Скрытое Небо

Хаято и не заметил, как к ним подкрались зимние каникулы. Впервые за многие годы он ждал Рождества, впервые у него было что праздновать. Его подарок Тсуне-сама — набор для каллиграфии в западном стиле — уже был упакован. Звонок ознаменовал окончание последнего урока последнего дня, и ученики понеслись на улицу. Тсуна-сама едва дождался, пока все выйдут, чтобы пойти следом. — Хаято-кун, Такеши-кун, вы сможете остаться сегодня у меня на ночь? — Конечно, Тсуна-кун. — Конечно, Дечимо! — Их Небо и раньше приглашал их, на выходные, и Хаято никогда не упускал шанса провести с ним больше времени. Но в этот раз Тсуна-сама был серьёзнее, чем обычно… — Отлично! И Хаято, не забудь захватить свои классные игрушки. И фейерверки тоже. Хаято едва не сделал двойное сальто. Тсуна-сама хотел, чтобы он пришёл вооруженным? — Да, Дечимо. Я заскочу в свою квартиру и захвачу их. На полпути туда, он вдруг вспомнил — круговая диаграмма, исписанная датами. Боже, печать! Конечно, Тсуна-сама хотел, чтобы его Хранители были рядом в такое время. Из того, что рассказывал Тсуна-сама выходило, что после взлома печати он оставался почти бессознательным и ужасно уязвимым. И он десятки раз проделывал это, когда рядом не было никого, кто мог бы присмотреть за ним. Размышляя об этом, Хаято сменил школьную форму на стильный серый костюм, который почти никогда не надевал. Чтобы подчеркнуть свое положение, он добавил алый галстук. Так как это был костюм Мафиози, он давал ему полную свободу действий, и в придачу имел кучу потайных карманов. Он был полностью экипирован. Ещё, раз уж он будет рядом со своим Небом ближайшие несколько дней, он захватил свой спальный мешок и рождественский подарок. Нана растерялась при виде его официального наряда, но приняла это за иностранную причуду. Хаято было без разницы, пока это нравилось Тсуне-сама. А ему нравилось. Улыбка его Неба все ещё считалась наивысшим достижением для Хаято, а остальной мир мог катиться ко всем чертям. — Тебе идёт костюм, Хаято-кун. Боже, он чуть не растекся лужицей. Тсуна-сама сделал ему комплимент! Он умудрился сохранить серьёзное выражение лица. — Каков ваш план на вечер, Дечимо? — Вы уже догадались, что я собираюсь взломать ещё один слой печати. Ламбо и И-пин останутся у Хару, а Реборн согласился охранять периметр. Ещё, я сказал Хибари, так что, он может быть где-то рядом, — Тсуна-сама склонил голову. — Даже если ничего не произойдет, я буду чувствовать себя увереннее, если вы будете рядом. Он что, думал, что они будут возражать? Хаято придвинулся ближе к нему с одной стороны, а бейсбольный придурок с другой. — Хаха, разве не так поступают друзья? *** Тсуна-сама дождался времени сна, прежде, чем начинать. Он предупредил их, что смотреть, в общем-то, не на что, и технически так и было. Он сидел на полу с закрытыми глазами и скрещенными ногами. Но вот его Пламя. Освободившись, оно не стало распространяться наружу, а образовало раскалённый добела шар в его груди. В его сиянии печать стала видимой — темная, липкая, холодная паутина, блокировавшая часть света. Согласно рисункам его Неба, раньше эта паутина была таким плотным покрывалом, что свет и тепло едва пробивались сквозь неё. Даже оставшаяся треть паутины была отвратительной. А какой-то ублюдок засунул это в пятилетнего ребенка. Тсуна-сама направил Пламя на печать, и эхо глухой боли прокатилось по связи Хранителей, а дыхание Тсуны-сама участилось. По его телу побежали мурашки, а кожа побледнела. Его Пламя бурлило, и понемногу испепеляло крошечные ниточки печати. Просто смотреть на это было пыткой, и Хаято никак не мог помочь. Он бросил взгляд на Такеши, и увидел такую же беспомощную ярость в его глазах. Их Небу придётся пройти через это ещё не раз. Печать не сдавалась так просто, она образовывала новые отростки, из которых перетекала в новые ниточки, пока и они не сгорали, и тогда весь этот ужас истончался. После самых долгих десяти минут в жизни Хаято, Пламя Неба засияло ещё ярче и чище, через новые проломы в печати, а потом прорвалось наружу и Тсуна-сама со стоном опустил голову на грудь. В мгновение ока, Хаято и Такеши оказались рядом. Они аккуратно подняли Тсуну-сама на кровать, и закутали в одеяла. Он едва мог двигаться от истощения и у него была температура, но он всё равно нашёл в себе силы улыбнуться им: — Простите, что вам пришлось увидеть это. — Какого черта вы извиняетесь? — Хаято зарылся лицом в покрывало. Он бы с радостью стал рабом Тсуны-сама, он едва мог поднять голову в его присутствии. И это было до того, как он увидел, как Тсуну-сама проходит испытание, способное сломить большинство бывалых киллеров. А он делал это с пяти лет. Он ничего не был должен Хаято. Слабая рука мягко обхватила его шею. Боже, он был жалок, это он должен утешать свое Небо, а не наоборот. Он даже не может справиться с простейшим заданием, и назвать его по имени. Он вздрогнул и сделал глубокий вдох: — Тсу… Тсуна-сама… Пальцы зарылись в его волосы.  — Иди сюда, Хаято. Он залез на кровать, и прислонился спиной к изголовью. Тсуна-сама прижался к его боку и провалился в сон. — Ты покраснел, — прошептал Такеши. Хаято лишь кинул на него мимолетный взгляд — улыбка бейсболиста пропала без следа, а в глазах было видно готовность убивать. — Заткнись, — так же тихо ответил Хаято. Он не собирался сегодня спать, не тогда, когда Небо лежит беспомощным в его руках, доверяя ему свою безопасность. *** Бита Такеши тёплая, хотя никто из команды бы никогда не понял причины. С момента, как у него появилось Небо, он чувствовал себя дома, собственная кожа больше не казалась ему чужой. Если придет опасность, он не сможет… не должен дать Тсуне пострадать. Шум на подоконнике. Он поднимает биту, и не опускает её до тех пор, пока не видит там Хибари. Конечно, он пришел в логово «зверька», чтобы проверить как тот справился. Он смотрит на спящего Тсуну и сторожащего его Хаято, с ножами в руках. Тсуна привязал их всех, он держит их жизни, наполняет их смыслом. Хибари тоже почувствовал его боль. Он переступает подоконник и закрывает окно. — Дайте мне одеяло. Значит, он присоединяется к их дозору. — Ты взял тонфа? — Удар. Глупый вопрос… — Разбудите меня на рассвете, — он сооружает себе гнездо из одеяла в углу, но сон его хрупок. Где-то рядом Солнце бродит в ночи, а значит их четверо. Слишком мало. Они не могут позволить рисковать своим Небом. Утром он сменит биту на меч. *** В отличии от предыдущих взломов печати, в этот раз Тсуна спал как ребёнок, у него даже получилось выспаться Он всё ещё прижимался к Хаято, и единственной причиной, по которой он проснулся был Реборн, распахнувший дверь и метнувший в него нож. Его скорее разбудило движение Хаято, чем шум. Он едва разлепил глаза. Реборн стоял в дверях, а Ламбо и И-пин выглядывали из-за дверного косяка. — Хээй. Как прошла ночёвка? — Счастливчик Ламбо повеселился! — В Хару-чан пробудилось Пламя Грозы, — отрапортовал Реборн. Тсуна внутренне содрогнулся. Он понадеялся, что самопровозглашенный Величайший Киллер в мире ничего ней не рассказал, он бы точно выбрал самые неправильные слова. — Тсуна-нии, ты заболел? — дрожащими губами спросил Ламбо.  — Немного. Я обычно заболеваю на зимних каникулах, — ответил ему Тсуна. — Но мне станет лучше через пару дней, так что не волнуйся. — Хорошо… — Ламбо встал в позу. — Счастливчик Ламбо сделает завтрак в постель! Он убежал, а И-пин погналась за ним. Реборн вытащил метательный нож из стены, он специально двигался так, чтобы все его движения можно было предсказать — теперь Тсуна мог явно это видеть, что, черт возьми, он вообще делал со своей жизнью раньше? — и отдал его Хаято. Ураган выглядел так, словно не спал всю ночь. — Спасибо, что остался со мной, Хаято. — Это была честь для меня, Дечимо. — Значит, назвать его по имени было одноразовой акцией. Он повернулся к остальным своим Хранителям… и почему Такеши пытался сдержать смех? — Такеши-кун, Хибари-сан, вам тоже спасибо. Хибари фыркнул, а Такеши рассмеялся и почесал шею. — Маа, ты обращаешься к Хаято-куну так интимно этим утром. — Ну, мы ведь вместе провели ночь. Хаято стал ярко-красным. Через мгновение, покраснел и Тсуна. Он правда это только что сказал? Его репетитор плохо на него влиял. Реборн проигнорировал их смущение и запрыгнул на кровать. На его руках сияло желтое Пламя. — Дай мне взглянуть, что это небольшое упражнение сделало с тобой, Плюшевый Тсуна. *** На рассвете первого дня Нового года, Хаято сидел на крыше дома Тсуны-сама, наблюдая за солнцем вместе со своим Небом. Позже они должны были встретиться с семьей Ямамото, и пойти в Храм Намимори, Тсуна-сама достаточно восстановился, чтобы проделать этот путь самостоятельно. Но Хаято всё равно не собирался отходить далеко — нельзя было забывать о ступеньках в храм. Сейчас они были вдвоём. Тсуна-сама отпустил свое Пламя, и Хаято грелся, наблюдая, как его Небо проделывал упражнение по контролю. Всю свою жизнь Хаято слышал истории о Гармонии: о чувстве безопасности, о том, каково это, когда не надо ничего доказывать, о надёжном ядре жизни. Он никогда даже не мечтал, что ему удастся почувствовать это. Небо были редкостью, а связь нельзя было создать насильно — попытки были, в конце концов это же Мафия, но это никогда не работало. И вот он Хаято, незаконнорожденный, беглец, Хранитель. И не просто какого-то Неба, а Тсуны-сама, пугливого и плюшевого, с решимостью, способной сворачивать горы. Его Пламя было чистым, как лучшие драгоценные камни, и прямо сейчас он выписывал им иероглифы. Пламенные линии создавали в воздухе кандзи Новый Год, а потом исчезали, и их, черта за чертой, заменяли новые символы — Скрытое Небо. — Странно, — сказал он. — В прошлом году в это время, я волновался, что никогда не смогу завести друзей. А теперь в моей жизни есть такие прекрасные люди. Ты, Такеши, Хибари. Это стоит того, чтобы связаться с Мафией. Только Небо мог сказать это, словно весь враждебный мир был просто неприятностью, которую стоит преодолеть ради своих людей. Хаято фыркнул: — Вы же знаете, что я весь ваш, Дечимо. Я всегда буду подчиняться вам. — Не давай таких обещаний, Хаято, — его сердце пропустило удар, а потом снова, когда Тсуна-сама продолжил, — ведь ты умнее меня, и однажды тебе придётся остановить меня от какой-то глупости. Хаято сглотнул. Это была огромная ответственность. Но в тоже время, это было так просто. — Я буду рядом, Дечимо, чтобы поймать вас, если вы упадете.