Красавец и чудовище

Чем дольше Ронина возилась с ошейником Ушедших, тем меньше ей нравилось то, что она видела. И даже вечером, когда вдоволь наделавший амулеты эльф взялся сжигать свое добро, оставив самый лучший на замену первому, и она ушла в свою комнату, чтобы не дышать вонью, ее все равно терзали смутные сомнения. Скорее всего, нашедшие сокровищницу Ушедших люди действительно извратили древний ритуал подчинения. Ладно, она верила в «рабское» предназначение этого ошейника, но она откровенно не понимала, зачем прописывать рабу симпатию и любовь к своему хозяину? Тем более рабу, который будет использоваться на тяжелых, грязных и неоплачиваемых работах, например, при строительстве схронов, гробниц великих царей или императоров, при чистке канализации, которая порой еще кое-где сохранилась в виде труб и обломков, или же при перетаскивании тяжестей. Магичка совершенно не понимала, зачем тратить силы и ману на создание столь сложного и практически ювелирного артефакта, чтобы поработить какого-нибудь золотаря и заставлять его ежедневно прочищать забитые туалеты. Или же все дело в том, что она не видела правды под своим носом, как и заколдованный эльф? Насколько она помнила из прочитанных в разных хрониках обрывков, о жизни Ушедших никто не знал истинной правды. Не сохранилось практически никаких документов, подтверждающих те или иные теории. Письменность у Ушедших была очень сложная, судя по многозначным рунам на ошейниках, на других артефактах и надписям на стенах. Но не сохранилось ни единого свитка бумаги, пергамента или чего-либо подобного с их записями. То ли Ушедшие настолько далеко ушли от бумаги, что хранили информацию на других носителях, то ли они прямо все так прекрасно помнили и не считали нужным передавать знания недостойным. Как вариант, они пользовались той самой запрещенной магией разума, о которой ходило не меньше легенд, чем об Ушедших, и передавали новому поколению знания сразу в мозг, минуя стадии написания и преподавания как таковые. Но эта версия казалась Ронине слишком фантастичной, чтобы принять ее за правду. Прочитать руны люди смогли лишь тогда, когда нашли единственную каменную плиту с высеченными на ней рунами Ушедших и староэльфийскими рунами. Тогда кто-то там из эльфов сравнил эти записи и с горем пополам и кучей оговорок перевел некоторую часть. Как оказалось, это был памятник погибшим на какой-то войне, о которой не осталось ни следов, ни записей, ни памяти, и даже эльфы-долгожители лишь пожимали плечами, узнав о находке и переводе. В итоге эльфы смогли перевести часть рун на свой уже более современный язык, да так на том и остановились, а люди же пользовались переводом с эльфийского на общечеловеческий, а порой и переводом с последнего на новые диалекты, присущие каждой отдельной местности. Из этого следовало вполне логичное изменение смысла написанного, порой извращенное до невозможности. И смысл рун на ошейнике можно было перевести как: «Ты мой/моя навечно», «Мы вместе навеки», «Моя вечность с тобой». В общем, что-то связанное с вечностью. Естественно, что нашедшие ошейники охотники за древними артефактами поняли смысл написанного через одно место и тут же подумали о рабстве, хотя вечность подразумевала весьма растяжимые понятия. Например, посмертие. Или же… действительно пафосную фразу из брачного ритуала, которыми так любят бросаться жрецы. Что-то в духе: «Вы будете вместе вечно, и даже смерть не разлучит вас». К тому же что еще сильно смущало Ронину в рунах, так это то, что ошейник заботился о собственном носителе. Да, работорговцы не активировали эту функцию то ли из вредности, то ли не знали о ее наличии в принципе, но при желании можно было сделать так, чтобы ошейник напоминал, когда нужно что-то съесть или выпить, мог срабатывать как будильник, не давал своему носителю не только самоубиться, но и голодать, выполнять смертельно опасные приказы или же вредить детям. Последнее весьма так удивило магичку, поскольку она понятия не имела, для чего нужно сделать так, чтобы раб не вредил детям. Собственно, раба к детям никто в своем уме подпускать не будет, намного проще и дешевле нанять няньку или служанку с собственными детьми, которая будет рада заработку и станет заботиться о хозяйском ребенке как о своем собственном. Тем более, у аристократов и магов имелась весьма полезная практика заводить кормилиц, поскольку ведущим активный образ жизни женщинам некогда было часами сидеть в кресле и кормить ребенка. Молочные матери были даже у королей, что уж говорить о всех остальных. Еще ее смущало то, что ошейник не просто подчинял, он переделывал личность. И не абы как, а подстраивал под хозяина. Буквально подгонял, как строительные блоки друг к другу, чтобы без единого зазора. Подобные изменения в личности никак не вязались с рабством, скорее с перевоспитанием или обучением. Тогда что же это на самом деле? Артефакт для перевоспитания преступников? Но он не воспитывал, он изменял личность. Не факт, что хозяин воспитуемого сам будет без греха. Никакой информации для обучения ошейник тоже не содержал, поскольку для большого количества строго специальных знаний нужен был хоть какой-то носитель, возможно, кристалл или же что-то другое, но его металл был гладким, ровным, за исключением рун, и не имел ни малейшей выпуклости. Когда Истираль вошел в ее комнату, чтобы привить хозяйке добрые манеры и пожелать спокойной ночи, она все еще ковырялась в ошейнике, как будто нашла там божественные откровения. Половина комнаты была занята светящимися плетениями, вытащенными из артефакта и развешанными над головой магички в удобном ей порядке. Сама Ронина грызла кусок карандаша, черкала заметки на бумажке вручную, чтобы не отвлекаться на дополнительное заклинание, и все еще мучилась неразрешимой догадкой. — Я пришел пожелать спокойной ночи… — несколько неловко начал эльф, глядя на все это великолепие. — Ага, и тебе того же, — почти не вслушиваясь в его слова, ответила Ронина, рассматривая плетение, отвечающее за безопасность. Как ни странно, самого носителя, его хозяина, а потом уже исполнения приказов. То есть опасный для жизни приказ раб выполнить не мог. Получалась весьма загадочная штука. — Кстати, ты не мог бы… выпрыгнуть из окна? — невзначай спросила она, не глядя на эльфа. — Что? — Истираль запнулся на пороге от неожиданного предложения. — Зачем? — Вот именно — зачем? А если так: выпрыгни из окна прямо сейчас! — приказала Ронина, и эльф повиновался, подошел к окну и распахнул створки. Снаружи царила непроглядная тьма, лишь краешек фундамента башни слегка виднелся благодаря свету в комнате магички. Истираль поморщился — ошейник вроде как стимулировал выполнить приказ легкими покалываниями, но вроде как и не гнал наружу, иначе он был бы уже там, среди лесных зарослей. Наконец, поколебавшись и подумав, что в случае чего Ронина же его и отобьет от зверья, эльф перемахнул через подоконник, благо прыжок со второго этажа ему ничем не грозил. Магичка выглянула наружу, вздохнула и велела ему вернуться внутрь. — Ладно, это был неудачный эксперимент. Прыжок со второго этажа не считается смертельно опасным, к тому же зверье не настолько обалдело, чтобы жрать своего. Поэтому будем заниматься теорией. Скажи, ты смог бы выпить яд, если я прикажу, а ты будешь знать, что там яд и скорость смерти от него? — Не думаю, — покачал головой эльф, так и не поняв, что нашло на Ронину. — Ладно, тогда такой вопрос: ты мог бы налить мне яд, зная, что именно ты делаешь? И сюда же — не зная, что в стакане яд?  — Если бы знал, то однозначно нет, я не могу причинить тебе никакого вреда, — развел руками Истираль. — Но если бы не знал… надо смотреть по обстоятельствам. — Понимаешь, с этим ошейником вот какая штука — он не допустит, чтобы ты выполнил приказ, смертельный для тебя. То есть прыжок со второго этажа для здорового сытого эльфа полная ерунда, как и для здорового мага и даже физически развитого человека. Но если бы я тебе приказала забраться на самое высокое дерево в лесу и прыгнуть оттуда, ты бы не смог этого сделать, — Ронина подтянула ближе к эльфу заданное плетение. — Вот смотри, в твоем ошейнике есть точно такая же штука, которая не позволяет тебе умереть неестественным образом. То есть самоубиться, выполнить смертельный приказ и убить хозяина. Но! Безопасность хозяина стоит на втором месте по сравнению с безопасностью твоего тела, а приказы хозяина аж на третьем. То есть если бы тебе, сидя в той карете, стало бы совершенно плохо, ты мог бы оттуда выйти, ошейник бы не стал препятствовать. Другое дело, что или тебе не было настолько плохо, или ты так сильно верил в силу ошейника, что даже не подумал попросту открыть дверь или выйти и сесть в тени кареты. — И что ты хочешь этим сказать? — насторожился Истираль. — То, что это не рабский ошейник. Что угодно, но не рабский точно. Жизнь раба никто никогда не поставит превыше жизни хозяина. Рабы всегда будут исполнять хозяйскую волю, воевать, защищая хозяев, и умирать за них. Получается, Ушедшие сделали эти ошейники не для рабства. К тому же ошейник позволяет носителю защищаться от нападок хозяина, например… — она бросила в эльфа простенький крохотный силовой шар, целя в руку, чтобы даже в случае попадания легко можно было вылечить травму. Но Истираль с большим трудом поставил щит, вспомнив те, которые ваяла вокруг своего тела Ронина. Щит шар не поглотил, а лишь отбил во все еще открытое окно. — Неплохо, — констатировала магичка, а щит на эльфе с тихим треском лопнул. По лбу Истираля покатились крупные капли пота. — На сегодня достаточно, с тебя так точно хватит. — Да, я зарядил пару последних амулетов поиска, — подтвердил Истираль, ощущая в ногах предательскую слабость. Он присел на край кровати магички и тяжело вздохнул. Сегодняшний день его сильно вымотал. — Итак, я готова признать свою ошибку, но пока еще не готова поверить в то, что эта штука — брачный артефакт, причем выполненный на очень высоком уровне. Современные браслеты, конечно, тоже не простые, но они скорее не дают уйти от супруга и не дают изменить этому супругу. — То есть ты признаешь, что я был прав? — удивленно спросил эльф, с толикой недоверия глядя на магичку. — Можешь считать, что так. Я еще пока не разобралась, какое из оставшихся семи плетений отвечает именно за брак и брачные ограничения, поскольку они очень сложные… но это точно не рабский ошейник. — Может быть, ты все-таки ляжешь спать? — предложил Истираль и с готовностью откинул в сторону одеяло. — Лягу, но попрошу тебя выйти, — совершенно серьезно ответила Ронина, сворачивая обратно все вытащенные плетения. — Разве я сделал что-то плохое? — удивился эльф, не понимая такого отношения. Только что все было в полном порядке, а теперь Ронина слегка скривилась, будто укусила кислое яблоко и раздумывала, продолжать жевать или проще выплюнуть. — Скажем так… твои действия вызывают у меня несколько странные чувства. Знаешь, когда ты чего-то лишен, то не знаешь об этом. Например, с рождения слепой не знает, как выглядит мир, и считает, что все в порядке до тех пор, пока ему не скажут об увечье и не расскажут о том, что он потерял. Так и я. Меня никто никогда не укладывал спать, кроме разве что самого раннего младенчества. Никто не говорил добрых слов. Я не знала, что это приятно и важно. И теперь, когда ты сделал это самое приятное, я чувствую себя… ущербной, — Ронина передернула плечами. — Я понимаю, чего была лишена и не хочу привыкать к хорошему, поскольку потом мне будет очень больно отвыкать. А так, не зная об этом хорошем, я считала, что у меня все порядке. Надеюсь, ты понял. — Примерно, — вздохнул Истираль, все еще не собираясь уходить. — Я всего лишь хотел сделать приятное, показать, как бывает у нормальных… наверное, людей. — Все-таки мы не люди и не нормальные уже, — Ронина убрала ошейник в сундук и на всякий случай заперла. Не столько опасаясь эльфа, сколько переживая за возможные козни магистра. — Но я не собирался бросать… если уж так хочешь, то я буду приходить каждый вечер… — Это глупо, Истираль, — магичка покачала головой, повернувшись к нему. — Я привыкну к хорошему, и оно обесценится. Чем больше ты будешь прогибаться, тем сильнее я буду давить и требовать большего, нового, необычного. Не думай об этом, просто делай то, чего тебе хочется, и все. Захочешь пожелать спокойной ночи — заходи. Не захочешь — ты не обязан. Так будет проще, чем ты превратишь искреннее пожелание в нудный и бессмысленный ритуал, как это сделали все остальные люди и нелюди. — О чем ты? — О вере, о силе, о заклинаниях… ладно, все, спать, — Ронина подошла к кровати и вытащила из рук эльфа одеяло. — И тебе тоже пора спать. Что-то мне подсказывает, что у нас завтра будет трудный день. Истираль не удержался, ухватил магичку за руку, заставив ее выпустить край одеяла, чмокнул в тыльную сторону ладони и выскочил из ее комнаты так быстро, как только мог, чтобы она не стала задерживать его. Похоже, столь необычный жест надолго выбил Ронину из колеи, поскольку она ничего не успела сказать. Но сама же ответила, что он волен делать то, чего хочет. Так что это было ее решение позволить ему вытворять всякую дичь.