Мисс...

Прохладу комнаты нарушало тёплое одеяло и будильник. Робин повернулся на бок, отключая противную штукенцию и снова зарылся в моих волосах. Его теплые руки блуждали по коже абсолютно везде, вызывая мурашки и покалывания в разных частях тела. Каждый раз он обнимал меня, словно охотник, добравшийся до желанной добычи. Желанной, это точно, но вот то, как мужчина стреляет, я никогда не видела, а жаль… Правда, в цель попадает метко… Особенно ночью… Да и не только ночью… — Мммм… Я уже ненавижу сегодняшний день, — повернулась на другой бок, встречаясь с голубыми глазами. — Сегодня ты станешь Мисс мира, дорогая моя, — поцеловал в губы, убирая пряди волос с лица. — И твой статус королевы закрепится навсегда. — Мне не нужны статусы, — разорвала объятия, резко вставая с кровати. — Господи… — перед глазами потемнело, а тело перестало слушаться. Меня, как кипятком окатило, к горлу подступал ком, а чувство тревожности и страх заставили приземлиться обратно. — Реджина! — подскочил ко мне, присаживаясь у ног. — Опять? — взял ладонь, растирая её. — Милая, я говорил тебе, хватит так себя голодом морить… — Всё хорошо… — прошипела я и пошла к окну, вставая на весы. — Твою мать! — зарылась в голове пальцами. — Опять плюс граммы. — Эй, зайка, хватит считать калории и килограммы, — попытался обнять. — Ты для меня всегда лучшая! — Локсли, нет! — вырвалась, хватая со стула полотенце. — Четыре килограмма за месяц, я корова! — попыталась перед ним захлопнуть дверь, но Робин прижал к стене, закрывая дверь ванной изнутри. — Ты Королева! — покрывал поцелуями ключицы и шею, стараясь не оставлять следов. — МОЯ КОРОЛЕВА! — пробовал на вкус холодную кожу. — Яблочко в карамели, — рукой поднимался от колена по внутренней стороне бедра. — Такая же сладкая и вкусная! — впился в губы, скрывая пальцы под шелковой тканью, вырывая сладкий стон. — Что если я стану толще… Ещё толще, этот чёртов вес только глаза мозолит, — бубнила я под приятнейшими и головокружительными пытками. — Робин, я стану ненужной тебе с таким телом… — Ты нужна мне всегда! — оторвался от шеи, зарываясь пальцами в волосах. Только он мог так успокаивать… Одним взглядом. — Я люблю тебя всю, и ни за тело, ни за секс, который шикарнейший, ни за карьеру… Я люблю вот такую тебя… — пополз рукой под ночную рубашку, касаясь животика. — Без макияжа, с пучком на голове… — оставил нежный поцелуй, притягивая ближе. — Такую милую и домашнюю… С глазами горького шоколада, в которых я тону каждое мгновение, — спустил руки до талии, сжимая её, от чего колющее желание растекалось всё больше и больше. — Я хочу тебя! — закусила губу, проводя по ней языком. О да, я знала как ему сложно сдерживаться рядом со мной, но знать и пользоваться этим в своих целях, нужно поучиться. — Обещай, что позавтракаешь со мной! — дотронулся до чувствительной точки, пытая тело и мою выдержку. — Только если мы успеем, — включила воду, скидывая с себя хлопковую ткань, как мое тело вжали в ледяную плитку, покрывая поцелуями грудь. — Ах… — спина выгнулась от холода, поднимая упругие соски. — Поверь, я быстро, — разделся, подхватывая мои бедра и занося нас под горячие капли воды, что стекали по телу в самые откровенные местечки. — Главное, ах… Чтобы эффективно! — сжал бёдра, оставляя красные следы. — Ммм… — впился резким и животным поцелуем в губы, переминая мягкие тельца с водой. — А по-другому быть не может! Моя королева достойна лучшего! — знал же, как меня возбуждает его шепот и рык, от чего ноготочки до красных полос провели по мужским плечам… — Кошечка! — Тигрица! *** — Ну что, готова побеждать? — только мы с Робином ступили за порог огромного здания, как нас встретил мистер Голд. Этот мужчина не угомонился с самого утра, когда гонял меня по сцене на пятнадцатисантиметровых каблуках в течении шести часов. Да-да, уже вечер того дня, день которого я потеряла в примерках и подготовках. Хорошо, что рядом были друзья, а то скоро поедет крыша, и это точно не шутка. — Мистер Голд, мы с Вами договорились? — спросил не замедляя у него Робин, что меня очень заинтересовало. — Я помню Ваши слова. — Хорошо, Локсли, я рад, что ты меня услышал. Ладно, мне ещё своих страусов к коллекции готовить… Удачи, Реджина, — кивнул нам, скрываясь за дверями. Вся ирония была в том, что между выходами главных конкурсанток проводился аукцион на лучшую коллекцию, участие в которой принимал Робин. Локсли действительно любил то, чем занимается, а потому оторвать его от работы было сложновато. Чего только стоят наши примерки, когда мужчина мучительно медленно разминал складки ткани на моей коже, втыкая в них иголочки, что крепили лоскутки на ней. Меня это сводило с ума, каждая напряженная мышца на его лице доводила до влажности белья и жара в теле. Спасал только Джонс, который помогал в создании моих образов, иначе, такими темпами, пошла бы я в заготовках. — О чём вы договорились? — развернулась в руках, видя ухмылку. — Я буду рядом с тобой, — улыбнулся, оголяя ямочки, пока мои глаза в прямом смысле вылезли на лоб. — За кулисами во время показа. — Стоп, что?! А разве ты не член жури? — ошарашено спросила я. — Нет, милая, потому что состою в отношениях с конкурсанткой, — убрал пряди волос, оставляя на носу поцелуй. — О чём даже не жалею. Нам пора. — А я уже рассчитывала на твой голос в мою пользу, — укусила губу, подхватывая его настроение. — Но ты ведь хотел… — Мне досталось кое-что получше, — приобнял за талию. — Самая красивая девушка МИРА, — повёл за дверь, как моё имя окликнули. — Реджина, можно тебя? — карие глаза врезались в мои, доводя до похолодания костяшек. — Кора? — Мне остаться? — тихо спросил Робин, сжимая руку. — Реджин? — вывел меня из оцепенения. — Иди… Я… Я подойду, приготовь пока всё, ладно?  — оставила поцелуй на сухих губах, задерживаясь у уха. — Ты только постучи, прежде чем войти… Кто знает, чем там занят Киллиан и Свон, — рассмеялась, отпуская руку из своей, мгновенно меняясь в лице. Я тихо развернулась в указанном направлении матери и прошлась взглядом по её изношенному жизнью лицу. С этой женщиной мы не общались больше пяти лет, не считая праздников… Сказать, что я её ненавижу из-за отца… Просто ничего не сказать. Что такое любовь, когда собственная мать хоронит пример счастливой семейной жизни в склепе твоего фамильного наследия. Разрушить жизнь, что восемнадцать лет казалась сказкой… Я ведь всегда думала — Кора обожала моего отца, но то, что услышала из её уст, заставило пересмотреть взгляды на жизнь. «Выходить нужно за того, кто безумно влюблён в тебя, ведь он жизнь положит под ноги, в ослеплении чувств… Именно таким глупцом был твой отец. Я изменяла — он прощал, я хотела — он выполнял. Жизнь без манипуляций жалка, а любви попросту не существует.» — после этих слов Кора бросила на стол бумажку о разводе мне и сестре под нос, попивая с улыбкой на губах жгучее пойло. Это была наша последняя встреча, как, собственно, и разговор. Я бросилась в свою комнату, собрала вещи, и, невзирая на упрёки старшей сестры, просто послала Зелину, убегая из дома. Кора собственными ногтями расцарапала розовые очки моей юности. Зелина же осталась с матерью, а сейчас я знаю, что сестрёнка собирается заканчивать магистратуру, она всегда была помешанна на учёбе. — Вы хотели меня видеть, миссис Миллс, — начала я с порога дерзить бестии напротив. — Неужели в наших землях вымерло достаточно крупнорогатого скота, что Вы соизволили уделить внимание жизни вокруг. — Реджина! — уже была готова замахнуться, как поймала собственную руку, сжимая её в кулаке. — Оставь свой дерзкий тон для соперниц, а я мать… И со мной подобает… — Ой, что, прости? — перебила, особо утончённую особу… Да-да, только благодаря её заслуге я в четыре года играла не в куклы, а учила рассортировку столовых приборов. Мне всегда раньше казалось, что она готовила меня в невесты одному из принцев Великобритании, иначе это не объяснить. Вот только я живу не в Лондоне и развлекаюсь по вечерам не за светскими беседами. — Послушай, — выдохнула она, — Я знаю, мы с тобой не ладим, ведь ты пошла в отца, но постарайся войти в моё положение. — Я НИКОГДА не войду в твоё положение! — прошипела ей в лицо. — Уж прости, становиться матерью-стервой я не собираюсь. Мне очень жаль, что младшая дочь пошла не по Вашему чёткому плану… Кора, да я даже тебя матерью назвать не могу… Язык выворачивается! — ядовитые слова так и плескались. Да, знаю, возможно, она пыталась сделать первый шаг навстречу, только вот мне он не нужен… Точно не от неё. — Надеюсь, хоть Зелину воспитала подобающе… Если у тебя всё, то я пойду! — Реджина, стой! — схватила она меня за руку, прожигая смиренным взглядом мокрых глаз. — Пожалуйста, остановись, — уже более тише прошептала, смахивая слёзы. — Я заслужила всё, что ты говоришь обо мне, но я потеряла не только дочерей, но и внучку, — прошептала, закусывая губу. — Кого?! Какую ещё внучку?! — После твоего отъезда Зелина тоже долго не выдержала и уехала со своим… Как его там, Аидом… — ей было сложно, я видела, но отвращение к человеку заставляло держать дистанцию, а сердце полностью отказалось испытывать чувство вины. — Я потеряла вас обеих, а недавно по почте пришло письмо, с фотографиями, — она протянула конверт, дрожащими руками, — Там ваши с ней детские и фото её малышки… Я даже не знала, что стала бабушкой, — попыталась обнять меня, на что я отстранилась, протягивая стакан воды. — Она не слушает меня, даже трубку не берёт. Реджина, — взяла мою ладонь в свою, перебирая пальцы, — Умоляю, поговори с ней… — Ты сейчас серьёзно?! — выхватила свою руку, срываясь на крик. — Ты просишь меня о помощи после того, что сделала?! — зрачки метались по её невозмутимой физиономии. — Ты не пытаешься попросить у меня прощения! Ты хочешь, чтобы я помирила тебя с Зелиной, потому что родился инстинкт бабушки?! Ах да, я забыла, она ведь единственная дочь, которая может РОДИТЬ! — нет слёз, только ком в горле и тошнота. — А не ты ли отвела меня тогда на аборт?! — Я сожалею… — Нет, это я сожалею, что доверилась тогда тебе, не послушала Дэниела, папу… Да лучше бы я родила от насильника в восемнадцать… Лучше бы он рос без отца, потому что его убил собственный дед… Лучше бы всё было именно так, чем остаться бесплодной на всю жизнь! — мне было плевать на окружающих, лишь её глаза выдавали фарс ситуации. — Я не хотела… — Ты хотела… Единственное, чего ты не хотела, так это опозорить своё имя… Иначе, зачем меня было бы отводить к тому врачу, который сделает всё для моей бесплодности. Я потом уже узнала, что ты отвалила кучу денег за такую «врачебную ошибку». — Реджина! — Пошла ты, Кора! Я ничего не хочу слышать… И не приближайся ни ко мне, ни к кому-то, кто мне дорог! — пододвинулась ближе, шепча прямо в губы, ядом обжигая всё вокруг. — Иначе я не буду прятаться по странам, как Зелина, создавая своё «долго и счастливо»… Я тебя уничтожу! Я резко развернулась, и мои глаза тут же нашли ошарашенного Локсли. Он стал свидетелем моей истории, грубой правды, что обожгла всё его существование. Мы никогда не говорили о будущем, детях, но я чувствовала, что он спросит… Он хотел, а связать жизнь с бесплодной женщиной явно не в его планах. Я стёрла с глаз подступающие слёзы, вдыхая спёртый воздух, который хотелось выплюнуть в пространство и перестать дышать. К горлу подступал ком, но я с гордо-поднятой головой прошла мимо Робина, не проронив ни слова, а он так и не остановил. Я стала той, которую презирала многие годы… Бесчувственной сукой. *** Казалось, за два выхода я разучилась разговаривать, сворачивая все эмоции в огромный комок. Улыбка на сцене, такая фальшивая и натянутая, но никто не заметил актёрского мастерства, который я вложила в каждую мелочь и эмоцию. Я от начала и до конца выжимала каждый сок своего тела, каждую мышцу и сухожилие выворачивала наизнанку, там, на подиуме. Наверное, это и есть профессионализм, когда ты, полностью разбитая на миллиарды осколков, что при каждом движении вонзаются всё глубже, причиняя жгучую боль, выходишь на сцену, полностью сбрасывая, словно кожу, эмоции за кулисами, выключая по щелчку боль. Хотя, кого обманывать, так думает каждый, а знаете, как на самом деле?! Ты идёшь со всей этой болью, ненавистью к себе, отвращением, злобой. Тебя, как капусту, разворачивают по листикам пожирающие глаза зрителей, причиняя душе адскую боль. Да лучше сдохнуть и попасть в котёл ада, встретиться с Люцифером и терпеть его пытки, чем испытывать это тут. Я давно смирилась, что на Олимпе меня не ждут, а крылья давно оторвали, ещё в восемнадцать лет… Пока дети воспитывали в себе хорошие и полезные привычки, я воспитала привычку к боли. Номер семь… Вроде не шесть и не тринадцать, а семь. Он мотылялся на бикини красного бархата, пока высокая шпилька очерчивала каждую линию. С геометрией в школе было плохо, зато тут отличать прямую от косой я научилась. Мужчин в зале всегда было огромное количество, именно из-за того выхода. Поглазеть на женские фигуры в их стиле. Чёрные очки в руках и высокий хвост с красной банданой на голове дополняли образ. Этот выход был у всех одинаковый, однако аксессуары помогали выделиться из толпы, а моя команда работала отменно. Второй выход отличался лишь музыкой, движениями и одежной. На этот раз ноги обтянула чёрная кожа, а красный топ открыл плоский животик, который приходилось постоянно втягивать, ведь после пугающей цифры на весах я перестала ощущать себя на сто процентов. Цепи на карманах, чёкер на шее, чёрная кожанка, высокие красные сапоги от известного бренда и прямые волосы, как только их умудрились выпрямить за такое короткое время, я не знаю. Яркие губы и острые стрелки в нюдовом макияже сливались с глазам, увеличивая их. Ах да, коронным и запоминающимся было то, что в руке я держала поводок с крупной железной цепью, а впереди шло два больших добермана. Боже, я сначала отвергала идею Дэна, но когда этих крошек, размером с меня, привели на репетицию, то размышлений даже не возникло. Фурор и эффект они произвели безумный, выполняя каждую команду, даже позируя вместе со мной. Сейчас, я только сидела напротив зеркала, проглотив немного воды. Кэт сидела в зале, Дэниел колдовал над подолом платья, Эмма и Киллиан занимались лицом и причёской, пока Робин стоял около дверей, облокотившись о косяк. Нет, он просто оценивал образ, не больше… Мы так и не поговорили, ловя потухший взгляд друг друга через зеркало, что замирал на мгновение в немом вопросе, а после, просто уходил от ответа. Я не желала говорить, а он давал время, всегда внимательный и осторожный. — Готовность пять минут и за кулисы, — прокричала девушка в строгом костюме, пока Эмма подводила мне губы карандашом. — Встань! — больше приказал, чем попросил Локсли, когда остальные отошли, а Дэн расправил подол длиннющего шлейфа. — Я знал, что синий — её цвет, — он обратился не ко мне, а ко всем остальным, словно оценивая манекен. — Последний выход, милая, и результаты, — хлопая в ладоши, зашёл в гримёрку Голд, восхищаясь работой команды. — Прекрасно… — довольный кот, объевшийся сметаны… Какая мерзость. — Корона однозначно твоя! — взял запястье, оставляя грязный поцелуй на тыльной стороне, от которого в груди рефлекторно скрутило в рвотном порыве. Молчать не моё, но, казалось, если произнесу хоть слово, меня просто вынесет на эмоции. Сильная снаружи — разбитая внутри. — Пойдём, я провожу тебя… — взял за руку, выводя из комнаты. — Я и сама могла бы дойти… — подбирая юбки, рявкнула я, борясь с пышным, не влезающем в проём платьем. — Я знаю… — начал Голд, когда мы стояли за кулисами, и он помог расправить каждую юбку наряда, в создание которого вложили три месяца. — Реджина, я хотел бы тебя спросить… — достал из кармана бархатную красную коробочку, и прокашлялся, оборачиваясь по сторонам. Мои ошарашенные глаза нашли в кулисе напротив Робина, пока сердце бешено колотилось. — Ты знаешь, что мы с Корой уже очень долгое время вместе, — он поправил мой номерок на талии. — И знаешь, как я к ней отношусь, — открыл коробку, из которой прямо в глаза заискрился огромный бриллиант. — Я прошу у тебя разрешение, и не будешь ли ты против, если я… Я забыла, как дышать, а всхлипы и слёзы вырывались наружу. Задержала дыхание, чтобы не сорваться… Пока голубые глаза Локсли, мгновенно поняли причину, и он удалился из кулис, оставив меня одну. — Совет да любовь! — слишком громко и на одном дыхании выплюнула я, стараясь собрать себя в кучу. — Спасибо тебе, Реджина, — улыбнулся старик. — Ты очень похожа на мать, — удалился со сцены, расплываясь в улыбке. — Я никогда не буду похожа на неё! — разозлилась и со всей силы ударила кулаком об стену, сбивая кусочек краски. Тело горело, хотелось бежать, ненависть душила удавом на шее. Я резко развернулась, соприкасаясь с холодной стеной спиной, и вдохнула немного воздуха. Намокшие глаза готовы вот-вот хлынуть водопадом, но нельзя… — Иди ко мне! — открыла глаза и увидела распростёртые объятия мужчины, в которые я влетела, зарываясь носом в белоснежной рубашке и крепче сжимая его рёбра. — Эй, малышка, всё хорошо, я тут, — быстро стирал своими большими пальцами подступающие слёзы, чтобы я попросту не размазала макияж. — Робин, увези меня отсюда… Далеко-далеко. Я хочу нормальной жизни, а не этого дурдома! — его парфюм, сильные руки, которым хотелось довериться, он… Я искренне держалась. Последний, финальный выход… И этот ад закончится. — Я обещаю, завтра ты сюда не вернёшься! — поцеловал в лоб, боясь размазать помаду. — Просто сделай это для них… Тех, кто трудился три месяца. Сделай это для папы, который верит в тебя и смотрит телевизор… Вопреки всему и всем… Ты сильная, Реджина Миллс, и ты КОРОЛЕВА! — улыбнулся, выпрямляя завитушку волос на лицо. — А после, мы напьёмся и улетим из Франции, вместе. — Номер восемь, Реджина Миллс, — объявили меня, от чего его тёплые руки просто отстранились, позволяя пройти. — Хорошо, — выдохнула я, закрывая глаза. Заиграла медленная музыка и я погрузилась в детство, то, где каждая мелочь казалась сказкой, туда, где маленькая девчушка делала из листьев и веток диадемы и представляла себя королевой, размахивая белой пристанью в качестве накидки. Мечты детства играют сейчас. Сказка начинается, правда не совсем, как хотелось. Первый шаг и моё платье распрямляется под пышностью юбок, позволяя шлейфу волочиться сзади. Неспешные движения и мой образ полностью освещают прожектора, а люди в зале издают вздох восхищения. Неимоверно пышное платье из нежно-синих подолов юбки украшено тёмно-синими цветами, а градиент ткани переходит в белые блестки, что маленькими звёздами рассыпались по ночному небу. Вырез позволил пышной груди открыть для себя больше свободы, а острые ключицы завлекали внимание каждого. Я плыла по подиуму под ликование зрителей, которые, видимо, боялись даже вздохнуть, что уж там говорить о судьях, очки которых попадали из рук. Одна за одной юбки переливались, пока собранные в причёску волосы позволяли телу показать самые красивые черты. Синий — мой цвет. Цвет шторма, затянувшегося неба и бушующей воды, такой же непокорной, как я. Разворот, благодаря чему зрители увидели голую спину, по которой тянулись серебряные бусы, ещё больше вызвал панику глаз и восхищение души. «Шикарная походка, отличная осанка, прожекторы светят в лицо тысячами отражённых от них вспышек фотоаппаратов. Подол длинного платья развивается при ходьбе, а твоя грудь стянута тугим корсетом. Волосы в мокрой укладке, нюдовый макияж, что не скрывает бледности кожи. Высокий каблук шатается при ходьбе, ведь костюмерам было всё равно на твои размеры, но ты идёшь, с гордостью смотря вперёд, на жури, на людей, что вложили душу в твое участие тут. Остановка, вспышки камер, отработанные позы, шаг правой-левой, разворот, и вот ты уже через несколько секунд встречаешься с другой девушкой, выражением «фарфоровой куклы», без единой эмоции. Проходишь до точки, третьего стопа, снова шаги, разворот, остановка, и наконец кулисы.» Так было до того, как я завела друзей, как начала работать с прекрасными людьми, что оставили сердце в каждом образе, доведя до совершенства малейшие детали. А сейчас: Я иду до конца, сбрасываю туфли и… Падаю. Глаза ловят небесно-голубые, а его губы шепчут имя. Хрупкое тело спасают от падения, а дальше звук сирен, запах лекарств, писк приборов. Хочется закричать, что я тут, жива, но в ответ лишь тишина, а тело онемело, словно льдом. Мрак, я чувствую, как пробивает ток грудь, пока ничего не могу сказать. Незнакомые голоса рядом, но слышу, как сквозь стены он зовёт меня за дверями операционной, чувствую его губы, вижу перед собой улыбку, и опять ток… Как на электрическом стуле, но ничего, я потерплю. «Разряд», это был последний удар, а потом писк… Тишина, покой… Я жалею лишь о том, что не сказала, насколько сильно его люблю, ну, может быть, в другой жизни повезет больше… Ведь всё-таки родственные души находят друг друга в любом мире, а его душу, что излучается заботой и теплом, я узнаю из многих. — Милый, мы найдём друг друга. Королева и вор, укравший жизнь, отдавший душу дьяволице, и разделивший собственное сердце на двоих. А ведь он не обманул, завтра я уже сюда не вернусь.