Безымянный роман

В воскресенье я опять лечилась посредством трудотерапии: убирала, готовила, стирала. Колин смотрел на меня недоуменно. Ему было не понять, почему я отказалась поехать с ним на пляж и так рьяно взялась за всю самую черную работу. На все его попытки отвлечь меня от столь важного занятия, я отмахивалась со словами: «Не мешай!». Тогда Колин подошел к Розе: -Что это с ней? — спросил он няню. -А ты не понимаешь? -Если честно, не очень.- растерянно ответил он. -Разменял уже пятый десяток, а в таких элементарных вещах не разбираешься! — с укором сказала Роза. — Обыденная работа дает возможность подумать. Во время уборки ничто не отвлекает от собственных мыслей. -Лучше б я тебя не спрашивал! — расстроено сказал Колин. — Поеду-ка я, прокачусь! Тоже надо подумать. На следующий день режиссер рвал и метал. -Ну что за черная кошка между вами пробежала? Покажите мне эту гадину, я ее расстреляю! — вопил он. — Заново! Сначала, еще раз! И соберитесь, черт возьми!!! Сцена 14, дубль 8, мотор! -Стоп! — орал режиссер, спустя две минуты. — Пошли вон! Оба! Чтоб я больше вас не видел в таком настроении!!! Я чудом увернулась от летящей в нас хлопушки. Пришлось спасаться бегством. Рядом с трейлером нас догнал помощник режиссера. -Слушай, Майк, — обратился к нему Колин. — Обещаю, через пол часа мы вернемся в полном порядке. Ты уж успокой нашего разбушевавшегося руководителя! Обещаю, пол часа! — повторил он. -А хватит пол часа-то? — ухмыльнулся Майк. -Вполне! — похлопал его по плечу Колин и вошел следом за мной в трейлер. Мы сели друг напротив друга. -Давай раз, и навсегда разберемся в наших отношениях, и в отношении тебя к человеку, который стоит между нами! — начал Колин. -Кажется, на днях мы уже в этом разобрались.- заметила я. -Тогда почему ты все еще думаешь о той встрече? -Колин, миленький, ну пойми же, что иначе не бывает! Представь, если Ливия будет раз в неделю приезжать к тебе и, как ни в чем не бывало, расспрашивать: Как дела? Как работа? Как у тебя с Надей? Все ли в порядке? Вы все еще спите вместе? Никак не пойму, неужели ты действительно ее любишь? Ну? И как ты будешь себя после этой беседы чувствовать? Комфортно? Колин молчал. -Я понимаю, ты злишься. Я больше думаю о нем, чем о тебе. Знал бы ты, как я на себя злюсь за это! Я хочу быть с тобой, я люблю тебя. А Джонни… ну представь, что он просто старый больной мозоль. Не думать о нем невозможно, и избавиться сложно! -Ничего, мы найдем какое-нибудь чудодейственное средство от мозолей! — улыбнулся Колин. -Мы вместе найдем это средство? — спросила я. Вместо ответа Колин привлек меня к себе, наши губы слились в долгом трепетном поцелуе. -А может, ну ее, эту работу? — прошептал Колин, крепче сжимая меня в объятиях. -Уволят, без выходного пособия! — улыбнулась я. -Тогда обещай, что сохранишь эту страсть до вечера.- потребовал он. -Думаю, до вечера я ее не сохраню в таком состоянии.- ответила я. — Разве что в преумноженном! Еще несколько дней режиссер дулся на нас, но потом остыл. Тем более, мы больше не давали ему поводов для разочарования. Все последнее время мы снимали на натуре. Мне это нравилось намного больше. Тем более погода теплая, воздух свежий — одно удовольствие! Сегодня снимали сцену в очень красивом месте. Гористое побережье. На одном из возвышений, метров 15-20-ти, была построена изящная беседка. К ней вели каменные ступени. Сооружение было явно старинное: и по внешнему виду, и по состоянию. Часть беседки обвивал плющ, а ступени были сильно стерты. И именно здесь мне предстояло терять килограммы, бегая по ступенькам вверх-вниз, в зависимости от того, сколько раз сцену придется репетировать, и сколько дублей снимать. Сначала снимали сцену в беседке, все довольно быстро и удачно. Дальше стали готовиться к следующей сцене. Я внимательно изучала ступени, выбирая самый безопасный маршрут. Долго устанавливали камеры: сверху, снизу и на кране, которая должна была снимать с боку, как я бегу. Кран был один, поэтому сначала планировали снимать с одного бока, а потом переносить всю конструкцию на другую сторону и снимать оттуда. Час репетировали, полтора часа снимали один ракурс. За это время я уже 15 раз сбежала вниз, и столько же раз поднялась обратно. И тут пошел дождь. Я обрадовалась. Значит у меня, наконец-то, перерыв. -Боже, как я устала! — сказала я, садясь на стул под навесом и вытягивая вперед гудящие ноги. — Еще час таких пробежек, и завтра я не смогу встать. Колин поставил свой стул напротив меня. -Может быть, легкий массаж? — спросил он. Я с удовольствием подняла ноги на его колени и закрыла глаза от удовольствия. Нежные руки гладили стопы и икры. Усталость и напряжение отступали. Однако дождь прекратился, а вместе с ним и перерыв. И вот я вновь поднялась на вершину лестницы. То, что после дождя ко всем недостаткам ступени стали еще и скользкими, я поняла, когда бежала первый дубль и, добежав до низа, поскользнулась и упала на задницу. -Надя, ты цела? -Все в порядке! — сказала я, поднимаясь и потирая ушибленное место. Камень, на котором поехала моя нога, быстро присыпали песком. Я поднялась обратно на вершину и приготовилась к следующему дублю. На четвертом дубле съемки оборвались. Я уже бежала по ступенькам, когда сильный порыв ветра сорвал накидку с камеры, сопровождавшей меня на кране. Кусок черного брезента полетел прямо на меня, как большая птица. От неожиданности я отшатнулась и, потеряв равновесие, полетела вниз, кубарем скатилась по ступеням и распласталась у их подножия на песке. -Я в порядке! — прошептала я, увидев над собой испуганное лицо оператора, снимавшего сцену снизу, и отключилась. Через несколько минут меня привели в чувства. -Надя, где болит? — спрашивал, ощупывая мои конечности, консультант по трюкам. -Не знаю, везде! — простонала я. Пошевелиться не было сил, я лежала и просто смотрела на окружавшие меня перепуганные лица. -Надя, не молчи, говори, что чувствуешь? -Как будто меня постирали на стиральной доске! — я слабо улыбнулась одним уголком губ. -Шутит! Значит, все обойдется! — вздохнул режиссер. Я услышала вой сирены. Стена испуганных лиц исчезла, меня окружили белые халаты. На «три-четыре» меня резко подняли и положили на носилки, загрузили в «скорую» и увезли. В больнице, после тщательного осмотра, рентгена, УЗИ, томографии, мне заклеили пластырем царапины и ссадины, намазали какой-то мазью ушибы, наложили фиксирующую повязку на правый голеностоп, и на этом лечебные процедуры закончились. Ко мне пустили самых нетерпеливых посетителей: режиссера, продюсера и Колина. -У тебя что, как у кошки — девять жизней? — восклицал режиссер. — Несколько ушибов и царапин после такого полета!!! -Не шуми, голова болит! — умоляюще выговорила я. Колин наклонился ко мне и поцеловал в лоб, потом сел на край кровати и стал легонько гладить меня по голове. -Ты уж ночку здесь потерпи, — тихо сказал продюсер. — А завтра мы тебя домой отвезем. -Потерплю.- улыбнулась я. -Колин останется с тобой.- сказал режиссер. -Роза знает? — спросила я Колина, он кивнул в ответ. Через несколько минут все, кроме Колина, удалились, и мы остались вдвоем: -Молчун, что-то ты не особо рад, что я цела и невредима! — улыбнулась я, глядя ему в глаза. -Я еще в себя не пришел.- ответил Колин. — Послушай, сердце до сих пор колотится! — добавил он, положив мою ладонь себе на грудь. Я посмотрела на свою руку: локоть и ладонь ободраны, на плече синяк. -Да, про открытые платья придется на время забыть! — грустно усмехнулась я. -Почему ты не сказала, что ступеньки скользкие? — серьезно спросил Колин. -Вообще-то, я думала, что это и так всем понятно. Решила, что справлюсь. И справилась бы, если б не этот кусок брезента. -Надя, запомни раз и навсегда, безопасность актера превыше всего! Здоровьем должны рисковать дублеры и каскадеры, а мы должны быть целы и невредимы, чтобы съемки не задерживались. В следующий раз не бойся делиться своими опасениями. Обещаешь? -Обещаю! — ответила я. Я ощущала себя ребенком, поранившимся из-за собственных проказ. Колин слегка пожурил меня, а потом опекал и заботился, причем так трогательно, что мне действительно захотелось подольше оставаться в этом состоянии. Но уже утром мне поменяли повязки и отпустили домой.