Реддл: История крестражей

Клетка захлопнулась, и несколько этажей я проехал в одиночестве. Чужой воротник непривычно сдавливал горло. Я едва втиснул пальцы за жесткую каемку, стараясь ее ослабить, но скоро осознал, что препятствие находится внутри, а не снаружи. Распирает мне горло голыми локтями и коленями, непроглоченными мольбами и стонами, комом снов, от которых темнеет в глазах и сбивается дыхание. Две юные волшебницы — должно быть, стажеры, — подсели на четвертом уровне, где находился отдел контроля над магическими популяциями. Девицы хихикали и бросали короткие взгляды в мою сторону. — Добрый день, мистер Хартвуд. — Здравствуйте, — я кивнул максимально сдержанно, вспоминая скупую манеру бывшего начальника. Девушки потеряли ко мне интерес. Я осторожно перебрал в кармане Невидимую Связку, больше для собственного успокоения, нежели для того, чтоб проверить, на месте ли ключи. Мне хотелось покончить со всем, как можно скорее. Я не мог противиться Обету, но верил, что, вернувшись, смогу отговорить Тома. Теперь я знал, как покорен он может быть моим словам и прикосновениям. От нахлынувших воспоминаний потемнело в глазах, и мне пришлось ухватиться за выступ решетки. Девушки, к счастью, не заметили: лифт как раз замер на пятом уровне, и они вышли. Двери уже закрывались, когда я увидел его: стоя в отдаленной части холла, там, где начиналась секция, занятая филиалом международной конфедерации магов, Джастус Пиливикл с озабоченным видом выслушивал иностранных чиновников. Он рассеяно взглянул в мою сторону, и на короткий миг наши взгляды встретились. Как пальцы моего отца, мои пальцы сомкнулись на решетке, но не с мольбой, а с яростью. Другой рукой я сжимал спрятанную в кармане палочку. С холодной решимостью я ждал нападения, ждал, когда Пиливикл опрометчивыми и вероломными действиями даст мне право нанести роковой удар. Кабина лифта потекла вниз. На несколько секунд я оказался сбит с толку, пока не вспомнил, что не более часа назад Том заставил меня выпить Оборотное зелье, и осознал, как легко потерял самообладание. С момента возвращения из пещеры я не вспоминал о прошлом; чувства вины или сожаления не давали знать о себе, и я считал, что с ними покончено, что я, наконец, свободен. Коридор Отдела тайн был предсказуемо пуст. Полагаясь на память отца, я миновал несколько тупиковых, темных ниш, открывавшихся за арочными проходами по обе стороны пути, и нырнул в одну из них. В густой тени у дальнего угла прятались несколько ступеней и тесный коридор в три четверти человеческого роста. Я знал, что это единственный путь к Хранилищу, и спроектировали его так, чтобы с легкостью поймать вора, какой бы ловкостью и быстротой он не отличался. Ничего выдающегося: просто со всеми петлями и неудобными поворотами коридор тянулся почти три мили. Как только поступал сигнал о краже, узкий тоннель кромсали на отрезки устойчивые к магии перегородки. Похититель оказывался в ловушке. Открыть эти перегородки, как и ворота Хранилища, могли лишь ключи из Невидимой связки. Одна хранилась у Министра, другая — у главы Отдела магического хозяйства, ведь даже перегородки в подземелье под Отделом тайн приходилось чистить от ржавчины и остатков попавших на них заклятий. Шагая вдоль неприветливых, темных стен, я искренне надеялся, что мне не придется испытать работоспособность защитного механизма. Пол пошел под уклон. Я опустил огонек палочки ниже, боясь споткнуться, но плиты были гладкими и точно подогнанными друг к другу. Дышать стало труднее, словно вес расположенного над коридором Министерства выдавил отсюда воздух. Мысли против воли возвращались к встрече с Пиливиклом, что бесконечно раздражало меня. Я сорвал и бросил под ноги натиравший шею воротничок. Спина затекла от неудобного положения и ныла так, будто я нес на ней все верхние этажи. Где-то там, наверху, был и Пиливикл. — Том… Вышло почти умоляюще. Здешние стены не допускали ни легилименции, ни трансгрессии, ни иного воздействия магии. Ускоряя шаг, я намеренно воскресил в памяти эту ночь. Поверх слабого света палочки, в бесконечной, уходящей вперед тьме, я вновь увидел Тома, усталого, измученного, дожидавшегося меня там, где я оставил его, когда он приказал мне отправляться в спальню Горбина. Реддл стоял посреди комнаты, покорно опустив руки, и лишь чуть повернул голову, глядя на меня искоса, словно собирался задеть едкой репликой, но так ничего и не сказал. Он едва заметно отшатнулся, когда я поймал его. Когда Том Реддл, наконец, оказался в моих руках, плечах, груди и скулах. Когда Том Реддл первым нашел мой рот. Чувствуя слабость, я опустился на пол. Мое тело менялось, действие зелья заканчивалось, но я мог не торопиться: тут я был один, а в кармане лежал пузырек с запасом для благополучного отступления. — Том, — прошептал я снова, потому что воспоминания не спасали: сквозь иступленные сплетения рук, сквозь жар постели и следы на коже неумолимо проступало темное чувство, разбуженное встречей с Пиливиклом. Поднявшись, я шел, я почти бежал по коридору, бросаясь от одного откровенного образа к другому и ни в одном из них не находя убежища. Как не хватало мне этой злой решимости, когда я начинал работать в Министерстве, лелея идею мести, как пугала эта сжатая во мне пружина сейчас! «Пока вы боитесь чего-то, вы не можете с этим объединиться». Почти сутки я верил, что Том освободил меня от прошлого. Но никому не под силу стереть собственную или чужую историю. Пережитое избавило мои глаза от пелены вины и нерешительности. Теперь я видел ясно, видел не трагедию чужой слабости, а лишь цепь причин и следствий. И сжатая во мне сила была беспристрастна: она требовала не наказания, а действия, которое было предопределено чужими поступками. Эта фатальная безличность страшила более всего, ведь последние месяцы я провел с ней бок о бок. То равнодушное, иррациональное существо, что так пугало меня в Реддле… Неужели и я становился им? Тьма впереди исчезла: свет палочки упал на высокую резную дверь Хранилища. Я уставился на пустую ладонь и на ощупь выбрал нужный ключ. Плевать. Я найду диадему, вернусь к Тому и постараюсь устроить свою жизнь так, чтобы она текла параллельно жизни Джастуса Пиливикла, никогда с ней не пересекаясь. С этой мыслью я толкнул дверь Хранилища и остолбенел. По моим представлениям подобное помещение должно было выглядеть по меньшей мере бесконечным. С уходящими в темноту исполинскими стеллажами. Со стеклянными кубами на полках, в каждом из которых хранились бы бесценные, могущественные артефакты… Эта комната была не намного шире коридора, и помещалась в ней лишь одна хрустальная колонна. На ней под стеклом на атласной подушке лежала диадема Кандиды Когтевран. Очевидно, Хранилище открывало посетителю лишь тот артефакт, за которым он пришел. А поскольку никто не знал, что диадема хранится здесь, то и похищать ее было некому. Диадема Кандиды Когтевран не была защищена ни одним заклятием. *** Обратно я почти бежал. Повторная порция зелья снова превратила меня в Хартвуда, и я мог не бояться разоблачения, но мне хотелось как можно скорее покинуть Министерство. Когда я вышел к лифтам, двери одной из кабинок уже закрывались. Я с трудом успел втиснуться меж ними и слишком поздно увидел, кто же оказался моим попутчиком. Джастус Пиливикл смерил меня надменным взглядом и чуть отступил в сторону. Он смотрел перед собой, сжимая в руках туго скрученный свиток. Я ощутил, как с моими нервами вмиг случилось то же самое. Я уставился в противоположный угол. Лифт медленно пополз вверх. Пару этажей мы проехали в молчании. — Очередное обвинение? — кивнул я на свиток и тут же пожалел: запястье с меткой Обета заныло, как от сильного ушиба. — Да, — Пиливикл даже не обернулся. Он не заметил, как я, морщась от боли, вожусь с рукой. Ему всегда было плевать на всех, кроме себя, если только не требовалось найти способ манипуляции человеком. — Говорят, вы одного за одним ловите сторонников Грин-де-Вальда… — он промолчал, и я продолжил. — Прямо пачками на суд доставляете. Вы гордитесь собой, Джастус? Недоумение и подозрение смешались во взгляде, которым он смерил меня. — Горжусь ли я тем, что мир очищается от убийц и психопатов? — пробасил он. — Да, Хартвуд, я горжусь. Сейчас Пиливикл смотрел в упор на краденую диадему, но, разумеется, не подозревал об этом. Сознание этого факта доставляло мне отдельное наслаждение. — Я имею в виду, вам каждый день приходится писать обвинительные речи… — А вам время от времени приходится чинить туалеты. — Но люди от этого не умирают. — Приговор выносит суд. — Но выслушает он вас. Чем убедительнее ваша речь, тем суровей наказание. Скажите, вы всегда уверены в своих обвинениях? — В чем дело, Хартвуд? Кто-то из родственников примкнул к Грин-де-Вальду? — Просто ответьте на вопрос, — мои пальцы, таясь в кармане, наверняка побелели от напряжения, с которым впивались в палочку. — Всегда ли вы уверены в правдивости своих обвинений? — Разумеется, всегда, — Пиливикл был суров и непреклонен. — Если дело доходит до суда, значит, у меня нет никаких сомнений в том, что подозреваемый виновен. — И по делу Николаса Уоллдена тоже?... Ослабевший против моей воли голос провалился в тишину. Пиливикл целую вечность пялился себе под ноги, пока лифт неспешно отсчитывал этажи. Наконец, мой собеседник поднял на меня абсолютно пустой взгляд. — Уоллден, Уоллден… Кто это? — он качнул головой. — Что-то не могу припомнить. Он говорил что-то еще, но я не слышал. Земля уходила из-под моих ног. — Что же вы… — я отчаянно цеплялся за слова, пытаясь удержать этим ненадежным мостиком ускользавший мир. — Не выдержали мук совести и попросили стереть вам память? — поправляя очки, я едва не столкнул их из-за дрожи в руках. — А я-то… Я-то думал, вы мучаетесь все эти годы. Надеялся, что вам самого себя стыдно, стыдно вашей трусости и предательства. А помнил только я и… — меня вдруг поразила догадка. — Хартвуд? — … Хранитель тайн. Новый Хранитель тайн. Это он изменил вашу память, не так ли? И, разумеется, не без приказа министра, — в моей памяти теснились переданные отцом заклятия. — Вот в чем… Вы просто… Просто испугались, что он знает слишком много. Больше любого из вас и решили… Боковым зрением я заметил, что стену перед лифтом сменяет атриум. Передо мной стоял один из убийц отца. Я напомнил себе, что отступи я от плана, чары Непреложного Обета расправятся со мной быстрее мракоборцев. Лифт остановился. Мне не стоило этого делать, но... — Знаете, Джастус, — он вскинул брови, когда я преградил ему дорогу из лифта. — Я ведь чуть не забыл. Позвольте поздравить вас с тем, что вы-таки поймали Виктимуса Ингарда, — я тряс его руку и заглядывал в глаза, в которых не было ничего, кроме растерянности. — Да еще и с диадемой Кандиды Когтевран! Да еще и в момент продажи на черном рынке! Кто бы мог подумать, вот это удача! — я хлопнул его по плечу. — Не забудьте как следует его обвинить. Я оставил Пиливикла в полном недоумении. Направляясь к сети летучего пороха, я все ждал, что он меня окликнет, но этого не произошло. В Лондоне было не так много лавок с нелегальными артефактами, а Пиливикл славился умением принимать быстрые решения — если он проглотит наживку, мракоборцы появятся у Горбина с минуты на минуту. Следовало торопиться. Почему я был жив? Я клялся не говорить правды. Но лгать мне никто не запрещал. Конечно, темные чары реагировали и на мысли. Стоило только пожелать устроить побег или подумать о нем, запястье выкручивало и жгло. Но в том-то и дело: прокладывая путь сквозь суету посетителей, я в мстительной радости сжимал и разжимал пальцы над меткой, не ощущая ни намека на боль.