мысли как преступник.

Пасмурно. Сыро. Глухо. Стандартное начало дня для апрельской Москвы. Обычная картина для Тимура, неспешно попивавшего кофе у окна. Кофе, как ежедневная рутина, им давно не был любим, но и выбора Каргинову никто не давал. Возможно, ему осточертел не сам вкус кофе, терпкий и горький, а чувство гнетущего одиночества, которое неизменно приползало вместе с этим самым кофе. Как данность, как неизменная парадигма, как языческая традиция за несколько столетий до принятия христианства. Тимур был бы и рад перестать его пить, но тогда он будет думать о том, что он настолько одинок, что даже кофе ему выпить не с кем. Порочный круг, не более. Бросив короткий взгляд на часы, висевшие на коричневого, кофейного цвета стене, он неопределённо хмыкнул и, сделав последний глоток уже остывшего напитка, вылил остатки в раковину. Ну, может, макаронный монстр, живущий там, в сливе, любит кофе. А если нет, то Тимуру всё равно, до тех пор, пока тот не решит его убить. Хоть какое-то облегчение, так или иначе, не придётся возвращаться в квартиру в гордом одиночестве. Вообще возвращаться не придётся. Ведь движение вперёд — залог успеха жизни любого человека, ну, по крайней мере по мнению Каргинова. Методично подхватив со стола жилистыми пальцами маркер, он на секунду задумался, снова взглянул на часы и решил: была не была. Хоть раз в жизни можно попробовать сделать какой-то бред? Ну, может, и не совсем раз… Писать на коже нелегко, хоть это и правое предплечье. Особенно неудобно было следить за закатанным рукавом чёрной рубашки, чтобы она не дай бог не испачкалась о маркер. Чёрный, сука, маркер. Быстрыми штрихами на коже он выводил абсолютно простецкое предложение, даже не задумавшись предварительно о его смысле. «встретимся?» Холодный наконечник маркера заставлял кожу принимать на себе табуны неприятных мурашек, но «высшая цель» оправдывала в момент все средства её достижения. Тем более, его соулмейт вряд ли бы написал первым, учитывая, что с появления такой возможности прошло с десяток лет, а Тимур так и не получил ни одного послания, не увидел ни одной хотя бы маленькой закорючки на теле. Или их не замечал. Его всегда удивляло, что соулмейт так забил на сие действо. То ли от большой занятости, то ли от забывчивости, то ли (что страшило больше всего) за ненадобностью. Отложив маркер на стол, он подошёл к полке в прихожей и сунул почти пустую пачку сигарет в карман коричневого пальто. Запястье правой руки пронзило неприятным жжением, отчего упаковка практически выпала из рук Каргинова, заставив его тихо ругнуться. Незамысловатыми, но очень ровными, будто по линейке выведенными, печатными буквами было написано: «свободен в пятницу, после девяти» Что ж, то, что это мужчина, Каргинов ожидал и даже (почти) не удивился, но про себя усмехнулся, что он-то пол собеседника теперь знает. А тот, «на другом конце провода», нет. Ну, должны же быть хоть какие-то привилегии. Отписав на том же запястье короткое «ок», он закатал рукав чуть выше и направился в ванную, чтобы следы недолгого общения тщательно смыть. Получилось это быстрее, чем он думал, и, довольный тем, что маркер оказался не водостойким, он застегнул рубашку и побрёл в прихожую за пальто и сумкой. До офиса он добрался быстро, что в целом для Москвы удивительно, учитывая утренние пробки. Здание следственного комитета резало серое пасмурное небо ещё большей серостью. Как будто от него круглый год веяло дождём и унынием. Но кто сказал, что Каргинов не любит дождь? Докурив предпоследнюю сигарету из пачки, он потушил бычок о рядом стоящую урну и брезгливо поморщился, ощущая, как на нос упала холодная капля. Вскоре дождь заморосил безостановочно и, видимо, очень надолго, так что войти в здание было самым рациональным решением. Воздух снаружи принял на себя участь быть расстрелянным тысячами маленьких водяных пуль. Тимур в свою очередь решил, что уж лучше воздух, чем он сам. Пальто он всё-таки не для этого покупал. Для выездов по разъёбанным дорогам за город ради поиска улик и свидетелей — да. Для погони по всему городу за ниндзя-преступниками — да. Для дождя — уж точно нет. Чёрта с два он собирался мириться с такой погодой. И с новыми распоряжениями начальства, и вообще со всей своей судьбой. — Тимур! — окликнул его голос позади. Ну конечно, схватить люлей с утреца от начальства — лучшее начало дня. — Да, Вячеслав Зарлыканович! — натянул он улыбку, оборачиваясь. — Тимур, у меня новости! — радостно проговорил он, вручая Каргинову папку с каким-то делом. — Начните с хороших… — Их нет! — всё так же радостно сообщил полковник. — Потрясающе, — буркнул Тимур себе под нос. Дусмухаметов жестом указал на собственный кабинет, что находился в дальнем конце коридора, явно приглашая прогуляться. — Ну, во-первых, третий отдел не смог раскрыть это дело, и по идее, оно должно отправиться в архив… — он показал на папку в руках Тимура. — Но? — Но нам нужно повысить раскрываемость, а это значит, что это дело нужно распутать позарез. — Нам? — Вам, Тимур Владимирович, — похлопал он по плечу следователя, а затем открыл дверь в кабинет. Ох уж эти сказочки. Ох уж эти сказочники. Тимур попытался удобно устроиться на стуле за длинным столом в кабинете полковника, но это, конечно же, не вышло. — Но у нас и так дело о контрабанде, — пролепетал он, открывая папку. — Мы не стали передавать его в ФСКН, а теперь… — Мы не стали передавать его в ФСКН, потому что мы не знаем точно, замешаны ли в этом наркотики или нет. — Но не этим ли они должны заниматься? — Тимур Владимирович! Между прочим, Ваши сроки уже подходят к концу. А продвижений так и нет… — Я делаю всё возможное, Вы же сами знаете! — Знаю. Но это дело — особенное… — кивнул он на папку на столе. — Чем же? — вопросительно изогнул бровь брюнет. — Тем, что до тебя его не смогли раскрыть два человека. — А я, значит, думаете, смогу? — удивился он. Полковник только лукаво улыбнулся. Тимур принялся читать. Мужчина, сорок семь лет, в прошлом женат. Бизнесмен. Умер тремя неделями ранее в собственной квартире, признаков насильственной смерти нет. Экспертиза показала передозировку амфетамином. Бред какой-то. Каргинов закусил губу, сжал руки в кулаки и неторопливо начал рассуждать: — То есть, Вы полагаете, что это не просто передоз, да? — Читайте дальше, Тимур Владимирович. Он был сердечником. Какой сердечник в здравом уме, при хорошей должности будет принимать тяжёлые наркотики, зная, что может лишиться жизни? — Тот, у кого есть веская причина их принимать, — нахмурившись, произнёс Тимур. — Хорошо, вы полагаете, его убили? — Бинго. — Очень странно. Очень, — выдохнул он, искоса глядя на начальника. — Послушайте, я обещался найти Вам этих контрабандистов. Но я следователь, моё дело — думать и искать, а не гоняться по городу за каким-то психом, решившим отравить своего конкурента наркотой. Я ж не опер, в конце концов! — А Вы тон на меня не повышайте! — прикрикнул, стукнув кулаком по столу, Дусмухаметов. — Вам что это, оперов не хватает? — Хватает, товарищ полковник, — принял исходную позицию Тимур. — Ну вот, берите дело, оперов и отправляйтесь искать этого психопата, — смягчился он. — Или психопатов. — Так точно, — оттарабанил Тимур, поднимаясь. Бросив робкий взгляд на папку, он быстро схватил её, пальто и сумку и направился к выходу. Вскоре его окликнули: — Ах да, Тимур Владимирович! Я же не рассказал Вам новость, думал, Вы сами спросите. — О чём это? — не понял он, начиная лихорадочно перебирать все события последней недели в голове. — А подумать? — Нам нужен новый… — Криминалист. Бинго! И я его Вам нашёл. Отправляйтесь в отдел, он уже там. — Вот это спасибо, Вячеслав Зарлыканович! — улыбнулся он, выходя из кабинета. — До свидания! Ответа он не услышал. Да и не очень-то хотелось. Возиться с новым криминалистом, вводить его в курс дела тоже хотелось не очень. Хотя и дела как такового не было, висяк очередной. Спасибо, уважаемое начальство, подсобили! Зато не придётся снова буквально зубами вырывать себе профессионала из других отделов, потому что в таком темпе, да ещё и с новым делом (вероятно, глухарём), он бы точно слетел с катушек. Дверь со скрипом захлопнулась за ним, и все присутствующие в помещении резко обернулись. Бебуришвили сидел привычно, задом на краю стола, как барыня, раздвинув ноги. Подле него, явно до этого внимая рассказам Андрея, сидел какой-то доселе неизвестный тип. Русый такой, в сером костюме и белой рубашке. — Добрый день, господа оперуполномоченные! — гаркнул Тимур, вешая пальто на крючок. — Здравия желаю, — буркнул Андрей, спрыгивая и направляясь к собственному рабочему месту. — Сколько раз просил не садиться своей огромной жопой на общий стол? — деловито поинтересовался Тимур, присаживаясь на стул напротив неизвестного господина. — Да ладно тебе, товарищ майор, не урчи, — улыбнулся Андрей, хватая со своего стола папку. Всё как обычно, Бебуришвили каноничен: чёрная кашемировая водолазка до самого подбородка, коричневые штаны, аккуратная борода и постоянно выспавшееся лицо. Когда он успевает, одному богу известно. — Ты это куда? — остановил его у самой двери Тимур. — Отдать надо кое-что, — снова улыбнулся он, уже из-за двери, — Белому. Тимур даже не успел протянуть любимое «Аааа… Понятно», как дверь снова резко захлопнулась. Убежал, не попрощавшись, на крыльях каких-то неопознанных чувств к Белому. Всё в лучших традициях Андрея Бебуришвили. — Так, — начал Каргинов, заставляя подчинённых поднять глаза и внимать, — я только что был у Дусмухаметова, если коротко — нам пизда. — А если по-подробнее? — подал голос доколе неизвестный. Тимур задумался: как сказать своим подчинённым, товарищам по службе, что они теперь запряжены сразу в две упряжки. Он встал со стула, прихватив с собой папку. Глубоко вздохнул и, опустив взгляд на дело, начал: — А если по-подробнее, — он почесал затылок, — нам подкинули ещё один висяк, который мы ценой собственных жоп должны раскрыть. Ну, вот хоть убейся, но должны. — Иначе? — отозвался Щербаков из дальнего угла, наконец оторвавшись от телефона. — Иначе секир-башка Тимуру, а потом и нам, — ответил за Каргинова Рустам, расстёгивая верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. — Именно, Русик, именно, — улыбнулся Тимур, а затем повернулся на нового знакомого и протянул руку для рукопожатия: — Кстати, здравствуйте, Тимур. — Здравствуйте, Тимур, — ответил тот на жест, натянув лёгкую улыбку. — Андрей Коняев, криминалист. — Это я уже понял, — протянул Каргинов, опускаясь пятой точкой на стол. В кабинет вихрем влетел Бебуришвили, поправляя ворот водолазки, прокашливаясь. — Ой, — отпрянул он от стола, оглядывая с ног до головы следователя. — Ах вот значит как, да?! — Как? — стушевался Тимур, оглядываясь на Коняева. Тот только усмехнулся и пожал плечами. — Меня со стола прогоняешь, а сам царапаешь лакированное покрытие своей жопой! — продолжил гневную тираду Бебуришвили, щёлкая Каргинова по носу. — Твоя жопа оказывает на него большее давление, — рассмеялся Тимур, хлопнув коллегу по плечу. — Я не виноват, что стол выбрал меня. Андрей обиженно плюхнулся в кресло и уткнулся в компьютер. Детский сад, а не следственный комитет, ей-богу. — Так, а что там по новому делу? — прервал дискуссию Щербаков, вставая из-за стола. — Пока будем заниматься наркотиками, а потом уже этим всем, — отмахнулся Каргинов, отдавая блондину в руки папку. Щербаков внимательно посмотрел на неё, потом на Тимура, но всё-таки забрал с собой за стол, по пути открыв. — Могли бы хоть развеяться, — буркнул он, полностью погружённый в материалы дела. — Действительно, трупы — отличное развлечение, — фыркнул Коняев, доставая ноутбук. Тимур усмехнулся. Посмотрел в сторону груды бумаг, связанных с делом о контрабанде, потом на Щербакова, увлечённо читающего новое дело, и глубоко вздохнул. Видимо, свидание в пятницу накрылось медным тазом. Рабочий день закончился так давно, что говорить об этом стало чем-то запредельно неприличным. Как минимум потому, что сроки невероятно жали на все возможные места. На улице давно стемнело, не май, всё-таки, месяц, и яркий свет фонаря бил в окно кабинета, где, включив одни только настольные лампы, сидели четыре сотрудника. Романтика, да и только. — Я всё равно не понимаю, в чём связь между «ДелФастом» и этой чёртовой контрабандой! — воскликнул Андрей, ударяя ладонью об стол. — Да самое, блять, прямое! — не выдержал Тимур, всё так же сидя на столе. — Стой, стой, стой, подожди, — пролепетал Бебуришвили, вставая со стула. Лучше всего ему соображалось, когда он лихорадочно наматывал круги по кабинету. — Мы видели по документам, их активы были заморожены, Тимур, они просто не могли провезти столько наркоты из-за бугра. Тимур устало потёр глаза. Объяснять одно и то же в третий раз — невероятно изматывающе. — Они работают с зарубежными поставщиками, — начал он, — с очень большими шишками. Даже если у них заблокировали активы, они не могли кинуть их на товар или деньги. Да, по документам они действительно практически заморозили всю деятельность фирмы, но… — Но? — Но облажаться из-за каких-то ментов, решивших, что они контрабандисты, они просто не могли, — он начал активно жестикулировать. — У них сто процентов есть протоколы безопасности, а в этих протоколах прописаны такие форс-мажоры. И если они происходят — все неактивные доселе средства переходят… — В подставные фирмы! — заорал Щербаков с пола. Ему, например, лучше думалось, когда он лежал на спине на ковролине. — Именно, Лёшенька, — улыбнулся Каргинов, — на счета подставных фирм. И становятся новыми активами. — Вот я долбоёб, — выдохнул Бебуришвили, плюхаясь обратно на стул. — И найти мы теперь ничего не можем, — печально подвёл итог Рустам, сидя на кресле и положив ноги на рабочий стол. — Потому что всё это искали до нас и ничего не нашли. — И они стали прятать свои скелеты лучше, — подтвердил Тимур, закуривая. Щербаков резко вскочил и, собрав все разбросанные на полу листки, пробормотал: — Нет, всё, в пизду. Домой хочу. Спать хочу. — Такая же хуйня, — обречённо выдохнул Рустам, потирая глаза. — Пиздуйте уже, — отмахнулся Тимур. — До завтра. Телефон, лежавший до этого мёртвым чёрным бруском на столе, разразился отвратительным треском, оповещая Каргинова, что пора бы и трубку взять. Дусмухаметов. Снова. Ровно десять секунд понадобилось Лёше, Рустаму и Андрею, чтобы одеться, забрать вещи и, буркнув напоследок «Бывай», скрыться за дверью, предварительно столкнувшись в проходе с новоиспечённым криминалистом. — Уже уходите? — удивился он, заныривая в кабинет. — Странно, что ты ещё здесь, — пожимая ему руку, ответил Бебуришвили, а затем скрылся за поворотом, прислонив телефон к щеке. — Я маркер так-то зашёл попросить, — полушепотом протянул он, заглядывая в глаза Каргинову. Тот мельтешил по кабинету, собирая какие-то папочки-бумажки, и обращал на коллегу ровно ноль своего драгоценного внимания. Из динамика доносился чей-то громкий бас, а Тимур что-то увлечённо записывал на огрызке листка формата А4. Когда ор из трубки прекратился, он отложил ручку и устало потёр переносицу, наконец поднимая затуманенный взгляд на Андрея. Вытянув из органайзера чёрный маркер, он медленно протянул его Коняеву, случайно задев тыльной стороной ладони его руку. Из трубки снова донёсся громкий голос. Тимур резко вскочил с места, заметив, как новый знакомый с видом зашуганного кота свинтил за дверь кабинета, и начал снова что-то доказывать начальству, активно размахивая руками. Предплечье вдруг начало адски печь. Так, что Каргинов чуть не выронил из рук телефон, вовремя прижав его щекой к плечу. Уж было начал расстёгивать манжет изрядно помявшейся за день рубашки, но снова разразился тирадой о важности дополнительных сроков и рук. Жесты — лучший способ невербально донести информацию и придать ей эмоциональную окраску. Особенно если разговор — телефонный. Особенно если собеседник — твой начальник, которому можно показывать самые неприличные жесты и быть уверенным, что никто этого не заметит. — Ладно-ладно, Тимур Владимирович, я понял! — донёсся уставший голос из телефонной трубки. Каргинов плюхнулся на кожаный диван, стоящий у стены. — Но обсуждайте это с Белым самостоятельно, я добро дал. — И обсужу! — гаркнул он, замечая, как криминалист тихо вошёл в кабинет и положил маркер на стол, поблагодарив коллегу кивком. Тимур выдавил измученную улыбку, откидываясь на спинку дивана. — Доброй ночи, товарищ полковник! — Взаимно, — фыркнул Вячеслав, просто Вячеслав, естественно за глаза, и положил трубку. Телефон полетел куда-то в недры дивана. А личная жизнь Тимура в бездонную п…ропасть, судя по тому, что он прочитал у себя на запястье: «Я, видимо, не смогу в пятницу. Извини. Тут на работе какой-то завал, надо помочь.» Оригинальничать он не мог и не стал, начеркав тем самым маркером, который ему только что принёс Коняев, незамысловатое: «У самого пиздец, понимаю» «Отложим на неопределённый срок?» — не заставил себя ждать ответ. «Полагаю, да», — Каргинов мысленно усмехнулся самому себе, выплёвывая колпачок от маркера, который до этого держал в зубах. Похлопав себя по карманам, он ужаснулся, понимая, что докурил последнюю сигарету. Ничто так не портит вечер, как отсутствие средств длительного самоубийства. Не день, а… — Ты трудоголик, да? — зашёл в кабинет Коняев, поправляя рукав серого пиджака. — А? — вышел из погребального (последней сигареты) транса Тимур, морщась. — Я говорю, — смеётся он, — ты всегда так сидишь долго? Время-то… Андрей присел на диван рядом и удивлённо взглянул на собеседника, ожидая вразумительного ответа. — Ааа, нет, ты что, — усмехнулся Каргинов, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. — Я просто, видимо, долбоёб, и у меня горят сроки. — А опера твои? — удивился Андрей, вопросительно поднимая бровь. — Они и так зашиваются, Белый их с собой таскает, — отмахнулся брюнет, — его-то в отпуске. — Ага… И ты решил их не ебать? — Ну, типа того. — Ну, тогда это не долбоебизм, друг мой. Это — благородство, — хмыкнул Андрей, теребя подтяжку. Тимур громко заржал, хотя его смех больше напоминал урчание. Басистое такое, глубокое урчание. Как у кота. У манула. — Тогда пойду заебашу дракона и спасу принцессу, — тихо произнёс он, глядя на криминалиста. — Ага, а потом всё равно придёт Белый и скажет, что он заебашил шесть, — подытожил Андрей. А заметив удивлённый взгляд Каргинова, добавил: — Да, я уже в курсе. Тимур глубоко вздохнул. — Он классный на самом деле, — изрёк он, почёсывая бороду, — когда не выёбывается. — Это я тоже понял. Умный, — добавил Андрей. — Ты-то, я вижу, тоже. — Спасибо, польщён, — улыбнулся Коняев, вставая с дивана и подавая руку коллеге. — Тебя подвезти? — Не, я на машине, — опираясь на Андрея, выдохнул он и протянул руку для прощального рукопожатия. — До завтра. — До завтра. Фигура Андрея скрылась за дверью, и Тимур почему-то подумал, что только что снова полюбил общаться с людьми. Не по работе. Так, ни о чём. Хотел уж было написать что-то и соулмейту, дабы удостовериться в желании того встретиться (раз настроение хорошее и ночь тёплая), но маркера на столе не нашёл. И под столом его не было, и в пиджаке, и на диване. Тимур усмехнулся: и сигарет не осталось, и рука вся исписана, и последний чёрный маркер проебал. Не жизнь, а концы какие-то. Ну, которые в воду. Правое предплечье, уже значительно до этого момента исписанное, снова начало гореть. Каргинов спешно расстегнул манжет и отодвинул рукав. На запястье лаконично красовалась одна фраза. Вопрос. «Может, ночью?» Брюнет усмехнулся. Точно соулмейты. Оглянулся бегло, а потом вспомнил, что маркер-то, сука, убыл. Зато соулмейт прибыл. Теория незаполненного стакана, или как её там. Это Белый в таких делах спец, надо у него спросить будет. Он снова посмотрел на запястье и решил, что тупить нужно основательно, спросив громко вслух: — И когда? Предплечье снова вспыхнуло. «Скоро.» Магия. Колдовство. Тимур рассмеялся. Надо же было так влипнуть. Даже надпись стирать как-то не хотелось. Красивая, чёрная. Будто маркером выведена.