Believe me when I say it

Трафик машин даже в ранние утренние часы был сумасшедший. Чимин с присущим скептицизмом оглядел толпу людей, выходящих из аэропорта. День начинался паршиво, он не ложился вообще, решал производственные задачи, точнее — исправлял ошибки других новеньких неучей. Кофе из круглосуточного, очевидно, был нечто больше, чем просто плох. К хорошему привыкаешь быстро, поэтому он так и не смог его допить, выбросил в ближайшую урну. Пак еще раз оглядел себя в зеркало заднего вида. Он недавно вернул свой темный цвет, решив дать немного отдыха волосам. Ему шло абсолютно любое окрашивание, он это знал и пользовался, но предпочтение все равно отдавал светлому — любимчику. Сейчас также невольно подумал — было бы лучше с другим. Единственное, что радовало — цель его прибытия сюда. Хосок. Чимину все текло прямо в руки, как из водопада — только успевай подставить тару. Так и выглядело со стороны. Молод, красив, умен, богат. Правда, никто не знал, что тот совершенно одинок. Как только о нем не говорили в офисе — везунчик, любимец судьбы, победитель. Пак не соглашался, никаких бы удач не было— будь он сам «промах». Но все же в последнем они были правы. Он не проигрывает. Хосок не был первым недосягаемым препятствием, на самом деле, препятствием тоже не был. Юнги, предполагаемый оппонент, совсем не вызвал в нем азарт. В их последнем телефонном разговоре, он окончательно понял, кто здесь получит приз. Тактика элементарна, но оправдана: Чимин с самого начала был предельно честен, в отличие от своего соперника, действительно, помогал Чону и был заинтересован. Хосок стал его приоритетным направлением. Пока неудавшийся конкурент распылялся на другое. Или других? Как бы там не было, друг детства прочно засел в голове. Сначала Чимин списывал все на проходящий интерес, а затем, после совместного класса по лепке, пришел к выводу — «надо». Верно, он понял, что простро—напросто хочет его. Во всех смыслах. Конечно, он достаточно эгоистичен, и снова думал — перебесится. Если бы не Хосок, позвонивший ему среди ночи, сбивчиво пытающийся объяснить непреодолимое желание вернуться домой. Он звучал так хрупко и разбито, Чимин, со всем свои красноречием, молчал. Чон шумно дышал, прерываясь на каждый всхлип, кажущийся Паку чем—то нереальным, как помехи связи. Тогда—то и пришло осознание. Он, действительно, хотел Хосока. Всецело и всеобъемлюще. Хотел, чтобы тот был всегда рядом, поддерживал, обнимал, целовал, занимался с ним сексом. Но еще больше он хотел быть рядом для Хосока. В точно такой же стезе. Больше никому не давать его в обиду. Чимин за своими мыслями забывается. Пропускает момент, когда Хосок вваливается в машину, шумно хлопая дверью. Как раньше — никогда бы себе не позволил. В маске, натянутой до носа и в опущенной кепке, он с трудном узнается. — Привет, как долетел? — начинает мягко Пак, давя в себе желание дотронуться до желанного плеча. — Спасибо, — совсем тихо, — Я думал, что никогда больше не выберусь оттуда. От них. Кто такие «они», он не уточняет. Пак придумывает себе отличную от этого историю — Юнги изменил ему, возможно, выбрал кого-то другого. — Урод, — Чимин, правда старался держать эмоции в узде, но Хосок одной фразой заставил передумать, — Есть те, кто должен оставаться в прошлом. Навсегда. Чон не может ничего ответить. Ему все еще невыносимо больно, периодами накатывает тяжелое осознание: «Ты был для них никем» «Игрушка, развлечение, но никак не любовь.» Другой голос упрямо отвечает: «Разве ты не помнишь, как они вступились за тебя? Как они приняли тебя? Как вы искренне были счастливы? С каждым часов второй зов все тише и тише, не способен перебить оглушающий восклик первого. Хосок устал, чертовски плохо, но эмоциональное состояние не дает ему передышку. Он не может плакать громко, сил остается только на тихие всхлипы. — Прости меня, Чимин. Я доставил тебе много хлопот… Сначала, — парень делает тяжелый вдох, — Ты мой младший, но вытащил меня собственноручно оттуда, словно по щелчку. Достал мне билет на рейс через пять часов, я буквально сделал невозможное благодаря тебе… Правда, я бы сам только плакал… И он не выдерживает, грузное дыхание сменяется всхлипами. Чимин снова теряется. Он ненавидел чужие слезы, вываливаемые на него внезапно. Всегда дежурно поддерживал, надеясь на скорое разрешение истерики. В нынешний момент — боялся сделать лишнее движение. Застывает каменным изваянием. Хосок снова бормочет извинения, вертит головой в разные стороны, собираясь с мыслями. Чимин отмирает только, когда замечает, как чужая рука собирается открыть дверь. — Подожди, постой — инстинктивно хватает запястье старшего, — Просить прощение надо мне, за то, что видел и ничего не делал, — старший лишь прижимает мокрую маску пальцами ближе к носу, стараясь заглушить свои вздохи, — С этого дня, ты можешь положиться. Клянусь тебе. Разве я тебя подводил? Такого не будет никогда. Он лично переломает каждого на своем пути. Подумать только, все оказалось так просто. Хосок в его руках, разбитый и чистый, перестает беспорядочно всхлипывать, неуверенно пристегиваясь. Он построит здесь заново, заставит восстать из пепла. Никто и не говорил, что будет просто.

———

— Я стыжусь себя, иногда в зеркало тяжело смотреть. Как я могу давать кому—то надежду? Я растоптал себя, собственные ценности! Намджун не сдерживается, громко кричит по-корейски, активно жестикулируя, совершенно никого не стесняясь. Хотя, бар и заполнен на всю. Юнги видит — закипел. Даёт эмоциям выход, главное не переборщить. На то старший и приехал. Ким выдал себя сразу на входе, так как занял близлежащий к нему столик. Шла вторая бутылка виски. — А самое худшее, знаешь, что? — Юнги знает, кончено, знает. Кому как не ему мастерски отыгрывать недотрогу. Именно поэтому упрямо не желает догадываться. Причина худшего не отвечает на его звонки уже час, в мессенджеры давно не заходит. — Все такой же, когда речь о нем, — Намджуну хочется посмеяться, кого он спасает, — Я уничтожил его, Юнги. Этими глазами, этим ртом, этими руками. Все было моим! Парень снова говорит громче, чем стоило. Посетители недобро косятся на слишком эмоциональный разговор, Юнги прикидывает как скоро они вызовут охрану. Поскорее бы увезти его отсюда, приехать домой и во всем разобраться втроем. Он не теряет надежды. Потерял бы, если бы не знал ни одного, ни второго. — Поехали, я вызвал нам такси. — Нас было двое, а он один. Всегда один. Черт, меня так это злило в начале, — плевал Намджун на предложения вернуться, — Я был совершенно незрелым юнцом, мало что понимал, но одно я знал точно: он не просто очередной твой друг. Я видел тебя с ним, видел его к тебе. Тогда я решил — познакомиться, может и я что-то замечу. Ревновал? Ким всегда плохо отзывался о ревности, часто сравнивал с червем, изъедающим нутро или контролирующим демоном, который только все портит. Мин никогда на себя со стороны не смотрел, на все сто уверен был в том, что не выходил за рамки «друзей» ни с кем, как только появились постоянные отношения. — Заметил. Я влюбился, мы стали встречаться, все было хорошо, ты сам знаешь. Намджуну самому тяжело продолжать, заставляет себя не молчать. Он вынашивал этот разговор ни день, ни два. Смелости набирался еще больше. Получилось только, когда набрал лишнего. — Когда мы приехали сюда вдвоем, я понял — у меня больше не екает сердце с ним, как с тобой, — Намджун нервно смеется, постукивая пальцем по столу, — Мне так стало мерзко от осознания. Представляешь, было так легко принять, что нравятся одновременно двое парней! А сейчас, что только один — как веревка на шее. Я отгонял это всем, чем мог… Но, черт. Юнги, мы ведь так близки по духу. У нас столько всего общего, мне ударило по мозгам так сильно. Я опять только тебя вижу. Даже подумал, что заблуждался, предлагая отношения втроем. Возможно, когда—то я был так влюблен в тебя, что и он… Намджун замолкает, смотря на полный рокс виски. Мин тоже молчит, надеясь на простое недоразумение. — Да, и наша карьера. Как такие отношения воспримет общественность? Я думаю, даже нас вдвоем примут сквозь зубы. Юнги не верит. Не верит, никогда не поверит, когда так. Ким не может даже взгляда поднять на него, от Хо скрылся за семью печатями, не объяснился. — Поэтому ты его к себе не подпустил? Струсил, черт возьми? А струсил перед кем? Собой, мной, карьерой? Что за херню ты несешь, мы сейчас же едем домой и… Я не знаю, ты в колени падаешь и умоляешь его простить тебя. Намджун хватает парня за рубашку, притягивая как можно ближе: — Заткнись, заткнись нахер. Сколько бы ты не пытался делать вид, что у нас все отлично — он сам знает. Он не наивный идиот! Смирись с этим, нас втроем больше нет. Последнее он почти выплевывает в чужое лицо, не беспокоясь о близости. Даже если здесь будут журналисты, то ничего страшнее заголовка по типу — «потасовки между начинающими звездами» не выйдет. Юнги скидывает чужую руку, понимая, что заводится сам. Намджун говорил много, много нелогичного и глупого. Мина это не проберет и не пробьет. Уверенность в собственной правильности никогда не угаснет. Осталось выяснить под чьим влиянием его парень, выбить эту дурь из его головы, и помириться с другим парнем. — Ты даже сейчас со мной. Едко напоминает Ким, залпом выпивая виски. Дерьмо.

———

Как же нелепо и смешно, смешно и нелепо. Хосок не наивный идиот, у него больше не было дома, точнее подобия дома. Парни не вернутся еще долго, но Чон не смог бы оставаться в той квартире. Он жил там последние несколько месяцев в одиночестве, а все равно оставался чужим для этого места. Не важнее декоративной вазы. Чимин поддержал идею переезда. Сразу после аэропорта, старший переночевал у Пака, а уже утром уехал собирать вещи. Он нашел неплохой вариант однушки в спальном районе. По-хорошему, ее стоило бы сначала посмотреть, но Хо так боялся передумать, что оплатил сразу за месяц. Свое решение он мог изменить во многом — либо остаться в их квартире, пока те не приедут, либо не тратить деньги с карты, половина суммы там была чужой. Хосоку не страшно. Правда, не страшно. Открывать дверь своим ключом, ставить кроссовки на свою полку для обуви, вещать верхнюю одежду на свой крючок. В квартире темно из—за пасмурной погоды. Сейчас он все закончит. Быстро сгребет в чемодан. Его вещи всегда были в порядке, ему не составляет труда просто положить их в уже в сложенном состоянии. Хосок справляется быстро, поэтому не задумываясь дает слабину, обещал себе— ничего лишнего не делать, но все же проходится по дому, поливает цветы, протирает пыль с полочек, моет пол. Кто знает сколько парней еще не будет? Он фотографирует их рамку в гостиной. Такие чистые и невинные, по—настоящему улыбающиеся, не знающие лжи и измен. Чимин бы неправильно понял, прихвати он это с собой в новую жизнь. Чимин бы неправильно понял их отношения втроем. Никто бы их правильно не понял. Сам Хосок перестал. Интересно, винил его Намджун? Был ли он ему настолько омерзителен? Сломал ли Хосок его отношения, также, как и Ким? Честно, он задумывался об этом. Много раз, очень много раз. Намджун всегда такие мысли вышибал, не давал ему чувствовать себя лишним, доказывал поступками. Тогдашний Хосок был очень недоверчив, нынешней же наоборот, принимал за истину ту, прошлую любовь. Намджун любил его, Юнги скорее всего все еще симпатизировал. Но их любовь вдвоем была сильнее, сильнее любых светлых чувств к Хосоку. Он не любил ложь, еще больше не выносил самообман, в котором купался последнее время. Особенно тот, где говорил себе, что будет готов к этому моменту с самого начала отношений. Парень смотрит на прерывистые буквы, с трудом понимая личный почерк . "Я отступлю. К сожалению, вам всегда было хорошо вдвоем, я был наивен, а потому слеп и глух. Несмотря ни на что, я желаю вам счастья. Отпустите меня, пожалуйста. Ч.Х." Записка выглядела нерешительно, на большее он не был способен. Если не сейчас, то никогда потом. Хосок корил себя за неискреннее пожелания им счастья. Возможно, что они были плохи, но ведь он тоже? Ему всегда давали выбор уйти. Хо не скупился на манипуляции, также трепал им нервы. Ненавидел себя, потому что неистово завидовал, потому что не понимал — почему он. Оставил ее в прихожей, на видном месте. Квартира была их пристанищем, но совершенно потеряла смысл. Простор отдавал удушающей пустотой, а минималистичный дизайн и холодная цветовая гамма — одиночеством. Парень перевернул рамку перед самым выходом.

———

Новое жилье в несколько раз уступало по площади предыдущему, Хосоку же данный факт казался спасением. Здесь было не так одиноко, в воздухе витала абсурдная мысль собрать себя заново, не чувствовать больше дыру. Хватило бы смелости— сломал телефон. Тот не унимался целый день, звонки поступали один за другим, Чон не мог выносить такой гнет, он, не смотря на номер через час просто выключил. Работа начиналась послезавтра, с хозяином квартиры вопрос решен, Чимин все знает. Хосок нутром ощущал того, кто звонит. Юнги. Среди всех этих пропущенных, скрывался его бывший парень. Как только тот столько времени находит. До этого ни у кого из них такой роскоши не было. Может быть он что-то забыл у них? Или остался должен? До этого позвонил по пальцам посчитать, через три дня после его отъезда — сошел с ума. Чимин попадает к нему в два часа ночи, Хосок устало листает ленту твиттера, когда слышит стук в дверь и знакомы голос. Пак слегка выпивший и промокший до нитки. Словно по канонам мелодрам. Оказывается, тот отдыхал с друзьями, а промок, потому что такси приехало не туда. Причитает, что переживал за старшего, сорвался. Чон в очередной раз удивляется. Отправляет в душ, шутит, что тот первый испробует. Дает с собой свою чистую одежду. Когда парень возвращается из ванной, то Хосок слегка зависает. Тот вернул волосы в темный цвет, Чон уже видел, но больше фоном, сейчас представлялся шанс оценить. Хотя, здесь и говорить было нечего — тот был хорош собой, чуток и внимателен. Чем не идеал? Пак ведь признался ему в симпатии. Старший в силу собственных заморочек, не представлял, чем истинно мог заинтересовать Чимина. Наиболее подлинный вариант — перепутал дружескую заинтересованность с романтической симпатией. Просто брать было нечем. Слезы и жалость — не самый привлекательный вариант. — Чай или кофе? — тараторит старший, быстро отводя взгляд. — Ох, зеленый чай, без сахара—ухмыляется Чимин. Гостеприимный хозяин мигом вылетает на кухню, чайник недавно кипел, нужно всего лишь заварить чай. Младший появляется через пару минут, аккурат, когда Хосок ставит чашку на стол. Пак оставляет около себя телефон, объясняя, что даже сейчас может кому-то срочно понадобиться. — Популярность. Смеется он, пока его собеседник прокашливается. Данная фраза скорее является триггером к приступу самобичевания. Слово, которое никогда не окажется рядом с ним, скорее станет очередной пропастью между. — Глупая шутка, у меня из близких считай никого. — У меня без считай, — выплевывает Хосок раньше, чем успеет пожалеть. — Эй, сейчас обижусь. Черт, не так. Старший необдуманно мог задеть настроение собеседника. Портить их отношения легкомысленными фразами не хотелось. — Неправильно выразился, я почему-то подумал про возлюбленных. — И был прав, — говорит он, обхватывая чужую ладонь своей, — Я говорил тебе положиться на меня, говорил, что не отступлю. Поверь мне. Их прерывает вибрация телефона. Хосок первый просыпается, без умысла смотря на дисплей. Чимин отмирает чуть позже, когда Чон не выдерживает удивленного вздоха. Увидел имя их босса, с которым Пак на короткой ноге? Переводит взгляд и тоже замирает. Не то, чтобы не ждал, просто поздновато тот очухался. Азарт расползается по венам. — Мин Юнги? Чем обязан? — Где Хосок? В тишине кухни слышно собеседника. Юнги звучит очень грубо, говорит всего две фразы, но даже они заставляют поежиться. Хосок за последнее время узнает много нового о нем, возможно, потому что раньше никогда не попадал в немилость? Он как рука из тьмы, тянет его обратно за шею, когда парень лишь вытянул руку к свету. Чимин не теряется, видно, что привык к разговорам с трудными людьми. — Дома. Со мной. Пак чувствует превосходство, не мог не воспользоваться. Надо — спишет на пьяную панику, нет — на желание защитить. Отказывать в собственных капризах в данный момент лишено смысла. — Звучишь безумно глупо, — Юнги, очевидно, злится — Его дом не с тобой, но раз так вышло, что ты опять оказался рядом, то просто передай ему телефон. — Ты идиот? — Чимину надоело быть милым с человеком, причинившему Хосоку столько боли, — Если он выключил телефон, то значит ему не до тебя. — А до кого ему? До приставучей букашки? Думаешь я мало про тебя знаю? Хосок не выдерживает, выходит в ванную и включает кран на полную, чтобы не слышать. Раковина наполняется быстро, появляется соблазн опуститься в остужающую воду, держат лишь назойливые воспоминания о предыдущем разе. Который раз он плачет, который раз осыпается на клочки. И речи быть не может о разговоре. Он не выдержит, сорвется, слова не проронит. С одной стороны, неплохо, что взял трубку Чимин. Пусть будет так, пусть знает с кем Чон сейчас. — Эй, — дверь открывается с той стороны, младший выглядит чуть насторожено, — Перестарался, слегка. Хосок поворачивается, являясь в ныне дежурном виде. Сам подходит ближе, долго смотрит и непредвиденно для обоих, кивает. Пак понимает правильно. Чон позволяет Чимину притянуть себя ближе, тот мягко выцеловывает соленые щеки, обходя губы. Ему тоже хочется побыть эгоистом, ему тоже хочется тепла, объятий и нужности. Правда, это будет лишь в один единственный раз. Хосок сам прикладывается к губам, аккуратно, почти невесомо, на страх не остается сил. Есть только надежда на понимание. Пак не отталкивает, наоборот, мягко перебирает губы в ответ, одной рукой поглаживая по спине, успокаивая. Целоваться с Чимином не страшно, не плохо и не больно. Без пресловутых бабочек в животе, без чувства невесомости. Спокойно, приятно. Не более. — Слегка торопишься, милый, — Мягкое прозвище не пугает, не вызывает ничего, кроме небольшого удивления, — Ты еще не отошел, все в порядке, я буду ждать сколько угодно. На пути все равно больше никого нет.