Память

Гавриил гипнотизировал тяжёлым взглядом бутылку кагора. Церковное вино, освящённое, лично позаимствованное им из одного земного храма. Архангел не осквернял своё тело человеческой пищей, в этом не было необходимости, но сейчас тянуло, как это бытует у людей, напиться, чтобы переварить новости. Тем более, куда уж дальше это тело осквернять. И пугало больше всего не то, что это произошло с демоном. Даже не то, что - как факт - он не был девственно невинен. Нет, пугало и озадачивало то, что мысль о произошедшем не вызывала того отвращения, которое должно быть у любого ангела. Азирафель не в счёт, он всегда был каким-то странным. Гавриил не помнил, что именно связывало его с Вельзевул, кроме заключённого договора. Но что-то должно было, раз он обратился к княгине в такой деликатной ситуации. Ангелы не привыкли доверять демонам, но Вельзевул он явно доверял. А могло ли быть между ними нечто большее? Невозможно! Иначе к чему бы этот странный договор? Нет, близки они не были. Тогда почему он согласился? Вопросы, вопросы, вопросы... Ими выстлана дорога в Ад. А ведь даже сейчас, вспоминая маленькую хрупкую демонессу, несущую на своих плечах ответственность за всю Бездну, Гавриил не мог не думать о том, что она не неприятна ему. Пожалуй, будь она ангелом или хотя бы человеком, он обратил бы на неё внимание. Но ведь когда-то она ангелом была... Ангелом, предавшим Небеса! Не стоит забывать об этом! Гавриил щелчком пальцев откупорил бутылку и наполнил вином сотворённый тут же бокал. Мгновение вглядывался в вишнёвую глубину и залпом осушил. Жидкость обожгла нёбо, заставив сделать вдох, словно в этом вдруг возникла жизненная необходимость и без воздуха он умрёт. Горячая волна прокатилась к желудку, на время отключая любые мысли и вопросы. И как только смертные это пьют? А ещё у вина оказался вовсе не тот вкус, который он ожидал почувствовать. Это архангел понял, проглотив. Пожалуй, не стоило выпивать залпом. Гавриил вновь наполнил бокал, но в этот раз отпил медленнее, перекатывая жидкость по языку и пытаясь понять, почему он ожидал, что вино будет слаще. Откуда у него вообще есть это понятие? В последний раз он пробовал на вкус эдемские плоды в те времена, когда ещё не было человечества и когда они помогали Всевышней творить этот мир. И вкус вина прежде был ему неведом. Или это он тоже забыл?.. Вельзевул ведь покровитель чревоугодия, было бы неудивительно, если бы она соблазнила его ещё и на это. Будто мало всего остального. Вельзевул... она... а интересно, какая она?.. Сознание архангела медленно начинало плыть, в голове обосновалась лёгкость, как в первые дни творения, и среди этой лёгкости царила она - Вельзевул... *** - Расслабься, я не собираюсь есть тебя или приносить в жертву Люциферу, - Вельзевул усмехнулась кривовато и сунула в руки архангелу бокал. Вино в нём было густого тёмно-бордового цвета. Гавриил хотел было возразить, что он не пьёт подобное. Что вообще не пьёт и не ест. Но Вельзевул, кажется, начинало раздражать его напряжение, а это было то, чего Гавриилу хотелось меньше всего. Вместо этого хотелось подойти ближе, хотелось коснуться, хотелось сказать, что это не страх, а приятное волнение. Но он ещё не разобрался в происходящем, поэтому просто осторожно сделал глоток, и по языку прокатилась сладкая согревающая волна. Вельзевул довольно кивнула и отошла к кровати, попутно притушив свет, оставив только лампу на тумбочке. Гавриилу хотелось бы, чтобы вместо этого интимного полумрака было что-то иное, чтобы огни города не закрывались плотными портьерами - тогда он мог бы отвести глаза в сторону, занять себя ненадолго разгадыванием, в какой город перенесла его Князь Ада. Но существовал лишь ореол света и демонесса, медленно избавляющаяся от одежды, и он до боли впивался в неё взглядом, чтобы не упустить даже мелочи. Словно дикарь, словно подросток. А в Вельзевул не было ни капли притворства, ни малейшей попытки соблазнить позой. Она раздевалась так буднично и просто, словно собиралась всего лишь вздремнуть после долгого дня. Одежда осела чуть небрежно на стуле: ордена и ленты, и несуразный фрак, и полосатые брюки - всё, что так искажает её фигуру, делает почти мальчишеской. Осталась только сама Вельзевул, тонкая, хрупкая, маленькая, со светлой кожей, кое-где исчерченной шрамами той самой первой войны. Настоящая. Искренняя. Любимая. Любимая настолько, что сердце заходится. Наверное, он должен что-то сказать. Или не должен? Гавриил не знал, что приличествует говорить в такой ситуации. Спросить, был ли кто-то у неё? Нет, это испортит момент. Да и не хотел он знать ничего подобного сейчас. Она была создана до того, как появилось само понятие девственности. А про его опыт, точнее, его отсутствие, она наверняка догадывается и так. Светлый пиджак и любимый архангелом тонкий свитер нашли место рядом с вещами демонессы, а сам он осторожно и трепетно, словно боясь сделать больно, коснулся светлой кожи Вельзевул, скользнул ладонью по плечу, притягивая к себе, касаясь губами шеи и впервые познавая её вкус. Голову кружило волнением, непривычной лёгкостью, и вовсе не от вина, которого почти и не убыло в оставленном на журнальном столике бокале. Гавриил молчал, но каждым касанием говорил о своей любви. Пронесённой сквозь века, выпестованной, прораставшей сквозь любую обиду и злость на демонов, сквозь любую вражду и ненависть. И Вельзевул льнула под эти касания, тянулась им навстречу, словно всё это было лишь для того, чтобы познать любовь ангела. Его любовь. Ведь ни один другой ангел, даже соврати она его, не будет любить её так. Гавриил не помнил, в какой момент избавился от брюк. Возможно, он развоплотил их силой мысли. Но зато отчётливо помнил, как Вельзевул притянула его к себе, вовлекая в их первый поцелуй. Помнил, как она изогнулась, принимая его в себя, и сжала в кулаке простыню. Помнил, как отчаянно цеплялась тонкими пальчиками за его плечи, когда он ускорил темп, а потом вдруг стала такой тесной, что он успел испугаться, прежде чем его накрыло волной удовольствия. И только довольная улыбка на лице демонессы уберегла его от дальнейших глупых вопросов. Можно ли пасть за любовь? Пожалуй, пасть можно за всё, что угодно, даже за эти лениво текущие в голове мысли. Или за вопросы. Например, "а что дальше?", или "любит ли она его?", или "зачем она предложила именно то, от чего он не посмел бы отказаться?", и множество других подобных. Но Вельзевул, ещё разгорячённая, прижималась к его боку, и Гавриил не позволил себе задать ни один из этих вопросов. Вместо этого материализовал крылья, укрывая демонессу ими, не давая замёрзнуть. - Ты всегда такой заботливый? - хихикнула Вельзевул, щекотно пробегаясь пальцами по пёрышкам у основания всё таких же белоснежных крыльев. Не пал. Пока ещё. Но разве ангелу позволено любить вот так и не понести наказания? Гавриил лишь пожал плечами в ответ на вопрос. Сказать ли ей о том, что для неё он готов быть сколь угодно заботлив? Но это значит признаться в любви. Сейчас, именно в этот момент, это легче всего было бы сделать, если бы внутри не сидела занозой мысль, что это всё лишь условия договора. Но ведь ей зачем-то это тоже понадобилось. Он почти уже собрался с духом, чтобы сказать... - С ангелами приятно иметь дело, вы всегда выполняете обещание, - Вельзевул разнежено потянулась и выбралась из его объятий. *** Что ж, ты хотел этого, Гавриил, ты это получил. Вместе с воспоминанием вернулась боль, вернулось недоумение, вернулись вопросы. Он знал Вельзевул ангелом, помнил её. И любил. Любил все эти годы, долгие тысячи лет. Любил, боясь даже подумать о взаимности. И в тот момент, когда он всё же позволил себе поверить в то, что счастье возможно, его так быстро вернули с небес на землю. Теперь он понимал, что заставило его согласиться на такой контракт. Да он, чёрт возьми, не просто согласился, он этого хотел! Вот только Вельзевул не имеет отношения к похоти, и зачем она предложила именно это? Словно чувствовала его любовь... А что, если это так? Что, если она хотела заставить его пасть и пошла лёгким путём? Всё это он думал и прежде, после той ночи. Его настолько беспокоил этот вопрос, что даже про отчёт Михаил ему напоминала дважды. А он всё думал, думал, словно ответ был способен вылечить его разбитое сердце. В древности утверждали, что истина - в вине, но и оно сейчас не помогало найти ответ на вопрос. Только оживляло старую надежду, что его чувства ещё могут быть взаимны, что быть может, она сама хотела быть с ним, но не нашла другого способа. Сладкая надежда. Ведь он даже не пал после той ночи, его крылья по-прежнему белы. За любовь пасть нельзя. И вовсе этот человеческий способ не помогает забыться, и истины в вине нет. Бутылка почти опустела, но только усталости добавилось. А может, это от обилия впечатлений и от вернувшихся воспоминаний. Они вернулись ещё не все, но теперь это, кажется, дело времени. Нужно лишь дать себе отдых. Несмотря на то, что обычно во сне нет необходимости, ангелы тоже умеют спать. И сейчас Гавриил удобнее устроился в кресле и прикрыл глаза, позволяя сознанию расслабиться. Быть может, он сможет увидеть Вельзевул...