Красавец и чудовище

Проснулась Ронина от придавившей ее непривычной тяжести. Магичку буквально парализовало от страха, она вспомнила ужасы прошлого, ощутила себя совершенно беспомощной и ничтожной. Все-таки добрались… Сонная муть отступила под напором паники и схлынула, оставив после себя лишь обрывки кошмарных снов. Ронина поняла, что придавившая ее тяжесть — это Истираль, какого-то ляда вцепившийся в свой рюкзак и завалившийся прямо на нее, еще и носом сопел прямо в шею, поганец! А потом осознала, что и сама ухватилась за него обеими руками в поисках тепла, поскольку за ночь ощутимо похолодало, а сделать теплыми силовые поля эльф еще не умел. И подогревать воздух магией тоже. Буркнув что-то про совсем зажравшихся светлых и темных, магичка стала медленно выползать из-под придавившего ее тела, толкая эльфа локтями. Ишь, чего удумал — улегся на нее, как на подушку, спасибо хоть рюкзак на голову не положил, а то не проснулась бы одна темная магичка, удушенная весом собственных образцов. — Да слезь уже с меня! — рявкнула она, спихивая спящее тело. Похоже, потратившийся на силовой куб эльф просто отрубился и продрых без задних ног всю ночь, судя по ее отдавленным ногам и животу. Вот же пакость… — Что на этот раз? — Истираль таки перевернулся и недовольно поморщился — лежать на теплой и относительно мягкой магичке было в разы лучше, чем на жестком силовом поле, по ощущениям больше похожем на пол в каземате — таком же твердом и холодном. — Ты мне все ноги и пузо отдавил, — Ронина болезненно скривилась, чувствуя, как кровь возвращается в отдавленные места и покалывает конечности иголочками, порой весьма болезненно. — Извини, я не нарочно, — развел руками эльф, но и сам поднялся, поскольку долго вылежать на твердой поверхности не смог. — Что делаем сегодня? — Валим домой, — магичка растерла ноги и со вздохом поднялась, стараясь не думать о том, каким веселым будет их возвращение в родные пенаты. — Не знаю, как ты, а я хочу нормально пожрать, выпить чего-то вкусного и наконец-то вымыться. — Полностью с тобой согласен, — Истираль проверил содержимое фляги и удивленно хмыкнул — ночью Ронина не просыпалась и воду не пила, что было странно. Так что им было из чего сегодня сварить завтрак. После завтрака поход стал несколько веселее. Ронина нашла парочку съедобных фруктов, пояснив, что кое-какие растения здесь все же можно есть, но с осторожностью. И если станет хреново, то лучшее средство — быстренько проблеваться. Быстрее отрава выйдет. Впрочем, кольцо на ее пальце полностью игнорировало как фрукты, так и горсть синих ягод, сорванных эльфом больше ради любопытства, чем в качестве подножного корма. А еще к ним вернулся слизень. Животное их будто караулило на старой границе, не желая приближаться к нынешней границе и вообще прикасаться к еще пока нормальным растениям. Похоже, слизень где-то вдоволь перекусил, поскольку брошенные ему ягоды проигнорировал и пополз за своими кормильцами обратно. Жизнь в диком лесу ему уже не нравилась. — Кажется, я поняла, как в прошлом древние люди и нелюди одомашнивали животных, — фыркнула магичка, глядя на толстенькое изогнутое тельце слизня, похожего на обожравшуюся до отвала короткую змею. Правда, без чешуи и хоть какого-то подобия морды. Как слизень выбирал, где у него перед, а где зад, пока было совершенно не понятно. — Первых животных одомашнили эльфы. А перед ними Ушедшие, я так понимаю, — вклинился Истираль, чувствуя гордость за свою расу. — Да без разницы. Все равно кто-то кого-то начал кормить, поить или постеснялся выгнать из дома, — Ронина поморщилась от натирающих плечи лямок рюкзака. Нагребла она изрядно, хоть бы дотащить. Еще и щит сильно ослаб, практически не спасая от подобных физических неудобств. — Что-то мне это напоминает… — И что ты этим хочешь сказать? — эльф пропустил слизня, подлезшего ему прямо под ноги. — Ничего, кроме того, что уже сказано, — магичка снова поморщилась, досадуя на едва на треть восстановленный резерв. С таким богатством портала домой не открыть. — Ты не поверишь, но история повторяется. Все уже было изобретено и сделано до нас кем-то, кто жил в незапамятные времена. Просто люди слишком мало живут, чтобы это замечать, а вы с гномами уперлись, как бараны у загона, и не желаете видеть очевидного. А ведь мы все не вечные и однажды умрем, как и все живое в этом мире. Как тысячи тысяч разумных существ, живших до нас. Ты же сам можешь видеть, что магия раньше была сильнее и лучше, что работы старых мастеров в разы превосходят современные, что зачарованные вещи стали слабее, а артефакты менее долговечными. Хотя если считать, что история не повторяется, то мы должны все делать лучше и лучше. Но так не бывает. — Прости, мне это не совсем понятно, — Истираль следовал за Рониной по узкой тропинке шаг в шаг, обходя появившиеся за ночь уже знакомые лужи с серой склизкой жидкостью — будущих слизней. — Ну как тебе объяснить. Вот допустим, берем тебя. Ты учишься владению магии практически с самого начала. Что-то у тебя было врожденное, данное тебе от природы, что-то ты выучил в своем лесу, что-то ты понял у Нилайи, что-то у меня. Чем дольше ты будешь жить, тем сильнее станешь, если, конечно, не забросишь учебу или не займешься чем-то другим, например, ткачеством или там рыбалкой. Твой опыт останется с тобой в любом случае, даже если ты перестанешь колдовать. И по логике вещей со временем ты должен становиться лучше и лучше. До бесконечности. До совершенства. Но этого не происходит в силу каких-то причин. Раньше или позже ты умрешь, а твоему сыну придется начинать путь с самого начала, обучившись всему самостоятельно. То есть твои знания умрут вместе с тобой, сколько бы ты книг ни написал и сколько бы учеников ни обучил, поскольку все равно кто-то что-то да забудет, что-то сделать не сможет в силу особенностей или предрасположенности к определенному виду магии, а что-то вообще не поймет, да так и забросит, не желая забивать себе этим голову. — Ну допустим, — кивнул эльф, хотя знал, что магичка его не видит, широко шагая впереди и не оглядываясь на него. — Точно то же самое происходит и с цивилизациями, не важно, эльфийскими, людскими, гномьими и прочими, которых мы еще не знаем. С теми самыми дикарями. Что-то они умеют делать в совершенстве, получив эти знания от предков или другой, старшей цивилизации. До чего-то доходят методом тыка, что-то теряют и забывают из знаний, которые им не пригодились в повседневной жизни. Для примера — думаю, у вас в эльфийском лесу есть много произведений искусства, вы же славитесь своими статуями, картинами, украшениями. Ваши мастера столетия могли потратить на одну-единственную работу, шлифуя ее до совершенства. Нечто подобное есть у гномов, есть даже понятие о «последней работе мастера», что-то вроде завершающего этапа, когда мастер уже больше не может создать вещь лучше, чем предыдущая, и порой умирает от тоски по этому поводу. — У нас было много чего, но… дворец правителя давно разграблен людьми, дома богатых вельмож тоже пропали, много чего люди сожгли… Теперь никто не занимается искусством, тут бы выжить. Эльф тяжело вздохнул. Да, теперь все то прекрасное искусство вымерло, оставив после себя только прах, пепел, руины и обломки. Больше нет высоких изящных светлых дворцов князей и правителей. Больше нет великолепных картин, дивных музыкальных инструментов, чудесных книг, замечательных статуй, великолепных украшений, прекрасных одежд, которые сами по себе порой становились произведениями искусства. Музыка осталась лишь в виде песен, которые поют редкие эльфы. Красота стала разменной монетой, товаром, который грязные людишки просто брали и портили… как портили все, к чему прикасались. Насиловали прекрасных женщин, уродовали мужчин, сжигали дворцы, вырезали из рам картины, жгли книги и целые библиотеки, разбивали музыкальные инструменты, резали на куски ковры, разбирая себе понравившиеся узоры, а после стелили это на пол вместо того, чтобы повесить на стены. Что уж говорить об уходе за всем этим… Разбитых статуй и памятников не сосчитать. Целые аллеи скульпторов были просто сметены оголтелыми толпами вояк, дорвавшихся до эльфийских городов… — Ну так вот, теперь люди пытаются сделать нечто подобное, но сам понимаешь, у них нет ни времени, ни способностей, чтобы переплюнуть эльфов. В украшениях нынче главное побольше золота и камень размером с голову младенца, чем больше, тем красивее. Никакого вкуса, никакого изящества. Думаю, ты видел больше придворных и всякой шушеры, чем я, чтобы судить об этом. Музыка не отличается от завываний ветра в моей трубе, да и тот воет приятнее. Дворцы правителей такие же безвкусные, как и сами правители, поскольку пока дворец построят, то король, его заказавший, уже умирает, приходит его наследник и начинает перестраивать под свой вкус. Не успеет закончить, как тоже умирает, и так до бесконечности. Когда-нибудь люди выйдут на новый уровень и, быть может, даже переплюнут эльфов, но боюсь, мы с тобой не доживем до этого дня. Тут не сотни лет нужны, а многие тысячи. — Всегда кто-то был до нас и будет после нас. Вот тебе и цикличность. Сейчас идет разрушение старого, чтобы дать место новому. Только не факт, что это новое будет лучше, чем то, что у нас уже есть сейчас, — Ронина тяжело вздохнула. — Ладно, не буду давить на больные мозоли, ты и так натерпелся. Все равно против природы не попрешь. — Ты уже достаточно надавила, — буркнул Истираль, понимая, что интересный разговор закончился опять какой-то пакостью. И на душе стало гадостно, словно бы он был виноват в происходящем. Хотя все началось задолго до его рождения и даже до рождения Ронины. Все началось намного раньше, те, кто спровоцировал конфликты между расами, были уже давным-давно мертвы, а нынешнее поколение просто не знало, как можно не воевать. Магичка дальше шла молча, обдумывая происходящее. Ей казалось, что такое уже когда-то было. По крайней мере, упадок и развитие цивилизаций происходили постоянно. На месте старого обязательно вырастало что-то новое, вот только не факт, что оно было хорошим. За Ушедшими появились эльфы и гномы, после них вылезли люди, после людей появится еще что-то, хоть те же водяные существа, сейчас по уровню интеллекта не уходящие дальше рыб или, в лучших случаях, их заведенного слизня… От размышлений ее отвлек чей-то далекий глухой голос. Сначала Ронина подумала, что ей уже мерещится всякая чертовщина от съеденных фруктов, но потом услышала: «Ронина, тебя что там, похоронили уже?» и остановилась, чтобы достать шар из рюкзака. Стоило ей только коснуться шара, как в нем появилось слегка раздраженное лицо Лорига. Алхимик нервно теребил запонку на рукаве рубашки, поставив шар перед собой на столе. — Я уж думал, ты там сдохла! — гневно рыкнул он, глядя на растрепанную магичку. — А я думала, тебя уже орден пустил на опыты, — призналась Ронина. — Но я рада, что ты жив. — А уж я как рад, ты не представляешь! — саркастично фыркнул бывший маг. — Жив, но уж точно не твоими молитвами. — Ты же знаешь, что уже некому молиться, — вздохнула магичка. — Так как тебя отпустили эти… — она замялась, не желая обзывать магов. Вполне возможно, что это все очередная ловушка для нее, а Лориг сейчас сидит не дома в мягком кресле, а в каземате в замке ордена магов, а вся обстановка — это просто иллюзия. Очень хорошая иллюзия. — О, не переживай, они вдоволь напились моей крови. Теперь я еще обязан и доплачивать им за возможность торговать в этом захолустье. К тому же они прекрасно знали, что именно то была за тварь. Они знают о тебе. — Ты меня ничуть не удивил, — Ронина тяжело вздохнула. — Еще бы магистр не знал, какую именно тварь он хочет получить в свое распоряжение. Так что ты хотел? У меня пока ничего обработанного нет, вот ходим, собираем… — Дело не в товарах. Дело в том, что еще один некий господин желает с тобой встретиться, — посерьезнел алхимик. — И ради всех проклятых богов, извольте встречаться где-нибудь кроме моей лавки. От вас одни убытки. — Я не приду, — холодно отрезала Ронина. — Хватит, уже пришла к одному господину, и это обернулось крупными неприятностями. Больше не хочу. Если ему что-то нужно, он может заказать это тебе, а я тебе доставлю ингредиенты. — Ему нужен яд, приправленный темный магией, — признался Лориг. — Поскольку я не темный, то я могу сделать просто яд. Но просто ядов сейчас и так великое множество. Он хочет чего-то особенного. — Нет, Лориг. Мне все равно, кто кого хочет отравить, я не буду вмешиваться в политику. Сделай ему любой яд, и черт с ним. — Он хочет твой яд. После скандала в ордене о тебе многие узнали. И решили, что с твоей помощью можно поиграть в грязные игры. — Я не играю, — Ронина печально улыбнулась. — Кстати, скажи этим старым засранцам из ордена, что у нас тут объявился новый темный маг, которого они же и проморгали, слепые клуши. Пока что он крушит Южный материк, но когда там не останется приличных целей, думаю, он явится сюда. Тут и короли побогаче, и земля плодороднее, и идиотов побольше. Так что рекомендую им всем не страдать херней с ядами, а думать о том, как уничтожить чужого темного. — Что ж ты сдала своего собрата? — нахмурился Лориг. — Собрата? Помилуй, у меня собрат вот, — магичка одной рукой приподняла слизня так, чтобы его было видно в шаре. — И вот, — она указала на молчавшего эльфа, изображающего дерево и стоящего чуть поодаль, но так, чтобы видеть и слышать весь разговор. — А та темная тварь опасна и непредсказуема. К тому же не факт, что он будет править лучше, чем наши разлюбезные старые пердуны. Так что изволь приготовить торбу на всякий случай. Я тебя предупредила. — Насчет яда это твое окончательное решение? — решил уточнить алхимик. — Окончательное и бесповоротное. Никаких встреч, никаких ядов с моей силой. Я не лезу к вам, а вы ко мне, это понятно? — Ронина дождалась кивка алхимика и покачала головой. Ей совершенно не нравилась эта затея. — До встречи, Лориг. Я действительно рада, что ты жив. — И тебе не хворать, — алхимик выпустил из рук шар, оставив Ронину смотреть на светящуюся гладкую поверхность и думать тяжелые думы. — Два раза в одну ловушку попадаться не стоит, — решила магичка и сунула шар в рюкзак, с горем пополам примостила его на спину и вздохнула. — Что ж, будем надеяться, наши придурки не начнут политические игры из-за нового темного. Не хотелось бы попасть из огня да в полымя. — Вряд ли магистр захотел бы сделать вторую аналогичную ловушку, — покачал головой эльф, подходя ближе. Ему тоже не понравился этот разговор. — Магистр — нет. Он способен придумать что-то получше, чем один и тот же трюк. А вот кто-то из его окружения или просто аристократия — да. Может, там и правда нужен яд, но почему я должна так открыто работать? Тем более яд с моей темной силой. Это мощная штука, поверь. Но таким образом на отравленном будет словно бы печать с моей подписью и всеми данными. Любой хоть немного думающий маг сразу поймет, с кем имеет дело. И на меня снова спустят всех собак. Оно мне надо? Возвращаться назад было почему-то быстрее, чем идти в неизвестность. Истираль слушал возмущенное ворчание Ронины, которая все никак не могла успокоиться после разговора с алхимиком. Пожалуй, он в чем-то был с ней согласен. Ну хочет человек сидеть в своем лесу тихо и спокойно, так дайте ему такую возможность. Но нет, всем приспичило доколебаться до отшельницы и отступницы, живущей в заколдованном лесу. А еще эльф боялся, что хозяйка раньше или позже придет к идее о том, что во всем виноват он. Ведь все началось после его прихода. Точнее, процесса его дарения в ее добрые руки… При мыслях о добрых руках он скептически хмыкнул, вспомнив, как магичка без проблем потрошила всяких страдальцев. Но надо признать — потрошила по делу и только тех, кто был ей интересен. А так-то руки у нее вполне ничего… как и все остальное. И даже шрамы уже не портили общее впечатление. Истираль так сильно задумался о том, что на ощупь его хозяйка вполне себе мягка, где нужно, и достаточно приятная во всех параметрах, что даже не заметил, как впереди на едва видимой тропинке замаячил звериный силуэт…