Снег
24 октября 2020 г. в 21:28
Когда наступает полночь и бьют куранты, Телефонист вовсе не радуется, подобно обычным людям. Сегодня в Лидера стреляли. Теперь он лишь лежит в палате, обездвиженный и слабый. Юра привык, что тот не бывает уязвимым. Он даже сомневался, что отец когда-либо плакал. Но теперь Лидер здесь, а он — снаружи.
Коридор пустой и несколько безжизненный, словно и нет тут никого за дверями, нет врачей, нет пациентов, нет таких, как Юра. Бледные с посыпавшейся штукатуркой стены и вычищенные до блеска старые плитки лишь добавляли безнадёги, отвлечь от которой могло только одно событие.
Появление остальных членов ОПГ. Сначала заявляется Водитель, почти бегом добирающийся до палаты и устало садящийся на скамью рядом с Телефонистом. Лицо у него красное после улицы, очки куда-то пропали, и теперь Юра мог рассмотреть тёмно-зелёные глаза, которые он никогда раньше и не видел. Хорошо ещё, что свои очки он не снимал, а потому проворачивать это может незаметно. Вероятнее всего, Водитель всё же замечает, но ничего не говорит.
Следующим входит Музыкант. Сегодня он без синтезатора, и это вполне логично. Таскать такой массивный инструмент непросто, — пусть он и справляется, — а потому берут его лишь на разборки. Алексей идёт медленно. Он всегда спокоен. Телефонист и сам знает, сейчас нет смысла спешить, быстрым появлением не ускоришь лечение Лидера.
— Что врачи говорят?
— Утром очнётся. Ему в позвоночник попали. Скорее всего, будет парализована вся нижняя часть тела, — устало, несколько буднично говорит Телефонист, привыкший подавлять свои эмоции. Отец, несомненно, был важен для него, но показывать это лишний раз было нельзя.
Молчавший прежде Водитель поднимается с общей скамьи, открывает дверь палаты и тихо заходит, скрываясь во тьме практически сразу.
— А почему ты там не сидишь? — закономерно спрашивает Музыкант, откидываясь на стену и поворачивая голову в сторону Юры.
— Не хочу видеть его таким… Слабым, — коротко произносит парень, сбиваясь на последнем слове.
— Но всё равно волнуешься.
Юра ничего ему не отвечает, даже не кивает. Естественно, он волнуется. Как не волноваться, когда твоего отца в один момент сделали инвалидом? Мысли об этом крайне злят, заставляют сжать телефон в руке до треска. Казалось, ещё секунда и тот разломается на две части, не выдержавший давления.
Алексей кладёт свою руку поверх его, а та расслабляется настолько неожиданно, что телефон летит на пол, нарушая повисшую тишину в коридоре. Удар об пол звучит словно взрыв, Юра вздрагивает и поднимает его, кладя рядом с собой на скамью. Он поворачивается лицом к Музыканту, смотрит долго, будто бы высматривая что-то, но в итоге лишь сжимает его руку, принимая эту ненавязчивую поддержку. Ладонь у него огромная и тёплая, а на кончиках пальцев образовалась жёсткая кожа, полученная от мозолей.
— Ты что, на струнных начал играть?
— На скрипке я и раньше играл.
Алексей отпускает его руку, поднимается со скамьи и бросает быстрый взгляд на выход. Юра принимает это странноватое приглашение, а потому на улице они оказываются в несколько шагов. У больницы всё холоднее. Снег только усилился, и теперь он залеплял очки, уменьшая угол обзора практически до нуля.
Огонь в глазах Музыканта мелькает всего с несколько секунд, пока тот закуривает. Этих нескольких секунд вполне хватает, чтобы увидеть там и походы, и костры, и одну из тех немецкий овчарок, что так обожала его мама. Телефонист чуть-чуть прикусывает губу, едва заметно, а после взгляд отводит, будто и не смотрел на него вовсе.
— Будешь? — спрашивает, а сам пачку с парой сигарет протягивает.
— Нет, — отмахивается Юра. Из вредных привычек он предпочтёт только одну. Постоянно носить с собой телефон.
Курит Алексей недолго, но оба успевают замёрзнуть. Сейчас отличным вариантом было бы вернуться в родной дом или хотя бы в Канарейку, а утром заявиться к Лидеру. Телефонист не хочет покидать отца. Они остаются и возвращаются в больницу.
Водитель так и не покинул своего места в палате, мешать ему Телефонист не хочет, поэтому пристраивается недалеко от коридорного окна, выглядывая на улицу на начинающуюся метель. Отвлекает его только рука, неожиданно растрепывающая волосы.
— Всё в порядке будет.