время не вернуть

      Из-за призрачных надежд, которые родители постоянно вкладывали ей в голову, Фрейя Лонгботтом совершенно потеряла связь с реальностью.       Отец часто говорил, что жить нужно в равной степени и для себя, и для других. Альтруизм и доброта — главные мотиваторы любого человека. Мать же, напротив, от этих речей только фыркала: ну какой во всём этом толк, если успеха добиваются только прагматичные люди? Это было главной причиной конфликтов отца и матери, которые всегда закачивались одинаково: объятиями и семейным чаепитием.       Фрейя всегда была счастлива. Родители были примером идеальных отношений: поддерживали друг друга во всём и никогда не позволяли себе выносить собственные серьёзные ссоры (кроме тех, что касались важности Квиддича и прагматичности/альтруизма — эти перепалки были настолько несерьёзными, что ни один из детей совершенно не обращал на это внимания) за пределы своих супружеских отношений. Фрейя всегда хотела найти такого же человека, который смотрел бы на неё так же, как отец смотрел на маму, когда она возвращалась с очередной мракоборческой миссии: нежно, обеспокоенно и так влюбленно, будто они были стесняющимися подростками. Отец, преподавая в Хогвартсе Травологию, по праву мог жить в школе; но каждый день он возвращался домой, мягко целовал жену, радостно обнимал детей и сладко посапывал уже через десять минут, когда сидел за обеденным столом. Мама ласково гладила его по голове, убирала тарелку с ещё тёплым ужином и, повелевая палочкой, отправляла отца досыпать свои законные часы отдыха в спальне.       Фрейя к такому привыкла. Привыкла, что мама безоговорочно любит отца, но всегда готова к тому, чтобы, по её словам, «раскидать тебя по фактам, Лонгботтом!». Папа в ответ лишь шуточно сдавался — спорить он не особо любил. Мама это знала и никогда не заставляла его участвовать в семейных спорах о какой-нибудь ерунде.       Фрейя была воспитана на примере здоровых отношений. Поэтому, когда Джеймс Сириус Поттер начал вести себя до ужаса странно, Фрейя опешила.       Они с Джеймсом вместе росли: он был старше её буквально на пару месяцев, поэтому не было ничего удивительного, когда на пятом курсе они начали встречаться. Фрейе, которая никогда раньше особо и не думала о друге детства в таком ключе, это сначала показалось странно: как это, целоваться с человеком, с которым вы вместе ходили на горшок? Но Джеймс с его большими глазами — прямо как у самого милого щеночка — буквально за несколько прогулок очаровал свою лучшую подругу.       Окончив школу, Джеймс и Фрейя начали жить вместе: Поттер, что совершенно не удивительно, хотел стать Мракоборцем, поэтому проходил тяжёлую, но приносящую ему удовольствие подготовку, а Фрейя начала работать вместе с Фредом Уизли, который, следуя семейным традициям, был одним из главных поставщиков товаров в магазине Всевозможных волшебных вредилок. Лонгботтом, под чутким руководством отца и сына Уизли, училась создавать всякие вещицы — что-то вроде конфет, растягивающих кожу, — но у девушки получалось из рук вон плохо.       — Фрейя, не волнуйся, — Фред сочувственно похлопал подругу по плечу после очередной её неудачи, — ещё не вечер. Всё получится.       Брюнетка тяжело вздохнула и повернула голову к другу. Тот ободряюще улыбнулся.       — Ты слишком оптимистичен, Фред, — мрачно проговорила Фрейя и, взмахнув палочкой, убрала весь беспорядок, который сама же и натворила.       — Зато ты хорошо продаёшь! — воскликнул он. — За день такая выручка выходит — просто закачаешься.       — Умение продавать не поможет мне в создании волшебных штуковин.       — Понимаешь, — Лонгботтом чуть не задохнулась, когда Уизли резко положил руку ей на плечо (парень был очень сильным), — здесь нужна страсть, — заговорщически прошептал он. — Страсть к созданию шедевров, — Фред-младший вдруг посмотрел Фрейе прямо в глаза, — закрой глаза и протяни руку.       Фрейя давно привыкла к выходкам друга, поэтому послушалась. Она почувствовала, как Фред осторожно повернул её руку ладонью вверх — девушке даже почудилось, будто Уизли легонько провёл пальцами по внешней стороне кисти, прежде чем изменить её положение.       Было слышно, как рыжеволосый хулиган, как называл его отец Фрейи, тихо проговаривал какое-то заклинание. Это заставило Лонгботтом улыбнуться.       — Открывай, — услышала девушка. На ладони красовалась завёрнутая в фиолетовую блестящую бумажку конфета.       Она вопросительно посмотрела на Фреда: «Конфета?»       — Для поднятия боевого духа, — уверенно сказал парень. — Никаких побочных эффектов, кроме безграничной радости и эйфории.       Фрейя озадаченно вертела сладкое лекарство в руке и хмурилась.       — Как долго длится эффект?       — Около суток, — Уизли почесал затылок, — или дольше. Или меньше.       — Это твоё новое изобретение? — осенило девушку. — Я твой подопытный кролик? — улыбнулась она.       Фред развеселился: «Конечно! Не на дяде Роне же я буду эксперименты ставить».       — Логично, — усмехнулась Фрейя. — Спасибо за заботу, Фред.       Теперь Фрейя сидела в полумраке за кухонным столом. С момента того разговора с Фредом прошло около месяца; Лонгботтом вновь вертела конфету в руках, периодически замирая и рассматривая обёртку без каких-либо опознавательных знаков: маггл, найдя такую конфету на улице, совершенно ничего бы не заподозрил. Да и большинство магов, возможно, тоже.       По стёклам стучал дождь. Джеймс вновь где-то задерживался. Это продолжалось уже два месяца: Поттер вечно где-то пропадал, а Фрейя, хоть и понимала, что не обязана была этого делать, продолжала сидеть и ждать его. Поначалу она надеялась, что всё будет как у родителей: Джеймс будет приходить домой, с порога обхватывая её, сжимать её щеки и покрывать всё лицо мокрыми и короткими поцелуями. Фрейя бы шутливо от него отбивалась, но всё равно бы позволяла себя целовать и крепко обнимать.       Но чета Лонгботтомов кардинально отличалась от большинства пар, как уже успела понять их старшая дочь.       Джеймс кратко целовал Фрейю в щёку, бежал за стол, по пути рассказывая, как его в очередной раз достала Роза Уизли со своими нравоучениями (а они были чуть ли не лучшими друзьями). Фрейя садилась напротив него и, подпирая рукой лицо, с упоением слушала его истории об обучении и вечных перепалках с Розой и младшим братом, который решил пойти по пути старшего и, прихватив своего друга Скорпиуса, тоже начал проходить обучение в Мракоборцы.       Фрейя и её суженый вместе убирали посуду и, укутываясь в пледы, удобно устраивались на диване и смотрели маггловские фильм и сериалы, прижимаясь друг к другу. Лонгботтом нравилось так проводить время с Джеймсом; ей казалось, что такие тёплые вечера делали их ближе, а отношения становились крепче.       Но потом всё как-то сильно поменялось.       Всё началось с того, что Джеймс начал задерживаться — сначала на десять минут, потом на двадцать, потом на час. Он приходил ужасно усталым и вымотанным, иногда даже не ужинал, а сразу шёл в кровать. Когда Фрейя заходила в спальню, парень уже сладко посапывал прямо в верхней одежде. Лонгботтом легонько расталкивала его, заставляя переодеться, а тот неохотно вставал и делал это; ложась в кровать, он мог чмокнуть девушку в щёку и тут же заснуть. Фрейя это списывала на тяжёлые тренировки. «Но вот на выходных мы наверстаем упущенное», — обнадёживала себя она.       А потом тренировки начались и по выходным. Когда Фрейе надоело сидеть и бессмысленно ждать своего парня, она начала строить свои планы: и вот она уже проводила время с родителями; ездила к отцу, если тот оставался в школе по субботам; гуляла по маггловскому Лондону с Розой и Роксаной, постоянно пробуя новые сорта кофе и скупая все булочки с изюмом и джемом в их любимой пекарне рядом с парком. Лонгботтом любила водить своего младшего брата Хэпина в парк аттракционов, где он обожал покупать сладкую вату, а потом мучиться от боли в животе. Хэпин вообще был самым главным ребёнком в их семье: даже младшие сёстры Луиза и Киао вели себя не так по-детски, как это делал их единственный брат.       Времяпрепровождение с семьёй и друзьями значительно поднимало Фрейе настроение, но потом она вновь возвращалась в пустую квартиру, где на кухонном столе лишь красовалась её же утренняя записка на случай, если её любимый вернётся домой раньше. «Джеймс! Я сегодня на пикнике с семьёй. Если вернёшься раньше, то присоединяйся к нам! Родители очень давно тебя не видели, а Луиза хочет расспросить тебя о твоей работе (мама ей ничего не рассказывает, ты же знаешь). Буду очень рада, если ты захочешь приехать :) Напиши мне, когда поедешь к нам.

Люблю тебя, Фрейя».

      С пикника Фрейя вернулась сегодня. Джеймса дома не было с самого утра, а записка, которую девушка разорвала, по частям лежала в мусорной корзине. Хорошее настроение, которое принёс ей день, проведённый в кругу семьи, вмиг испарилось, когда Лонгботтом вошла в пустую и тёмную квартиру.       Она даже не переоделась; одежда пропахла костром, который разжёг Хэпин. В Хогвартсе ему ещё на первом курсе запретили использовать заклинание на разведение костров, потому что у него с раннего детства было помешательство на походах. Но родители разрешали ему делать это, если только он неотрывно следил за своим детищем. Хэпин идею просёк и иногда подбивал Киао следить за костром.       «Киао, смотри, — Хэпин садился на корточки рядом с пятилетней сестрой и приобнимал её, — в костре, по старым китайским поверьям, танцуют драконы».       «Правда?» — наивно интересовалась девочка, воодушевлённо глядя на брата.       Тот кивал и приставлял указательный палец ко рту. «Только это секрет, — шепотом продолжал парень, — и драконы всегда являются только Избранным».       «Таким, как дядя Гарри?»       «О да, — улыбался подросток, — поэтому тебе нужно внимательно следить за огнём и ни в коем случае не упустить момент, когда дракон тебе явится».       Киао это занятие увлекало на добрых минут двадцать, а когда глаза начинало щипать, она быстро тёрла их, чтобы ни в коем случае не упустить обещанного дракона.       «Ты используешь китайскую культуру совсем не в благих целях, Хэп», — говорила ему угрюмая Луиза, — если родители узнают, то тебе несдобровать. Мама точно скажет бабушке с дедушкой, а они съедят тебя с потрохами за неуважение».       «Так мне дед эту историю и рассказал, — невозмутимо отвечал Хэпин, — думаешь, я врать буду?»       «Мне незачем думать. Я и так это знаю».       Фрейя хотела бы прямо сейчас вновь вернуться к костру, хотела бы сесть рядом с младшей сестрой и искать в языках пламени дракона. Минут через пять Луиза бы с громким вздохом плюхнулась рядом с Фрейей и тоже всматривалась бы в уже потухающий костёр. Тогда бы к ним присоединился Хэпин, который наколдовал бы высокое не обжигающее руки пламя, и принялся бы рассматривать огонь вместе с сёстрами. Фрейе с ними было хорошо. С семьёй не было грустно.       Джеймс тоже был её семьей. Только Джеймс, в отличие от других, заставлял девушку сдерживать вырывающиеся наружу слёзы. Она не понимала, отчего же ей было так плохо: от полного отсутствия внимания со стороны собственного парня или оттого, что их отношения шли под откос уже шестой месяц подряд?       Может, проблема была в ней? Может, в Джеймсе?       — А может, пошёл он? — сказала как-то Роксана, когда Фрейя уже в который раз за десять минут пребывания в кофейне проверила сообщения на телефоне. Джеймс в тот день ни разу ей не написал. Фрейя волновалась: вдруг с ним что-то случилось на тренировочном задании?       — Фрейя, эй, — Уизли мягко коснулась пальцами руки подруги, ¬– отвлекись немного.       — Джеймс мне не пишет, — вздохнула она, — я беспокоюсь. У него сегодня тренировочное задание…       — Постарайся не думать об этом. Он наверняка просто занят, — сказала Роксана. — Давай я тебе расскажу о том, что на прошлой неделе вытворяла Скарлетт Скитер? Это не журналистка, она просто акула!       Фрейя была рада отвлечься: рассказы подруги о работе в про-министерской газете всегда поднимали ей настроение.       Лонгботтом тогда не обратила внимания, но Роза, смотря на то, как подруга постоянно проверяла телефон, и слыша про тренировочное задание, нахмурилась и задумалась: по глазам было видно, что девушка была уже где-то далеко в своих мыслях. Через несколько секунд, услышав имя Скарлетт Скитер, Уизли тряхнула головой и тут же принялась слушать историю кузины.       Теперь Фрейя об этом вспомнила. Удивительно, что именно сейчас, именно в тот момент, когда она уже напридумывала себе миллион сценариев ссоры с Джеймсом и обвинений его в измене. Хотя, с чего она вообще взяла, что Поттер ей изменял? Из-за того, что он постоянно задерживался? Так отец тоже часто застревал на работе, а от мамы Фрейя никогда не слышала ни подозрений, ни упрёков.       «Но отец — это совсем другая песня. Он мог прийти в четыре утра, а к шести вновь отправиться в Хогвартс. Отец совершенно другой человек».       Мысли сильно путались. Измена? Со стороны Джеймса? Мерлин, это было практически невозможно. Он всегда был верен и заботлив, и Фрейя никогда не видела, чтобы он засматривался на других девушек. Раньше она бы не могла и подумать о таком.       Но здесь два ключевых слова: «практически» и «раньше». Что-то поменялось. Лонгботтом до конца не могла понять, что именно изменилось между ними, но она чувствовала — если узнает, то её станет невыносимо плохо. А интуиция у девушки работала на все сто процентов.       Время было около восьми вечера (Фрейя мимолётом взглянула на циферблат на экране телефона) — звонить или нет? Старшая Грейнджер-Уизли уже была дома; наверняка собиралась спать. Что же Фрейя ей скажет, когда позвонит? «Эй, Роза, ты не знаешь, Джеймс мне случайно не изменяет?». Мерлин, как же это всё глупо.       Глупо, да. Только Фрейя уже поднесла телефон к уху и слушала гудки.       — Фрейя? — Роза ответила сразу же. — Всё в порядке?       — Да, — сказала она. — То есть, нет. То есть, я не знаю. — Лонгботтом быстро собралась с мыслями, — помнишь, пару недель назад мы втроём сидели в кофейне?       — В «Питерсоне»?       — Там. — Фрейя вздохнула. — Ты тогда…       — Ты хочешь спросить о Джеймсе? — догадалась Уизли. Фрейя машинально кивнула головой. Роза, будто увидев это, продолжила говорить. — Я ничего точно не знаю. Не могу утверждать.       — Утверждать что, Роза?       С низа живота будто начали подниматься бабочки. Фрейя чувствовала, как они взлетают и летят вверх, через лёгкие прямо к горлу, а там уже делятся: одна половина застревает комом в горле, а другая летит вперёд и сгорает где-то у глаз, превращаясь, почему-то, в слёзы. Фрейя догадывалась. Просто не хотела признаваться самой себе.       — Я сейчас буду у тебя, — ответила подруга, — легче обсудить всё лично.       Фрейя закончила разговор и, положив телефон на стол, встала. Подойдя к окну, она обхватила себя руками — ей чертовски нужно было, чтобы кто-то её обнял. А кроме самой Фрейи в квартире Поттер-Лонгботтом больше никого не было.       «Какие проблемы были у наших родителей? Их миллион раз чуть не убили ещё во младенчестве, они сражались с Тёмным Лордом и Пожирателями Смерти и ни разу не сломались, а я… — Фрейя всхлипнула, но тут же стёрла слёзы с лица, — а я страдаю, потому что мой парень мне, возможно, изменяет. Это так глупо. Какая же я глупая».       По окнам крупными каплями бил дождь, будто вторя слезам Фрейи Лонгботтом. Слёзы на щеках перестали быть солёными, а начали жечь лицо; Фрейе почудилось будто она оказалась на улице.

Или не почудилось?

      Она вдруг почувствовала, как её одежда стала тяжелее, а с волос начала капать вода. Стены кухни испарились, и вокруг были лишь тускло горящие фонари, свет от которых еле просачивался через плотную стену дождя. Теплый пол сменился на мокрый каменный мост, отчего босые ноги Лонгботтом, как она это ощущала, превратились в ледышки.       За пеленой бесконечного ливня Фрейя увидела темный силуэт: в одной руке он сжимал что-то продолговатое и заостренное на конце (было ли этой палочкой?), а другой хватался за перила моста, видимо, в попытках удержаться. Фрейя, поборов свой страх, сделала несколько шагов в его сторону — вдруг этому, как она уже уверяла себя, мужчине, необходима была помощь? — но он заметил её раньше.       Повернув голову, мужчина поднял глаза на остановившуюся в нескольких метрах девушку. Она вдруг увидела, как он нахмурился и приоткрыл рот. Лонгботтом не могла разглядеть его лица, но ей на мгновенье почудилось, что она его знала. Эта секундная эмоция, почему-то, отозвалась режущим чувством где-то слева — словно кто-то резко воткнул нож ей в грудь и несколько раз провернул, прежде чем девушка издала краткий вдох.       И, Мерлин, как же её это напугало.       Мужчина внезапно сделал слабую попытку пойти ей навстречу. Фрейя остолбенела. Он смотрел прямо на неё, будто пытался поймать её взгляд. Где-то вдалеке мелькнула синяя вспышка, и парень обернулся. Лонгботтом вдруг обратила внимание на то, как тяжело поднималась и опускалась его грудь, как будто он заставлял себя дышать. Он вновь повернул голову и именно в тот момент, когда девушка, наконец, посмотрела ему в глаза, слабо произнёс:       — Фрейя…       — Баубиллиус!* — неожиданно для самой себя произнесла Лонгботтом, направляя палочку на незнакомца.       Она лишь раз моргнула, а когда открыла глаза, то увидела свою вытянутую дрожащую руку, крепко сжимающую волшебную палочку. Вокруг были тёмно-коричневые стены кухни, увешанные колдографиями со времён школы, их белый обеденный стол с одним отодвинутым стулом и закипающий электрический чайник. Обёртка от конфеты валялась на полу, а из приоткрытого окна немного веяло холодом. Дождь вновь стучал по стёклам, а снаружи красовался зелёный летний парк. Там моста и в помине не было, и мокли не волосы Фрейи, а листья на деревьях.       Фрейя нахмурилась и опустила палочку, сильнее кутаясь в связанную прабабушкой кофту. Поведение Джеймса точно сведёт её с ума.