Куда я иду?

Рэдтаур глядел на тающие силуэты проклятого города. Осколок уже не раз сказал, что нэко не спасти, и минотавр поверил, видя, что ни она его не слышит, ни он войти обратно не может. И он лишь с болью глядел туда, где осталась любимая. Это было, кажется, совсем недавно, но смириться с тем, что его Ная осталась в голодном городе, не позволяли ни врождённое минотаврье упрямство, ни сердце, болезненно рвавшееся к ней, ни печальный взгляд Сигиры- дэ. — Ты ведь точно знаешь, что это можно изменить — сплюнув вечный песок на зубах и машинально проводив глазами промелькнувшую ящерицу, на задних лапках удирающую от змеи, промолвил минотавр. — Можно — голос воительницы был холоден — вот только знаешь ли ты цену? — О какой цене речь? — Мальчишка — хмыкнула Сигира — все имеет цену. — Ты говоришь страшные вещи, но я верю. И какова будет цена? — Не знаю. Правда. Но если ты готов платить, я проведу обряд. Сквозь ядовито-красный дым Рэдтаур шагнул навстречу прошлому. — Помни, ты выйдешь обратно только если ситуация в сейчас будет лучше, чем сейчас. Силы тратятся быстрее. Гораздо. Рассчитывай на одну-две попытки. — Эти слова набатом гудели в голове. Не ошибиться! Хватило бы сил. Слушайте все! Ничего в городе не брать и не поднимать! - Как? Вообще? - А если я что-нибудь уроню? - Вообще. Оставишь лежать. Магия у города такая. Не выйти потом будет. Жить в нем останетесь. - Эээ? - Хорош разговоры разговаривать, вперед! - А подготовиться? Осколок разозлился на непонятливость, но ничем не выдал свой гнев, это тоже Голодный город шутит. - Вперед! До заката время есть, не разделяться, держаться друг друга! Его не видели. Притяжения города он не чувствовал. Арка, вторая, дома, деревья и дворики, фонтаны и фонтанчики, все это стремительно пролетало мимо. Центральная площадь со статуей воина в глухих доспехах, хлопки ладоней по постаменту, обозначающий, что город взят, стремительный бег обратно к воротам. Рэдтаур бежал рядом с Наей, в любой момент готовый поддержать, не дать упасть. Вот уже и ворота. Большая часть отряда уже преодолела их, и вот Ная споткнулась. Рэдтаур подхватил падающее тело, и… вновь вышагнул из алого тумана. Ная… как же мне уберечь тебя? Вновь бег, хлопки по постаменту, Рэдтаур бежит рядом с любимой, ворота, она спотыкается о камень, он подставляет руки, чтоб не дать упасть… и вновь алый туман смыкается за спиной. — Я идиот!!! — хлопок ладони по лбу, и минотавр мчится к воротам. Он запомнил проклятый камень! Прочь его с дороги! Ная. Его Ная выбегает из голодного города. Все. Он спас. Алого тумана нет. Но события идут дальше, а Рэдтаур — безмолвный наблюдатель. Какая-то гадость должна произойти. И — происходит. На вечернем привале, когда все уже улеглись, а минотавр безмолвно и неощутимо любовался возлюбленной, раздался нарастающий топот. Все повскакивали, и готовились встретить неожиданную опасность, как вдруг Ная, чутко вслушивавшаяся в окружающее, чуть расслабилась и сказала: — Это за мной — и кинула на Рэдтаура отчаянный прощальный взгляд. Оседланные крупные кошки, пара лошадей, громадный ездовой ящер — на стоянке стало тесно. С ящера слез седой нэко, и Ная распростерлась перед ним на песке. — Домой. Долг перед прайдом надо выполнить. Она лишь подняла голову, устремила горящий взгляд на старца. — Быстро. Не вынуждай применить силу, дитя. Свободный оседланный ящер переминался чуть в сторонке. Нэко молча встала, поклонилась и направилась к своим вещам. — В седло! — Но вещи… — Набегалась. Они тебе больше не нужны. В лагере примешь вид, подобающий нэко из благородной семьи. Остальные приехавшие со стариком безмолвно развернули животных и скрылись в ночи. Старик лёгким прыжком взлетел в седло своего ящера. Ная кинула на остающихся прощальный взгляд, поклонилась Осколку и на миг прикипела глазами к Рэдтауру. — Прощай — едва заметно шевельнулось губы. — До встречи, сердце мое — едва слышно шепнул минотавр. И вывалился на раскаленной песчаной площадке, где Сигира-дэ проводила обряд. Отдышался, полубезумными глазами глядя по сторонам. — Вернулся — проворчала воительница — руки, ноги, голова на месте, ничего не изменилось. — Зато теперь я смогу ее найти. И видеть, хоть иногда.