Красавец и чудовище

Следующие дней восемь Ронина только и делала, что лежала, ругалась и читала переданные Митом книжки себе, Истиралю и Раю. Себе и эльфу для образования, а мелкому сугубо для того, чтобы он слышал родной язык и повторял слова. Эльфенок напрочь отказывался издавать хоть какие-то приличные звуки, кроме голодного рева или обиженного хныканья. Это уже начинало напрягать магичку, которая решила, что маги ордена что-то повредили ему в голосовых связках или вообще в мозге. Оно-то понятно — кто ж не захочет, чтобы ребенок был тихим и послушным? Но методика сначала калечить, а потом разбираться с последствиями, ей кардинально не нравилась. Еще одной проблемой стало почти полное отсутствие маны в резерве. Эта самая мана начала восстанавливаться на третий день от появления источника, но так слабо и медленно, что Ронина просто сатанела от бессилия. Она чувствовала себя дырявым горшком, из которого постоянно вытекают жалкие капли воды. К тому же она не могла добыть себе нормальную еду, что еще больше бесило магичку. Истираль варил каши и супы из запасенных ею круп, но мяса отчаянно не хватало. Вот и сейчас Ронина тоскливо покосилась на предложенную эльфом миску с кашей и захотела эту кашу выбросить из окна. У нее аж зубы скрипнули, так захотелось вкусного, сочного, жареного мяса, желательно с жирком… или запеченного, с подливой, чтобы аж дух захватывало. — Опять каша, — буркнула Ронина, глядя на миску и представляя, какие сейчас вкусности могут лопать аристократы, греющиеся в своих домах и пережидающие непогоду. — А что ты хотела? — Истираль недовольно вздохнул. Ему и самому хотелось чего-то вкуснее каши, но собирать то, что росло в лесу, он не рискнул. Если за себя он уже не боялся, то отравить Ронину или Рая ему не хотелось. Ослабшая магичка вряд ли могла справиться с банальным ядом, а сын еще не настолько очухался после приключений у магистра, чтобы кормить его чем попало. — Ешь, что дают, и не вредничай. Ронина хотела было высказать все хорошее о гребанном бессилии, но ошейник обжег шею, а руки сами вцепились в поднос, тем самым выполняя приказ. Она и подумать не могла, что все будет так… что тело станет выполнять приказы раньше, чем она успеет обдумать их и осмыслить происходящее. Впрочем, ей еще повезло с Истиралем. Эльф не отдавал никаких мерзких приказов и больше не пользовался ее слабостью, чего Ронина откровенно боялась. Она ожидала, что теперь, когда у него фактически развязаны руки, он станет делать всякие гадости, выпытывать ее секреты или вообще устроит экзекуцию. Ронина слишком хорошо помнила, что происходило в столице, когда несколько десятков рабов вырвались на волю и устроили фактически шабаш. Правда, было это еще во времена ее ученичества, да и рабы тогда избавились от простых оков, а не ошейников Ушедших, но все же… Она ожидала чего-то в этом духе: бойкота, издевательств, ненависти… А Истираль почему-то о ней заботился. Магичка сама не заметила, как опустошила миску. Рядом присел Рай, дергая книжку за обложку. Мит так расщедрился, что прислал со своим подручным скелетом целых четыре книги, да еще и одну из них посвященную защитной магии. Пока что они с горем пополам осиливали алхимию, правда, химичил в основном Истираль, пользуясь старыми запасами, а Ронина полулежа подсказывала, что к чему. — Да почитаю, почитаю. Но сначала ты тоже поешь, — отмахнулась магичка, уже порядком нарвавшая горло чтением вслух. Усилить голос магией она пока не могла, приходилось надрываться, чтобы и Истираль слышал все сквозь бульканье кипящих зелий и готовящейся еды. — Да, а еще вы оба будете пить чай. И я буду, — эльф заварил все тот же общеукрепляющий травяной сбор, которым теперь отпаивались все трое. Увы, его запасы подходили к концу, а где теперь брать нормальные растения, он не знал. Хоть самому алхимика ищи, да где ж его найдешь в раскуроченной битвами стране. — Ну хоть что-то хорошее, — Ронина проследила за мелким, который убрался под стол к слизню, где взялся создавать силовые мячики и катать их по гибкой шкуре зверя. Слизень охотно играл в эту странную игру, позволял ребенку делать с собой почти все, кроме отрывания кусков тела, и вообще являл собой живую теплую подушку. Это весьма удивляло магичку, поскольку вряд ли слизень хоть когда-нибудь имел дело с детьми и вообще понимал, чем одно двуногое существо отличалось от другого. Разве что сравнивал размеры и рост. Истираль процедил заваренный чай, принюхался к густому травяному аромату и довольно фыркнул. Подумать только, как обернулась его жизнь, как все столь разительно изменилось. Он и подумать не мог, что собственному хозяину можно приказывать. Что эти ошейники образовали что-то вроде объединения артефактов, и теперь он всегда мог чувствовать потребности Ронины. Не то чтобы это его напрягало — магичка оказалась весьма скромной в желаниях — но все же знать, что именно чувствует твой собеседник, а не предугадывать, было весьма полезно. Такой симбиоз значительно улучшил взаимопонимание между ними. Впрочем, в основном Ронине хотелось ругаться, громко и емко, но она сдерживалась при Рае, хотя порой крепкое словцо все же проскакивало, особенно когда магичка таскалась по каким-то потребностям в свою комнату на второй этаж. Слабость и отсутствие маны вызывали у нее глухое раздражение. Впрочем, Истираль ее прекрасно понимал. Он тоже стал зависим от своих сил, от маны, плещущейся в резерве, он привык пользоваться заклинаниями и не думать, что то или иное действие можно было бы сделать руками. А теперь, из-за наличия двух почти недееспособных личностей, он научился работать и силовыми захватами. Пока что топорно и контролируя только два захвата, но это было уже больше, чем ничего. Да и так отловить потихоньку расслабляющегося сына было проще. Эльфенок все равно был любопытным и старался сунуть свой нос везде, даже в печь, так что присмотр за ним и лишние две «руки» никак не мешали. Истираль присел возле Ронины, подавая ей кружку с чаем. Свою он поставил на пол, стараясь не расплескать по лежаку. Самому же придется потом убирать. Как-то сложно стало сразу тянуть на себе все — и зелья для себя и для гномов, и колдовство, и опыты, и за мелким приглядывать да магичку откармливать… Теперь-то он прекрасно понял, как Ронина жила здесь в одиночку. Она просто вертелась целыми днями, хватаясь за все и сразу, разгребала завалы накопившихся дел, откладывала то, что казалось несущественным, и так изо дня в день. Вряд ли Ронина тут скучала, занимаясь весьма интересными опытами и исследованиями. А вот он к такой активности не привык, к тому же раньше у Ронины под ногами не бегали дети. Повезло им, что они взяли одного Рая, а если бы стащили остальных из жалости или по еще какой причине? Башня бы встала вверх дном. — У тебя каша осталась, — он достал тряпицу, заменившую платок, и аккуратно вытер Ронине лицо. Магичка только вздохнула. — Вот так всегда. Сложно без магии. Раньше я об этом всем даже не думала, оно само делалось. И лицо вытиралось, и волосы убирались… — она расстроенно посмотрела на свои тонкие руки и обломанные ногти. После становления источника Ронина изрядно похудела, превратившись почти что в скелет, обтянутый кожей. И даже постоянная кормежка кашами положения пока не спасала, так как тело тратило все съеденное на регенерацию поврежденных внутренностей. И судя по пожелтевшей коже, первый и основной удар магии пришелся на печень. Ронина подозревала что-то такое, но не жаловалась, а молча старалась восстановиться. Без ошейника она бы уже превратилась в труп, а так еще ничего, жила. — Ничего страшного, все нормально, — Истираль убрал тряпку и дождался, пока магичка напьется. Она попробовала чай, а после стала пить мелкими глотками, поскольку тот показался ей слишком горячим. Пожалуй, что-то было в таком вот тихом и мирном существовании под одной крышей. Что-то… душевное, настоящее, неуловимо приятное. Эльф не знал, как это чувство общности назвать. Семья? Слишком банально, к тому же еще неизвестно, на самом ли деле они образовали семью, поскольку тайна ошейников так и осталась неразгаданной. И хоть лич и обещал отыскать какие-то книги по старинным артефактам, но вряд ли мог что-то найти в том хаосе, в который превратились замки магов. Общиной их странное образование тоже не назвать. На школу оно тоже не тянуло — один ученик взрослый лоб и один совсем маленький ребенок, не умеющий говорить, но уже колдующий без всяких формул и знаний. Истираль и правда не знал, кем они теперь все друг другу приходились. Разве что в Рае он был уверен полностью — это его родной сын. А вот дальше мысли в голове стопорились, не давая возможности разобраться в сложившейся ситуации. Он обнял магичку, заставив ее отставить ополовиненную кружку. Истираль решил, что пусть это образование называется семьей. Вот такой странной, ненастоящей, незаконной, неправильной и ненормальной. Семьей с искусственными чувствами и вовсе без чувств. Семьей без многочисленной родни и друзей. Семьей отверженных. Ронина не стала ворчать на него за самоуправство, как делала по обыкновению. Она уткнулась носом в теплую шею эльфа, ощущая нечто странное и неправильное. Это чувство единения, какой-то душевной перестройки ее сбивало с толку. Она раньше и подумать не могла, что ее эльф — не просто какой-то мужик, живущий в соседней комнате и выполняющий ее приказы, а довольно красивый, молодой и вполне приятный на ощупь мужчина. Истираль провел ладонью по ее черным волосам и легонько приподнял голову Ронины за подбородок. Магичка удивленно вскинулась, но не отстранилась, лишь завозилась, пытаясь устроиться поудобнее. Он наклонился к ней ближе и осторожно поцеловал, боясь слишком сильно придавить и без того измученное тело. Истираль старался все сделать бережно, зная, что Ронина сейчас держалась больше на упрямстве и чертовой матери, чем на физической и магической силе. Магичка пахла чаем и кашей, ее волосы норовили попасть ему в глаза, поскольку их больше не удерживали никакие магические аналоги заколок и шпилек, а еще она впервые обняла его, слабо и как-то неуверенно, но все же обняла, касаясь тонкими пальцами шеи и затылка. Ронина впервые наслаждалась поцелуем. Настоящим, добровольным, правильным и чертовски нежным. Она не захотела вспоминать прошлое, попытавшееся было всколыхнуться в глубинах памяти, и отбросила все старое и негодное. Всего того просто не было больше для нее. Ни преподавателей-сластолюбцев, ни озабоченных учеников-аристократов, ни магистра, задирающего девушкам юбки в подсобках. Ничего этого больше для нее не существовало. Был лишь Истираль, свой, родной, какой-то болезненно-настоящий, словно бы ворвавшийся в мозг и душу, заставивший ее чувствовать что-то отличное от ненависти и раздражения. Слишком домашний, чтобы бегать за чужими юбками. Слишком ее собственный, чтобы сравнивать его с кем-то еще. Слишком добрый и понимающий. И немного глупый, но это с возрастом пройдет. У всех проходит. У кого-то за двадцать, а у кого-то за двести лет, но проходит… Внезапно всколыхнулась охранка башни, заставив их разорвать объятья. Ронина недовольно поморщилась — что-то ломилось в башню, но ломилось не сквозь щиты, а по проложенной для него дороге… Она попыталась понять, что происходит и кто может нарушить их покой, как посреди зала стала формироваться чужая фигура. Низенькая для лича и слабая в магии по сравнению с выжившими магами. Из-под стола взвизгнул Рай — впервые он попытался выдать какой-то осмысленный звук, а не просто хныкал или орал. А сама Ронина вдруг поняла, кто именно заглянул к ним на огонек. Наконец фигура сформировалась целиком, и посреди зала ошарашенно замер давешний дроу, сжимающий в руках небольшой кузнечный молоток. Он крепко зажмурился от слишком яркого для него дневного света, пусть и сильно приглушенного матовым расплавленным стеклом. — Вот же черт! — Ронина медленно поднялась, опираясь на плечо Истираля. — Неужели гномы тебя обидели? Дроу повернулся на звук ее голоса, но глаз не открывал, справедливо побаиваясь ослепнуть от слишком резкого перехода из тьмы в свет. А после хлопнулся на колени, не забыв положить рядом молоток. — Добрая истинная тьма, — довольно заявил он, будто бы этого и добивался. — А что случилось-то? — не выдержал Истираль. Наблюдать за тем, как унижается его мнимый соперник, было все же приятно, но в душе заскреблись кошки. А ведь этот дроу был совсем не такой, как рисовала в иллюзиях Ронина. Вместо ехидного гада перед ним стоял на коленях совершенно покорный сломленный парень. — Мастер Колбут сказал, что я рукожоп, — отрапортовал темный, странно вытянувшись, будто бы собирался по-военному отдать честь и позабыл, что стоит на коленях. — Я ответил, что это он решил уменьшить количество небесного железа в заказанной секире, а потому моя магия плохо прижилась. Состав нарушен был, я-то тут при чем? Но мастер Колбут решил иначе и зарядил мне прутом по лбу, — эльф коснулся места удара, где почти незаметно на серой коже темнело пятно. То ли синяк, то ли полноценная гематома. — Ну вот оно и… сработало… Заклинание ваше. Ронина поморщилась, но все же подошла к темному и положила руку на его лоб. На самом деле удар был не сильным, но защита сочла, что это уже перебор. В итоге все вышло так, как вышло. Сама она лечить пострадавшего не смогла и развела руками. — Истираль, если можешь, глянь ему голову, посмотри, все ли в порядке с мозгами… если что, залечи, — магичка дождалась, пока тот подойдет ближе и рывком подняла дроу с колен, заставляя встать нормально. Даже вытянувшись в полный рост, темный эльф с трудом доставал ей до плеча макушкой. А ведь Ронина была не слишком-то и высокой. — Только не говори, что он будет тут жить, — попросил Истираль, но все же выполнил приказ, уже сам подойдя к темному и положив руку тому на лоб. Исцеление прошлось по телу эльфа, впрочем, шрамы и кусочек срезанного уха оно уже никак не могло вернуть. Хватило и того, что почти невидимый синяк зажил. — Не буду, но ты сам все прекрасно понял, — Ронина поплелась к столу в поисках чистой чашки и миски. Гостя следовало кормить. — Я не помешаю, — пролепетал дроу и наконец слегка приоткрыл один глаз, чтобы иметь возможность рассмотреть хозяев башни. — Продолжу зачаровывать, могу делать все, что прикажете… — Спасибо, у меня уже есть кому приказывать, — вздохнула Ронина. — А теперь еще и будет кому открывать телепорты для гномов. Они же все равно будут тащить всякую пакость на зачарование. — Кстати, твой Торигейд говорил, что у них там чуть раскол не произошел из-за нашего нынешнего повелителя, — грустно заметил Истираль. — Гномы чуть не передрались — одни считали, что торговать с темным себе дороже и лучше с голоду сдохнуть, чем идти на поклон к личу. А другие решили, что еда она и у нежити еда. Тем более я в шаре видел — Мит велел своим скелетам ставить теплицы и собирается припахать их выращивать всякие фрукты-овощи. Вообще не понимаю, чем гномам дроу не угодил. — Потому что рукожоп, — передразнил интонацию своего надсмотрщика и основного начальника темный. — Ладно, все, сначала ешь, потом будем думать, — Ронина медленно насыпала кашу в миску, стараясь не шататься и не показывать собственной слабости. Насколько она помнила, дроу слабаков не любят. Рано или поздно он все равно узнает о ее проблемах, но главное произвести первое впечатление, а дальше пусть что хочет, то и делает. — Не думаю, что вы захотите меня отравить, — вздохнул темный и сел за стол. — Меня зовут Ларикшаз, а вас? — Да ты почти тезка одной знакомой нам эльфийки, — усмехнулась магичка, представив себя и Истираля. — Только она поименована на светлый манер — Ларисниль. — Разные диалекты, — пожал плечами дроу, наворачивая кашу, — и разные языки. — Ну что ж, думаю, пора прояснить ситуацию… — вздохнула Ронина. — Скажи, ты точно не хочешь вернуться к гномам? — Чтобы еще раз получить по башке? — спросил дроу. — Не хочу. Колдовать я и тут могу. А нет, так отправьте меня куда угодно, только не к нашим. Они меня быстро не убьют… — Ага, убьют медленно, — Истираль порыскал по залу и нашел старые бинты. Отрезав нужный кусок кинжалом, он аккуратно повязал бинт на голову Ларикшаза, тем самым прикрывая его глаза от света. — Спасибо, брат, — вздохнул темный с явным облегчением. — Брат? — вскинулся Истираль, но тут же прикусил язык. Если они сейчас подерутся, то Ронина их уже не сдержит. А смертоубийство им не нужно. Не те нынче времена. — Спокойно, — тихо отрезала магичка. — Он не дроу, но уже темный… в общем, с ним все сложно… — Значит, двоюродный брат, — пожал плечами дроу и чуть не облизал миску. Ему было абсолютно все равно, что тут за заморочки с магией и переменами в эльфах. Ему было тепло, сытно и впервые абсолютно спокойно. Так, будто он наконец-то обрел дом. — Ну что ж… придется разгребать вторую комнату, — не слишком радостно заявила Ронина. — А так как я пока что работник никакой, то вы уж сами извольте. Весь хлам тащите сюда, потом, когда я восстановлюсь… сделаю из него что-то полезное. Магичка умолчала, что «потом» легко можно превратить в «если». Если она восстановится в достаточной мере. Если ее резерв вернется к прежнему объему. Если она вообще сможет когда-нибудь колдовать, как раньше. Или хотя бы как ученица. Хоть как-нибудь. Если они вообще выживут в слишком быстро изменившемся мире. Истираль ничего не говорил. Он молча очистил посуду и повел нового жильца облагораживать комнату. Почему-то ревновать и ненавидеть настоящего, а не иллюзорного дроу у него не получалось. Настоящий ни на что не претендовал, не задирал его и вообще назвал братом. Это было до того странно, что у эльфа ум за разум заходил. Но им все равно теперь придется как-то выживать. Впрочем, лишние рабочие руки никогда не мешали. Поднявшись по лестнице, он оглянулся на Ронину — та подняла Рая на руки, хотя для нее он весил довольно много, и потащила на лежанку читать и отдыхать. Для Ронины все это было уже слишком. И разбирая бардак в запасной комнате, которая до сегодняшнего дня была в качестве кладовки и склада всякой дряни, Истираль впервые подумал, что жизнь продолжается дальше. Несмотря на слабость Ронины, на пришествие нового жильца, на возвращение сына, на войны и катаклизмы. Она все равно продолжалась так или иначе, шла своим чередом, заставляя их всех расти и меняться, становиться кем-то другим. Меняла их души и тела, заставляла переосмысливать какие-то моменты из прошлого и понимать, что не всегда свет является добрым, а тьма — злой. Что свет может прикрываться тьмой, но тьма никогда не прикрывается светом. И то, что они все стали темными и превратились в тварей, еще не сделало их менее человечными. Истираль был рад, что его сын вырастет среди темных, которые будут говорить ему правду и называть вещи своими именами. Он точно знал, что лич — нынешний правитель их королевства — никогда не даст в обиду нормальных темных. Начиналась новая эра обновленного мира — эра тьмы. Эра темных магов, пришествия свежих потоков магии, новой крови и новых сил. Но это все уже совсем другая история…