Kiora бета
Размер:
планируется Макси, написано 112 страниц, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
56 Нравится 76 Отзывы 25 В сборник Скачать

Глава восьмая, в которой братья Не впадают в уныние

Настройки текста
      Говоря о свободном ордене, Минцзюэ не преувеличивал, о чём Сичэнь узнаёт в тот же день. В крепости помимо двух братьев Не жило ещё порядка тридцати заклинателей, некоторых из которых ему повезло узнать лично. Например — Мэн Яо, личного помощника его спасителя, совсем юного, милого паренька со скромной улыбкой и искренним намерением помогать: в первый же день их знакомства он расспросил гостя обо всём, о чём только мог, вплоть до того, жарко ли горит по ночам камин и крепко ли спят господа крепости, чтобы увериться, что всё в порядке. Выяснилось совершенно случайно, что раньше его пускали в хозяйское крыло, что в обязанности входило в том числе воспитание и сопровождение младшего брата главы ордена Не (было очень тяжело свыкнуться с этой мыслью — существовал ещё один орден, кроме Вэнь и Цзинь). Отчего его вдруг приставили к хранилищу, осталось загадкой даже для самого помощника — последние полгода он только и делал, что записывал, кому какое оружие выдал, следил, чтобы металл не затупился, продукты не протухли, и носился из одной части крепости в другую в поисках должников. «Мне кажется, что в Нечистой Юдоли работаю только я!» — жаловался Мэн Яо, но отчего-то тут же терял запал и начинал извиняться. Как позже выяснилось, работал тут каждый, помимо А-Сана, в обязанности которого входили лишь обучение и тренировки. Первое Сичэнь очень скоро взял на себя, уверенный в своих знаниях и умениях — Минцзюэ был не против, а сам ребёнок внезапно воспылал энтузиазмом (жаль, ненадолго — учителем Лань Сичэнь оказался больно строгим).       Жизнь текла неравномерно, быстро, непредсказуемо — в этом «старик» убедился не только по словам нового собеседника, но и на личном опыте. Лань Хуаню, привыкшему к порядку и равновесию, в условиях, когда земля под ногами не была устойчивой в прямом и переносном смысле, оставалось лишь хвататься за то немногочисленное, что всегда оставалось неизменным и искать себе занятие в промежутках — на удивление, это было не так сложно.       Каждое утро Минцзюэ упражнялся с оружием, с необъяснимой грубой грацией раскидывая по углам любых противников. Порой, однако, он из дикого зверя превращался в терпеливого учителя, заставляющего Хуайсана вставать рядом и отрабатывать удары деревянной саблей. Иногда помимо младшего брата в огромном каменном зале за спиной главы выстраивались шеренги молодых юношей, готовых внимать каждому слову своего наставника и предводителя — тогда гул от вскриков и сталкивающихся сабель долетал до гостевых комнат, где жил «дедуля Лань». Гость старался присутствовать на занятиях, ловя взглядом каждое движение, словно стараясь запомнить, как нужно двигаться с оружием, но не всегда мог.       Порой, в промежутках между занятиями с А-Саном и наблюдениями за бытом других обитателей Юдоли, в нём пробуждалось огромное желание заняться чем-то, в чём он так же хорош, как Минцзюэ в бою — это было волшебное, неописуемое чувство, когда хотелось доказать не столько окружающим, сколько самому себе, что ты многое можешь. И как же приятно было понимать, что не нужно отказывать себе в таком удовольствии. Сичэнь привыкал к этой свободе, и с каждым днём внутри словно рвались канаты, сдерживавшие его большую часть жизни.       По вечерам же они сидели или друг напротив друга, или просто рядом, сжимая чужие ладони в своих. Обмен духовными силами напоминал по сути своей медитацию — только вот во время обычных медитаций Сичэня не пронизывали насквозь потоки густой, тягучей и горячей энергии, постепенно, по крупицам заполняющей опустошённое золотое ядро. Благодаря этому некогда молодой человек с каждым днём ощущал в себе всё больше и больше сил, у него крепла хватка, разглаживались морщинки. Он медленно, но верно исцелялся от своего личного проклятия, возвращался к прежнему облику: спустя семь дней музыкант был готов поклясться, что сможет оббежать вокруг крепости и не почувствовать боли в суставах, но проверять не рискнул. Спустя месяц от себя прежнего его отличал лишь белоснежный цвет волос. Минцзюэ довольно улыбался, уверяя его, что ещё немного, и можно будет начать тренироваться, чтобы золотое ядро начало работать, как положено: вырабатывать свою собственную энергию, а не просто поглощать чужую. «Из тебя бы вышел сильный заклинатель» — признаёт мужчина, и от его слов на душе почему-то становится радостно.       И всё же было одно «но», заметно усложнившее гостю жизнь: с каждым разом, когда ладонь ложилась в чужую руку, ощущения становились всё страннее — сначала помимо прилива сил Лань Хуань почувствовал щекотную смесь тепла и смятения, едва-едва заметные нотки гнева и отчаянья, потом эти чувства окрепли, приобрели вид неясных, размытых, но отчего-то знакомых образов… Сичэнь чувствовал, что с каждым разом всё глубже и глубже прощупывает, чувствует душу сидящего напротив мужчины, тонет в его мыслях и переживаниях, и его пугало то, что это казалось правильным. Ему нравилось то, что он видит и ощущает, как и то, что теперь, понимая смятение души Минцзюэ, он мог успокоить его одним правильным словом. Каждый раз, когда эти мысли посещают голову, ему становится неловко и странно, хочется одновременно отвести взгляд и не сводить его никогда.       Сичэнь не понимает, что ему делать. Не знает, что думать и как действовать в те моменты, когда даже чужой гнев воспринимается, как нечто родное, близкое. Мысленно он клянётся заставить себя бороться с этим и душит мысль о том, чтобы просто потонуть в этих чувствах.

***

      С подачи отнюдь не лёгкой руки Минцзюэ небольшую подсобку в хозяйском крыле относительно недавно определили под его, Сичэня, личную кухоньку, поскольку ходить до основной было далеко, тяжело и несподручно. Все смущённые отнекивания мужчина отрезал на корню: «Если хочешь просто попить чай — нет нужды мешать поварам заниматься своими делами». Вот только на этой кухне на следующий же день стал появляться маленький любопытный сладкоежка, клятвенно уверяющий до сих пор, что все конфеты и пироги съедает старший брат, а не он. Сичэнь не был против, на следующий же день предложив мальчику присоединиться к нему. Со временем для обоих братьев Не чаепитие в компании «учителя Ланя» стало обычным делом.       Прикрыв слегка болящие после напряжённого дня глаза, он насыпает в чайник заварку и заливает её горячей водой, так любезно подогретой Биси — демон щурился, обвивая стальную посуду лапами, и то и дело посматривал на Лань Хуаня странным, грустным взглядом, ластился к руке и едва ли не мурчал, когда ладонь проскальзывала между висящих ушей — удивительно, но пламя не жгло, лишь согревая. В первый раз Сичэнь был удивлён, потом — рад, что демон признал его, позволил себя коснуться, ведь погладить необычного зверя хотелось с первой встречи, с того самого момента, как он увидел широкую ладонь хозяина крепости, объятую пламенем. Биси всякий раз радовался, видя, что гость направляется к нему, разгорался сильнее, утробно урчал.       Решив вечером непременно посидеть рядом с «Хранителем очага» и пообщаться с ним, очевидно, одиноким в огромном зале, молодой человек ставит на поднос три аккуратные чашки и оглядывает комнату взглядом в поисках чего-нибудь сладкого — ничего не осталось. Юноша (теперь уже больше телом, чем душой, и от этого контраста становится смешно и легко) тяжело вздыхает и слегка мотает головой, словно отгоняя мысли о нарушенном личном пространстве. Он до сих пор не мог привыкнуть, что тут в порядке вещей следовать принципу «кто успел — тот и съел». Не хочешь остаться с носом? прячь вкусности повыше! Хуайсан — не Ванцзи, строго следующий каждому правилу дяди и принимающий пищу лишь в положенное время. Порой, вспоминая о брате, Лань Хуань ловил себя на мысли, что хочет увидеться с ним — серьёзным не по годам, но таким одиноким. Перед А-Чжанем было стыдно, ведь он бросил брата одного в погоне за собственным благом. Всё чаще и чаще молодой мужчина задумывался над тем, правильно ли он поступил. — Учитель Лань! — восклик Хуайсана выдёргивает его из скорбных размышлений. Вбегая в кухню и хватаясь за гостя, как за спасительную соломинку, мальчишка тяжело дышит, переводит дух. Молодому человеку с трудом удаётся не уронить чайник с кипятком от неожиданности. Тот поднял на учителя напуганные, но такие хитрые-хитрые, азартные глазки и попросил громким шёпотом: — Спаси меня! Скажи, что А-Сана тут нет!       Отлипнув от молодого мужчины, младший Не залез под стол и несильно дёрнул скатерть вниз, чтобы его было не видно. Торчали лишь худые коленки и светлые ботинки.       Когда из коридора раздаётся почти звериное, утробное рычание и слышатся тяжёлые шаги, Сичэнь уже не может сдержать улыбки. Маленький проказник, кажется, снова что-то натворил, а что именно Лань Хуань видит, когда на кухню входит его старший брат. Выразительное лицо господина крепости исчерчено чёрной тушью на манер кошачьих усов, на лбу аккуратными иероглифами выписано «Злюка», волосы растрёпаны, и привычный высокий хвост съехал на бок. Очевидно, мужчина задремал — так часто случалось, когда ему приходилось разбирать бесконечные горы отчётов и изучать карты местности. А-Сан не преминул воспользоваться шансом немного напакостничать старшему брату, утром отобравшему у него из рук любимый веер. — Только не говори мне, что «А-Сана тут нет», — фыркает мужчина. В его взгляде злости почти нет, но Сичэнь понимает, что разобраться с проказой младшего брата — дело принципа. — Я слышал, как он звал тебя. — Но, Минцзюэ-сюн, А-Сана и правда тут нет, — мягко улыбается гость, беря в руки небольшое полотенце и смачивая его в ведре с прохладной водой. Секунду он колеблется, рассматривая лицо заклинателя, сосредоточенное, но спокойное, прежде чем провести влажной тканью по щеке. — Он сам так сказал.       Ткань под пальцами нагревается почти мгновенно. Сичэнь словно водит рукой по раскалённому металлу, не может оторваться. У Минцзюэ довольно грубые, хоть и плавные, черты лица, хорошо выраженные скулы, и острый, притягательный взгляд. Оторвав ткань от загорелой кожи, он ещё раз касается кончиками пальцев места, где недавно были неровные полоски… и тут же одёргивает руку. К голове внезапно приливает кровь, а пальцы холодеют; кончики ушей, красных от стыда за свою вольность, молодой человек прячет за длинными белыми прядями. Ловить на себе изучающий взгляд хозяина крепости — всё равно что стоять под градом из огненных стрел. По коже пробегает табун мурашек.       Из мимолётного (по ощущениям — вечного) оцепенения его выводит копошение под столом. Лань Хуань снова улыбается, как бы демонстративно разворачивая светлое полотенце. На ткани остались чёрные разводы. — Видишь, Минцзюэ-сюн? Ничего страшного. — Да, — тихо фыркает мужчина, и Сичэню кажется, что он тоже смущён, но он гонит эту мысль прочь. — Но А-Сан провинился. Тушь я смою, но это не значит, что забуду про его поступок! Он у меня месяц будет каждый день проводить на тренировочном поле!       Однако, вопреки грозному тону, Минцзюэ лишь тяжело вздыхает, забирая полотенце из рук Сичэня, на пару секунд касаясь его ладони, и сам, довольно грубо, быстро, стирает оставшуюся тушь. Чувствует себя мужчина определённо странно, но никогда не признается в этом. Вместо этого он бросает взгляд на сервиз на столе и бурчит: — Пойдём в зал, я составлю тебе компанию.       Сичэнь улыбается ему благодарно и ободряюще — не улыбнуться в ответ невозможно. Они и правда уходят в зал, садятся у камина. Мужчина внимательно слушает об успехах брата, ловя себя на мысли, что роль учителя собеседнику определённо подходила. Ни с кем Хуайсан не занимался с такой охотой, как с Лань Хуанем: на вопрос, как он этого добился, молодой человек лишь загадочно пожал плечами.       С младшего господина крепости разговор плавно перетёк на семью гостя, и Минцзюэ не мог не заметить грусти в его светлых глазах, как исказилась привычная, милая улыбка и притих голос. Забежавший в зал виновник недавнего происшествия Минцзюэ уже не волновал, он старательно обдумывал одну несложную, казалось бы, задачу: как поднять Сичэню настроение? Ответ нашёлся быстро — его брат должен был отправиться в Юньмэн, а крепость как раз будет проходить недалеко от тех мест. Биси довольно урчал под рукой, и этот гулкий звук разгонял по телу потоки энергии, глушащие все чувства, кроме тепла и пульсации золотого ядра внутри.       Погрузившись в свои размышления, Минцзюэ не сразу заметил, что демон отполз в сторону, медленными шажками приближаясь к Сичэню. Молодой человек смотрел на полудракона полукота с лёгкой улыбкой, наслаждаясь переливами огоньков и приятным теплом. Он любил вот так просто греться у камина, а приятная компания лишь дополняла атмосферу. Юноша уже привычно протянул руку к демону, когда тот дополз до последнего бревна и вытянулся в его сторону, опуская ладонь в тёплое пламя, нежно охватившее бледную кожу, когда с разных сторон раздался синхронный вскрик: — Дедуля Лань! — Сичэнь!       Братья подорвались одновременно: Лань Хуань почувствовал, как его руку грубо отталкивают в сторону от обиженно фыркающего Биси, и кто-то толкает в сторону. Он не был уверен, кто именно испугался сильнее: он или Минцзюэ, застывший напротив и крепко сжимающий чужую руку в своей. Такое привычное касание отчего-то показалось новым, нежнее прежнего.       Хозяин крепости внимательно смотрит на тонкое запястье гостя, нежно проводит по каждому пальцу, на его лице проступает хмурое удивление. — Ожогов нет, — констатирует факт мужчина, заглядывает в глаза Лань Хуаня и порывисто целует тыльную сторону его ладони. Молодой человек замирает, следя за действиями мужчины во все глаза, не веря в реальность происходящего и не понимая, что так сильно выбило старшего Не из колеи. — Биси, что это было, чёрт возьми?! — Минцзюэ-сюн, — Сичэнь сжимает чужую ладонь между двух своих, успокаивающе заглядывает в глаза. — Всё в порядке. Не ругай его, — Отпустив руку мужчины, учитель мягко приобнимает пихающего его прочь от камина Хуайсана за плечи, гладит по волосам. Мальчик всхлипывает, обнимая его своими маленькими ладошками, и бурчит что-то невнятное.       Демон сконфуженно съёжился, смотря на хозяина так, словно его лишили здоровенного куска мяса, фырчит. Лань Хуаню кажется, что этот удивительный зверь ведёт себя, как ребёнок. — Я хочу, чтобы со мной тоже пообщались, погладили, хозяин. Ласки хочу. Вы ушли в свои мысли, мне скучно, — поясняет демон, сильно махая длинным огненным хвостом. — Я всё же тоже разумное существо, а не простой огонь.       Минцзюэ смотрит на необожжённую светлую ладонь, гладящую А-Сана по волосам, и тяжело вздыхает. Следит за тем, как Биси снова ластится к Сичэню, и понимает, что этот человек — совершенно точно особенный. И демон, и брат тянулись к нему с одинаковым благоговением, и он не сказал бы, что ему не хочется сделать так же, поставляясь под ненавязчивое, ласковое прикосновение музыкальных пальцев. — Прости, — окликивает он гостя, тяжело выдыхая и проводя рукой по растрёпанным волосам. — Это было… грубо.       Глава ордена удаляется из общего зала в растерянных чувствах и в чёткой уверенности, что он просто обязан сделать для этого человека что-то хорошее: для начала, доставить в Юньмэн. Оставшиеся же в зале люди проводили его непонимающими взглядами. А-Сан тихо-тихо поинтересовался: — Учитель Лань, а ты точно не волшебник?.. — на непонимающий взгляд мальчик ответил простым пожиманием плеч, ничего не поясняет. Он просто не знал, что да-гэ умеет извиняться за грубость.

***

      На следующий день Лань Хуаня разбудил Не Минцзюэ, одетый почему-то опрятнее обычного и улыбающийся непривычно, заговорщически. Сичэнь сонно протёр глаза, осмотрелся и первым делом обратил внимание на два свёртка у края кровати и небольшое ведро с полотенцем. Хозяин крепости пояснил: — Новая одежда и всякие мелочи. Тебе должно понравится. Переодевайся, мы тебя ждём.       Минцзюэ всё это время не сводил взгляда с лица гостя: эмоции на нём сменяли одна другую, начиная с сонного непонимания, заканчивая удивлением. Оставшись довольным, мужчина мягко провёл ладонью по волосам, пропуская длинную белую прядь между пальцев. Одному небу известно, о чём он думал, но от такого, казалось бы, невинного жеста у Сичэня внутри что-то ёкнуло, он проснулся окончательно. Глава Не тихо усмехнулся, отходя на шаг назад, и скрывается за дверью.       Оставшись один на один со своими мыслями, Лань Хуань позволяет себе закрыть покрасневшее лицо руками и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, приходя в себя. Поднявшись с кровати, он первым делом распахивает занавески, впуская в помещение солнечный свет, а после — разворачивает свёртки, оставленные ему Минцзюэ. В первом и правда оказывается одежда, но Лань Хуань не уверен, что хоть где-то вообще видел такую. «Неужели её сшили на заказ?..» — думает он, рассматривая красивые, лёгкие узоры золотистых облаков на светло-бирюзовой шелковистой, но плотной ткани накидки. Следом принимается рассматривать рубашку, по внешнему виду и запаху у горла неуловимо напоминающую традиционную одежду. Белоснежная хлопковая ткань на манжетах и вороте была украшена всё теми же облаками, но голубовато-зелёного цвета, с редкими листьями на изображённых длинными вихристыми линиями порывах ветра. Свободные брюки были простого кроя, но сделаны из очень хорошей светлой ткани. Во втором же свёртке обнаружилось несколько заколок и длинная белая лента с такими же, как на рубашке, узорами. Лань Хуань бросил взгляд на свою семейную ленту, отмечая, что они очень похожи, и мысленно поразился внимательности своего спасителя к деталям. Сомнений, что все эти вещи были сделаны специально для него, не осталось совсем.       Сичэнь машинально прикусил губу, подходя к умывальнику и ополаскивая лицо, прежде чем начать переодеваться. В голове роились мысли: к чему такая спешка? Минцзюэ любил поспать — это он узнал в первые дни своего прибывания в крепости, а сейчас мужчина встал раньше него, Сичэня, просыпающегося последний месяц ровно в семь (на два часа позже, чем дома, но разве это важно?). Для чего так много стараний? Новая одежда, украшения… Да и сам Минцзюэ выглядел наряднее прежнего. Что он задумал?       Одежда села идеально, но когда дело дошло до волос Сичэнь осёкся, бросив взгляд на новую ленту, и всё же перевязал лоб привычной, родной, хотя и задумался, не оскорбится ли его благодетель? Ещё спустя минуту волосы были собраны в высокий хвост золотистой заколкой, похожей на ту, которой собирали причёски братья. Весь его вид, отразившийся в зеркале, неуловимо напоминал о доме бело-голубыми оттенками. Из образа выбивалась лишь зелёная накидка с широкими рукавами, больше характерная для ордена Не, но почему-то именно она нравилась Сичэню больше всего. Поправив невидимые складки, молодой человек взял в руки Лебин, на которой он снова начал играть с тех пор, как Минцзюэ заверил его, что его ядро снова работает, снова излучает внутреннюю энергию, и перестал делиться своей (отчего первое время было немного обидно и тоскливо — чужое тепло стало привычным, лишиться его было больно), и прикрепил к поясу.       За дверью его ждали. Рядом с привалившимся к стенке Минцзюэ стоял Хуайсан, опрятненький, с непривычно собранными в пучок на макушке волосами и маленьким веером в руках. Он то и дело крутился вокруг себя, отчего-то счастливый и радостный, и иногда дёргал брата за золотистое украшение на рукояти сабли. — Ну, ну, мы уже летим? Скажи, что летим, да-гэ, пожалуйста! — Да, летим, если Сичэнь готов, — Внимательный, серьёзный взгляд карих глаз на секунду смутил учителя, но он быстро взял себя в руки, отвечая на него улыбкой. Минцзюэ слабо кивает и спрашивает скорее из вежливости, чем всерьёз: — В прошлый раз полёт тебя не напугал? — Ни капли, Минцзюэ-сюн, скорее наоборот, вдохновил, — честно признаётся Сичэнь, нервно теребя конец ленты. — Но куда мы направляемся? — В Юньмэн! Я увижу Цзян-сюна, а ты братика! — Хуайсан! — рявкнул старший Не, отчего младший брат тихо взвизгнул и спрятался за Сичэня, буквально потерявшего дар речи. Минцзюэ резко сменил тон, тяжело выдыхая, — Это должен был быть сюрприз. Язык без костей, так бы и вырвал. Идём, — он осторожно взял молодого человека под руку, укладывая чужую ладонь себе на локоть и направляя его к выходу из крепости. Хуайсан радостно схватился за свободную руку учителя.       Сичэнь настолько углубился в свои мысли (в голове пульсировала одна-единственная навязчивая мысль: «Я увижу брата»), что совершенно не заметил, как именно они оказались в воздухе. Лишь ощущал под ногами узкую опору, а на талии — крепкую ладонь. Лишь в воздухе он понял, что стоит на широком лезвии сабли. Подняв голову и слегка повернувшись назад, он заметил, что А-Сан радостно сидит у старшего брата на плечах, крепко вцепившись в ворот его одежд, и оглядывается по сторонам, то и дело вставляя что-то про красоту природы, а сам Минцзюэ сосредоточенно смотрит вдаль, и на лице у него едва-едва проступает некоторое напряжение. «Это должен был быть сюрприз» — ударяет в голову, и Сичэнь не уверен, что он сейчас хотел бы сделать — мысли смущают до покрасневших кончиков ушей.       Как громом ударенный, Лань Хуань так и не смог расслабиться вплоть до того момента, как они опустились на землю недалеко от озера, на другом краю которого виднелись деревянные постройки. Минцзюэ, добрых полчаса заставлявший саблю нести на себе трёх людей, устало убрал Бася в ножны и фыркнул вслед своим спутникам. Лань Хуань, вопреки всем приличиям и правилам, буквально бежит к причалу с небольшой лодкой на привязи, смотрит вдаль и в его взгляде читается такое воодушевление, что хозяин крепости забывает об усталости.       Старик, задремавший в лодке в обнимку с веслом, подорвался от торопливого шага и тут же радостно закивал: — Молодой господин Не! Давненько вас не видел, садитесь, вмиг домчу! Господин Цзян мне как раз новые талисманы сделал, — пошире раскрыв глаза, мужчина покачал головой в изумлении. — А это кто, господа? Неужто жениться решили? Ой и хороша красавица! Как ваша покойная матушка некогда! — Эй, старик, глупостей не говори, — полурык главы ордена старика не смущает, тот лишь отмахивается. — Этого молодого господина зовут Лань Сичэнь, он мой почётный гость и учитель А-Сана, — Минцзюэ грузно запрыгнул в лодку первым, протягивая руку оцепеневшему от непонимания и смущения Ланю, а следом и младшему брату.       Лодка тронулась, следовало мужчине лишь прикрепить на нос небольшую прямоугольную бумажку, исписанную киноварью. Сичэнь не слушал, о чём говорили со стариком братья Не, всматриваясь в прозрачную гладь воды и рассматривая бутоны лотосов. Название этого места определённо оправдывало себя. Особенно много цветов было в самой пристани: стебли буквально оплетали деревянные помосты, а лодки словно скользили сквозь лепестки. Молодой человек машинально опустил руку к воде, касаясь трепетных цветов кончиками пальцев.       Путь занял чуть меньше двадцати минут. Когда они прибыли, Лань Хуань выходил последним, держась за руку Минцзюэ и честно стараясь не упасть. Когда он сидел в лодке, то качка была практически незаметна, но стоило встать — и опора резко стала куда менее устойчивой, чем лезвие сабли. Сичэнь едва ли не падает на своего спутника, когда борт наклоняется к воде, лизнувшей носок ботинка, а следом — смотрит на довольно выпорхнувшего из лодки Хуайсана и корит себя за неловкость. Впрочем, кажется, никого это не смущает: старший из братьев легко и непринуждённо укладывает его ладонь себе на изгиб локтя, чему Сичэнь не противится, даже наоборот, а второй рукой хватает младшего брата за шкирку и велит идти рядом, не убегать.       Улицы в Юньмэне гудят от оживлённых голосов, радостных мальчишек, таскающих за собой разукрашенных воздушных змеев, однако, по мере приближения к резиденции ордена Цзян, становилось тише, и крики толпы сменились синхронными вскриками учеников, тренирующих дыхание во время ударов. Сичэнь почувствовал, как по коже пробежали мурашки, когда Минцзюэ отпустил его руку, вставая напротив двух охранников главных ворот. Те смотрят на него с уважением, а на Хуайсана — с какой-то непонятной теплотой. Им отворяют ворота, но мужчина не спешит проходить внутрь, уточняя, на месте ли глава ордена, его жена и сыновья, не случалось ли ничего странного. А следом оборачивается к своему спутнику, спрашивая, как бы невзначай: — Сколько лет твоему брату? — Двенадцать, — не задумываясь отвечает молодой человек и продолжает наблюдать. — Слышали? — продолжает диалог с учениками ордена Цзян Минцзюэ, — Где можно найти младших приглашённых адептов?       Юноши задумчиво смотрят на Сичэня, словно изучая, а следом довольно кивают в сторону, указывая направление рукой. — А я-то думаю, почему спутник господина Не кажется мне знакомым, — улыбнулся один из стражников. — Юные дарования сейчас у лотосового бассейна с мадам Юй. Думаю, вам будет, что обсудить. Недавно к нам приходили заклинатели ордена Вэнь, намереваясь забрать всех учеников — госпожа в ярости! — он слегка кланяется Минцзюэ и поворачивается к Хуайсану, протягивая ему мешочек с семенами лотоса. — Молодой господин Цзян и А-Сянь тоже там, А-Сан, может, матушка даже разрешит им поиграть с тобой. — Ура! Спасибо, Тао-гэ*! — улыбается мальчик и порывисто обнимает юношу.       Сичэнь почтительно кланяется каждому из стражников, проходя следом, и с удивлением, не позволяя себя пялится, вопреки желанию, осматривает высокие деревянные колонны, аккуратные сады, фиолетовые знамения. Подходя к пруду, откуда раздавался громкий женский голос, Минцзюэ слегка приподнимает руку, останавливается и просит Сичэня остаться. Хуайсан тянет учителя к ступенькам резиденции, и Лань Хуань повинуется, но не садится. Не знает, можно ли, и сможет ли он потом встать — всё тело слегка онемело.       Глава ордена Не скрывается в проходе к лотосовому пруду — звуков становится почти не слышно, а следом из ворот выходит толпа мальчишек, двое из которых целенаправленно идут к Хуайсану. Тот подрывается с места, бросаясь к друзьям с радостным криком. — Цзян-сюн! Вэй-сюн! — мальчики обнимаются, и Лань Хуань улыбается. А-Сан тут же оборачивается на него и представляет учителя друзям: — Это Лань Сичэнь! Он мой учитель и гость брата!       Мальчик в серо-красных одеждах смотрит на Сичэня внимательно-внимательно, а потом, когда в глазах мелькает какое-то смутное осознание, убегает прочь. Когда он возвращается, следом за ним неохотно плетётся мальчик в белых одеждах, и у Лань Хуаня замирает сердце. Он только и может, что сделать пару шагов навстречу, и тут же замереть, поджимая губы. Сичэнь не знает, имеет ли он право разговаривать с братом, смотрящим на него неверяще, с обидой и грустью в глубоких светлых глазах. — Лань Чжань, Лань Чжань, я же сказал тебе! Вы как две капли! И фамилия одна! Разве что этот господин странный, волосы белые, и накидка ордена Не… — Вэй Ин, как его окрикивает мальчик в фиолетовых одеждах, замолкает, видя, что Лань Ванцзи и сам всё видит, сам всё знает, и отходит в сторону, к болтающим А-Сану и наследнику Цзян. — Мгм, — кивает мальчик и забирает свою руку из захвата нового друга. Сичэнь чувствует облегчение: брат не одинок, у него тут есть друзья. Ванцзи делает к нему несколько шагов, и понуро, тихо-тихо спрашивает, остановившись на расстоянии пары шагов: — Брат?..       Сичэнь давит всхлип, в очередной раз забывая про все приличия, сокращает расстояние между ними до нуля и крепко-крепко прижимает младшего брата к груди. Внутри бушует не одна тысяча эмоций, но сильнее всего на сердце давит грусть и вина. Ванцзи сжимает его рубашку в своих небольших, но крепких ладонях, мелко-мелко дрожит и сам вжимается в старшего брата — Сичэню стыдно, что его спокойный, сдержанный брат чувствует себя так растерянно, неуверенно, словно брошенный котёнок, которого вновь подобрали. Он шепчет слова извинения, зарываясь музыкальными пальцами в длинные тёмные волосы. Когда оба брата смогли немного прийти в себя, Сичэнь стирает с щёк слёзы и позволяет А-Чжаню увести его в место, где они могут побыть лишь вдвоём.       Ванцзи что-то тихо спрашивает: почему ушёл? где он был? почему не возвращался домой? Молодой человек отвечает на все, так же тихо, в полтона. — Со мной случилось кое-что очень-очень плохое, А-Чжань, — честно признаётся Лань Хуань, садясь на скамейку у пруда и притягивая брата к себе. Обычно они не позволили бы себе такое прямое проявление привязанности, но сейчас рядом нет дяди, они не в Гусу, а на душе слишком спокойно впервые за долгое время, чтобы сдерживаться. — Минцзюэ-сюн помог мне и сейчас я живу с ним и А-Саном. Представляешь, они зовут меня «Учитель Лань», совсем как дядю. — Мгм, — кивает мальчик, сжимая в руках одежду старшего брата, — Ты — не дядя. Ты добрее, — Лань Чжань слегка морщит носик, и Сичэню становится немного теплее на душе. Он нежно целует брата в макушку и видит, как на безразличном лице глаза начинают искриться счастьем. Ванцзи крепко-крепко сжимает руку брата и смотрит в его глаза. — Твои волосы. — Ох, — Лань Хуань неловко заправляет белоснежную прядь за ухо и смотрит чуть в сторону. — Это всё из-за… одного нехорошего человека. Он меня проклял, — видя, как на лице брата отражается ужас, Сичэнь поспешил его успокоить: — Но всё позади! Минцзюэ-сюн снял с меня это заклятие. Ещё немного, и я стану прежним. — И вернёшься домой? — тихо интересуется Ванцзи и опускает взгляд. Боится услышать «нет», и Лань Хуань это понимает. Он не может расстраивать брата, он не простит себе его слёз и одиночества. Поэтому слегка кивает: — Да, и вернусь к тебе.

***

— Да-гэ! — у Хуайсана глаза на мокром месте, и Минцзюэ почти плевать на то, как картинно госпожа Пристани Лотоса закатывает глаза, видя маленького ревущего мальчика. — Хуайсан, быстро успокойся. Я занят, не видишь? — Учитель Лань хочет от нас уйти! — невнятно, запинаясь, воет малыш и мужчина хмурится, чувствуя, как кольнуло что-то в районе сердца.       Мадам Юй просит сына увести младшего брата главы Не из зала, когда тот приходит в себя, и предлагает возобновить разговор о клане Вэнь. Минцзюэ идею поддерживает, предлагает меры по обороне, обещает поддержку своего ордена.       Но из головы не уходят слова младшего брата, а настроение с каждой секундой становится всё хуже.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.