Юнги совсем как труп - еле идёт, носом «клюёт», а у палаты чуть ли не падает, но Сокджин его ловит, разбивая телефон об кафель,— Даже сейчас,— парни усаживают Мина на мягкой скамейке,— Третий месяц мы в этой больнице, а он все верит, что все будет лучше. — Надо биться за свои мечты,— бубнит Юнги,— Я дойду до конца, Хосок.» Юнги непонимающе смотрит на друзей и полностью закрывает дверь в палату, руки свет в карманы белого халата. — Что происходит?— голос резко изменился, и без того осипший, с щас стальной,— С Чимином что-то случилось? Хосок не сдерживает ухмылки и смотрит на врача, который медленно приближается к троим. — Юнги,— мужчина отводит парня в строну,— Нам нужно поговорить в более закрытой обстановке про поводу здоровья Чимина. И Юнги на пару секунд шарахает от этих слов. На пару минут отнимаются ноги, сердце бешено бьется, горло душит страх и ком слез, а ведь еще ничего не сказали. Снова белые стены кабинета, ставшего почти вторым домом для парня. Юнги ёжится от запаха хлорки и препаратов, что разъедают нос. — Наркотики поразили слишком большую часть мозга Чимина,— у Юнги пелена перед глазами, в ушах - противный звук тиканья часов на стене напротив,— Опиаты вызвали поражение части головного мозга отвечающего за речевой аппарат. Юнги не моргает. Стрелки часов тикают и тикают. У Юнги пальцы стукают и стукают по коленкам. — Нервная система сожжена до такой степени, что двигательный аппарат у Чимина - напрочь отсутствует,— диагноз за диагнозом, слово за словом, а Юнги становится белее мела, от былой улыбки ни осталась ни следа, светлый образ его мальчика стирался к тому, которого он хорошо запомнил три месяца назад - на полу в их квартире почти мёртвого,—Токсическая энцефалопатия,— сердце бьется медленно,— Почечная недостаточность,— девять,— Сердечная недостаточность,— восемь. А мужчина в белом халате продолжает читать с листа,— Тропикамид,— семь,— Тахикардия,— шесть, а у Юнги по щеке слеза течёт и разбивается вдребезги об его похолодевшую руку,— Полиневропатия второй степени с нарушением речевого аппарата и памятью,— пять. Юнги мотает головой в разные стороны. Нет. Не может быть. Чимин улыбается и тянется обниматься каждый раз при встрече. Нет. Это не то. НЕ ПРО ЕГО СОЛНЕЧНОГО ЗАЙЧИКА ГОВОРЯТ,— Возможно он ПРОСТО ВАС НЕ ПОМНИТ. — он на всю больницу заорал мое имя!— Юнги кричит и соскакивает с кресла, бьет рукой по столу,— ОН НЕ МОЖЕТ ЗАБЫТЬ МЕНЯ! Четыре. Забыть все? Все, что между ними двумя было? Такую любовь не забыть. О таком невозможно забыть. Такая любовь не забывается: сколько ты не выпей алкоголя и не вколи в себя этой дряни и дури, такое не забыть. Или забыть? Забыть до такой степени — что любовь придётся показывать жестами. — Чимин никогда не сможет ходить. Юнги падает. Это он никогда не сможет больше ходить. Он дышать то научился недавно, а теперь ему битой под коленки ударили и он падает, раздирая колени в кровь. Это Юнги никогда к сможет ходить и дышать снова. Три. — П...Ч...Что совсем никогда? Врач кивает и от этого молчаливого жеста у Юнги рушится внутри все. Сердце почти в секунду каменеет. Что-то кричит, остервенело рвёт когтями душу. Время истекает внутри. Два. — Чимин никогда не сможет говорить. Один.