раны

Макс приходит в себя в каком-то тесном и душном помещении. Вокруг темно, руки больно стянуты за спиной чем-то тонким и прочным, а сам он лежит в неудобной позе так, что даже дышать трудно. Затылок горит огнём после удара, от которого Макс вырубился, и он шипит коротко, стараясь дотянуться непослушными затёкшими пальцами до ботинка, в котором спрятана маленькая частичка паранойи Васи – небольшой жучок. Если его активировать, муж поймёт, что что-то произошло. Волков пыхтит, стараясь достать до щиколотки, но поза, в которой он лежит, настолько неудобная, что это физически невозможно. Чьё-то колено упирается в грудь, не давая нормально пошевелиться, и Макс щурится, стараясь в редких полосках света, пробивающихся из замочной скважины багажника, рассмотреть, с кем он лежит. Впрочем, в этом нет необходимости, потому что через мгновение человек голосом Коли тихо проговаривает: – В настолько интересной ситуации никогда не оказывался даже я. – Коля… Ты чт-… – Макс проглатывает рвущиеся наружу глупые вопросы, сразу же переходя к делу. – Ты можешь дотянуться до моего правого ботинка? – Надеюсь, у тебя там что-то полезное. – Жучок. Давай быстрее. Коля выдыхает, чуть смещаясь в тесном пространстве, и Макс чувствует, как чужие пальцы неуклюже начинают ощупывать его левую лодыжку. – Коля, это левая! – Не смог удержаться. Люблю твои ножки. – Ты… господи, невыносим просто… – Ну не бухти, Миксер. Сейчас всё сделаем. Руки Лисицы вытаскивают жучок за мгновение до того, как ровная дорога сменяется на ухабистую просёлочную. Они трясутся в багажнике, как два мешка с землёй, больно сталкиваясь коленями, пока Макс, стараясь преодолеть стучащие от неизвестности и страха зубы, объясняет Коле, куда нужно нажать, чтобы активировать маячок. А ведь всё было хорошо. Спокойный месяц рутинной работы после громкого дела. Они думали, что всё прошло. Что оставшиеся на свободе люди Гончарова не будут мстить, начнут новую жизнь, используют дарованный судьбой шанс. Видимо, шанс этот был им не нужен. Последнее, что Макс помнит – это знакомый двор собственного дома, чьи-то шаги позади и боль. Слава всем богам, что он решил выйти в магазин один, а Аня осталась дома. Главное, чтобы с ней всё было хорошо. Макс не замечает, что его мелко трясёт, пока Коля не проговаривает тихо: – Всё будет хорошо, Макс. Ты выберешься, обещаю. – Мы выберемся. – Поправляет его Волков и шипит, когда колено Коли на очередной кочке больно бьёт в грудь. – Шпала длинноногая, на тебя этот багажник не рассчитан. – Ну простите, что вторгся в ваши царские апартаменты. Свободных номеров больше не было. Макс фыркает немного истерично и чувствует, как замирает сердце, когда машина останавливается. Слышатся чьи-то голоса, звуки открывающихся дверей и приближающиеся шаги. Звенят ключи, и через мгновение дверца багажника открывается, впуская внутрь слепящие лучи солнца. Чьи-то руки грубо хватают Макса, вытаскивая наружу, и больно вздёргивают наверх, когда затёкшие ноги оступаются. Его протаскивают несколько метров, заставляя встать на колени у раскидистого клёна, и привыкшими к свету глазами Волков осматривается. Они в лесу. Самом обычном лесу ранней осени, с начавшими желтеть листьями и деревьями вокруг. Такого леса вокруг города сотни километров, а они и ехали ещё порядочно по просёлочной дороге. Как же Вася их найдёт?.. Из панических мыслей вырывает звук приближающихся шагов. Макс поднимает голову, чувствуя, как точно также поставили на колени рядом Колю, и смотрит на мужчину, что подходит к ним с довольной ухмылкой на широком скуластом лице. Тот чуть склоняется к ним, заглядывая в глаза. – Привет от Гончара. – Ну он извращуга. – Отвечает Коля рядом, и Макс прикрывает глаза, мысленно умоляя его вспомнить лекции по правильной коммуникации с преступниками, но Лисица продолжает. – Ты ему передай, что мы в такие игры не играем. А, ты не можешь, он же на зоне. Ухмылка на лице мужчины не исчезает, даже становится шире, когда он, коротко замахнувшись, бьёт Колю по голове. Макс заставляет себя не шевелиться, только взволнованно смотрит, как друг выпрямляется с рассеченной левой бровью. Невыносимо хочется помочь, поддержать, сказать, чтобы молчал в тряпочку, но руки всё ещё скованны за спиной, а цепкие глаза незнакомого мужика наблюдают, готовые считать любой повод для очередного удара. Собравшись с силами, Волков проговаривает максимально спокойным тоном: – Что вам нужно? – Всё очень просто. Одна мадама заказала нам вас, чтобы отомстить за мужа. – Отвечает мужик и достаёт из кармана складной нож. Макс вздрагивает от раздавшегося щелчка открывшегося лезвия. – Надо признать, столько бабла наличкой я увидел впервые в жизни, так что не обессудьте. – Нет, постойте, мы можем просто… Мужик, будто даже не слушая, обходит их, и Макс удивлённо чувствует, как сдерживающая запястья лента рвётся. Позади слышится звук перезаряжаемого оружия. Рядом с ними с грохотом падают две лопаты. – Могилу себе копайте. Братскую. Мне ещё спину рвать ради мусоров не хватало. Макс, растирающий запястья, бросает взгляд влево, встречаясь с побледневшим лицом Коли, и тянется за лопатой. Лисица, вставший с колен, привычно возвышается рядом и оборачивается лицом к двум мужикам, наставившим на них пистолеты. Улыбается зло, и Макс тянется тронуть его за рукав, чтобы молчал, но тот всё равно начинает: – А крестик хоть будет? Второй мужчина, парень скорее, наверное, моложе самого Макса, с подвижным лицом и нервными движениями, дерзко отвечает: – Вертухаям не положено. Лисица ухмыляется. – Перед вертухаями на зоне будешь жопой вертеть, блатной недоделанный, нас по-другому называют. Хоть бы жаргон подучил, чтоб не позориться. Молодой парень, вспыльчивый и агрессивный, краснеет от злости и идёт на Колю, выставив оружие вперёд. Из-за разницы в росте пистолет его упирается Лисице куда-то в грудь, а ему самому приходится поднимать голову. Это выглядело бы забавно, не будь так страшно. Макс вцепляется дрожащей ладонью в Колину кофту, будто в попытке вытащить его из-под пули, если выстрел раздастся. Думает: «заткнись, бога ради, молчи». Мужик постарше, наблюдавший за ними, смеётся грудным смехом. Проговаривает своему напарнику: – Да не бузи ты, Сыч, рано ещё. Пусть выкопают сначала. А то второй доходяга совсем, один могилу на двоих не осилит. – Этот меня бесит. – Убьём его вторым. – Мужик усмехается льдистыми глазами. – Будет смотреть, как его дружок медленно дохнет. Копайте. Макс пихает в руки продолжающего стоять Коли вторую лопату и разворачивает его спиной к их похитителям, чтобы не маячил своими наглыми синими глазами перед ними. Втыкает лопату в жесткую землю и просто надеется, что жучок сработает. Что Вася не слишком занят, чтобы пропустить сигнал. Что муж сможет найти их в этих бескрайних лесах. Что, если его действительно убьют первым, успеют спасти хотя бы Колю. Этого придурка, непонятно зачем лезущего на рожон. Лесная земля, не знавшая плуга и вспашки, очень твёрдая. Копать её тяжело и долго, но отдыхать им не дают. Постоянно подгоняют, на что Коля всегда огрызается, шутя что-то о дыхании перед смертью, чем пару раз выводит из себя молодого паренька. В итоге к моменту, как яма закончена, у него разбита бровь и налившийся чёрным синяк на скуле. Они стоят у самого края, взмокшие, грязные и уставшие от работы, когда бандит постарше решает, что могила готова. Говорит им встать спиной к яме и нарочито медленно зачитывает какие-то гадости, записанные на листочке его «заказчицей», которые Макс не слушает. Вместо этого Волков протягивает руку вбок, сжимает ладонь друга в своих пальцах и утыкается лицом в его плечо, не желая видеть перед смертью довольную морду головореза. Думает, а как Вася, Анечка и папы будут без него, он же даже не попрощался с ними. Он чувствует ладонью широкую руку Коли, его твердое тёплое плечо под щекой, концентрируясь на этих ощущениях, и не видит, как на поляну кто-то выбегает. В следующее мгновение происходит сразу несколько вещей: раздаются несколько выстрелов, чей-то крик, а небо и земля меняются местами, когда знакомая ладонь резко пихает его в грудь, сталкивая в яму. Макс больно ударяется спиной о землю так, что теряет дыхание, и, закашлявшись, приподнимается, цепляясь руками за грязные стены их несостоявшейся могилы. Встаёт на ноги, чтобы тут же увидеть рядом бледное ожесточённое лицо мужа. Радость от того, что Вася здесь, рядом, затмевает весь остальной мир, и Макс начинает осознавать, что что-то не так, только когда тот смотрит на него и жёстко проговаривает: – Максим, помоги мне. Иди сюда, скорее. Волков моргает, опуская взгляд, и чувствует, как падает сердце куда-то вниз при виде лежащего на земле Коли. Макс судорожно цепляется за траву, вылезая из ямы, и на коленях подползает поближе. Видит краем глаза два неподвижных тела неподалёку, но не уделяет им никакого внимания, пристраиваясь с другой стороны от поверхностно дышащего Лисицы. У того на груди аккуратное алое пятнышко с вяло вытекающей из него тёмной кровью. – Чт-то мне делать? – Проверь себя. Ты не ранен? – Нет, я не… – Проверь. Адреналин может скрывать от тебя боль. Макс инстинктивно слушается приказных ноток в голосе и опускает взгляд на собственное тело, но ничего не замечает и не чувствует – только боль от удара о землю и усталость. – Я в порядке. – Хорошо. Вася, резко снявший с себя рубашку, остаётся в одной майке, и Макс выдыхает, наблюдая, как тот начинает рвать ткань на относительно ровные лоскуты. Коля, лежавший непозволительно тихо для самого себя, хрипит немного невнятно: – Ну ты только глянь, Максон, твой мужик рвёт на себе одежду ради меня. Не ссы, терминатор, дам я тебе, дам, не торопись. Волков хватается за его прохладную ладонь и сипло отвечает, склонившись пониже: – Ты заткнёшься сегодня или нет? Молчи, ради бога, береги силы. – Силы на попиздеть у меня всегда будут. – Коля, блять! Лисица выдыхает, морщась от боли, и, наконец, замолкает. Смотрит куда-то в небо влажными глазами и хрипит длинно на каждом вдохе-выдохе. Вася, закончив рвать рубашку, ровно проговаривает, смотря Максу в глаза: – Я его сейчас приподниму, а ты посмотришь, есть ли выходное отверстие от пули на спине. Если есть, прикладываешь к нему ткань и сверху повязку, чтобы можно было закрепить её на груди, понял? – Да. Вася старается действовать осторожно, приподнимая Колю за плечи, но тот всё равно стонет, сжимая в ладонях горсти пожухлых осенних листьев. Дышит еле-еле, уткнувшись лицом в шею Васи, и Макс быстро осматривает его спину. Руки, которыми он проводит по Колиной футболке, остаются чистыми и не окровавленными. Волков судорожно пытается вспомнить, хорошо это или нет. Проговаривает быстро: – Не на вылет. Это плохо? – Врач определит. Лисица хрипит что-то невнятно, навалившись на Васю, и тот так сурово сдвигает брови в ответ, что Макс понимает без слов – друг сто процентов пошутил что-то о патологоанатомах. Машина, ждущая их за деревьями, Максу не знакома, но он едва ли обращает на это внимание. Просто усаживается на заднее сидение, устраивая тихо дышащего Колю на своих коленях, и слышит, как Вася копается с чем-то за рулём. Дорога ухабистая, и Волков пытается удерживать друга поровнее, обхватив своими руками. Смотрит в знакомые синие глаза, сейчас наполненные непроизвольными слезами боли, и успокаивающе проводит ладонью по кудряшкам. Импровизированные повязки медленно пропитываются кровью. – Эй, всё хорошо, Колюмбус. Теперь ты не только слушаешь о геройствах и ранениях, но и являешься непосредственным участником, да? Будет, о чём рассказать Котлу в ответ на его байки. Коля улыбается слабо бледными губами в ответ и медленно моргает. Макс понимает, что что-то не так, когда не слышит характерного сипа, сопровождающего каждый чужой вдох. Хмурится, склоняясь над другом, и касается чужой щеки пальцами, смотрит в глаза. – Коль, ты чего не дышишь? Нужно дышать. Дыши. Коля, дыши. Лисица снова моргает – две очередные слезинки скатываются по вискам вниз, впитываются в грязные штанины Макса – и болезненно изламывает брови. Хрипит очень тихо: – Бльн…дшать… – Я понимаю. Больно, да, но нужно. Давай вместе, потихоньку, ладно? Со мной, давай. Вдох-выдох. Скоро будет полегче, обещаю. Вдох-выдох. Вот, молодец. Макс не замечает времени и окружающей обстановки – для него весь мир сужается до хрипящих коротких звуков чужого дыхания и взгляда ярких, не отрывающихся от его лица глаз. Он осознаёт, что они у больницы, только когда врачи чуть ли не отрывают его руки, намертво вцепившиеся в одежду Коли. Оглядывается потерянно и видит, что позади незнакомой машины, на которой они приехали, стоит милицейский автомобиль. Патрульные о чем-то говорят с серьёзным Васей, пишут что-то на бланке и отдают ему. Небрежно засунув бумажку в карман, Вася отходит от них, направляясь к мужу, и берёт Макса за руку. – Что они хотели от тебя? – Ничего серьёзного. Всё хорошо. Волков беспомощно оглядывается на двери, через которые увезли Колю. Чувствует, как скапливаются под веками слёзы, сдерживаемые в напряжении, но готовые выплеснуться сейчас, и судорожно выдыхает. Рука Васи крепко обнимает и прижимает к тёплому телу. Макс льнёт лицом к его шее. – Он оттолкнул меня. Подставился сам, чтобы меня толкнуть. – Да. – Он же не… Вась, я не смогу, если он… – Тише. – Макс чувствует, как губы мужа ласково и успокаивающе касаются макушки. – Главное, что мы его довезли. Достанут из него пулю, будет ещё потом нас донимать своими шуточками о «той единственной, что в нём побывала». Макс не может сдержать тихого смешка, представляя Колю, который действительно говорит нечто подобное, и вспоминает кое-что важное. – Подожди, Аня осталась одна дома… – Папа повёз её к Ване на дачу на пару дней. Я же не… – Вася замолкает на мгновение, сжимая мужа в объятиях посильнее, и утыкается носом в его волосы, тихо продолжая. – Я же не знал, что произошло и в каком ты состоянии. Не хотел напугать её. – Они втроём, вместе с папой? – Вася замирает, практически переставая дышать, и Макс отстраняется, чтобы недоверчиво взглянуть на него. – Ты не сказал моему отцу, что случилось? – Он постоянно торчит в мастерской и не берёт трубку, а времени не было. – Отлично. Вот сам и скажешь ему. В родных глазах отражается что-то, что на языке тела Васи могло бы означать панику, но Максу некогда разбираться с этим – ему нужно в больницу, нужно всё разузнать и удостовериться, что Коля будет в порядке. Рассеянно чмокнув мужа в шею, он разворачивается в сторону нужной двери, но тут же чувствует лёгкую хватку на запястье. Вася, взяв его за руку, идёт рядом, и Макс спрашивает немного удивлённо: – Ты со мной? – Я тебя не оставлю. Макс улыбается легонько, сжимая чужие пальцы в своей ладони чуть сильнее. Смотрит на нарочито сосредоточенное чужое лицо, но он слишком хорошо знает мужа, чтобы поверить в эту холодность. – Просто признай уже, что тоже любишь его и волнуешься. Вася, поразмыслив пару мгновений, неохотно отвечает: – Возможно. Не вздумай сказать это ему. – Я могила. Макс понимает всю злую иронию последней фразы только после того, как проговаривает её, и не сдерживает неконтролируемого истеричного смешка. Запоздалое осознание того, что он сегодня едва не умер, накатывает неожиданно. Если бы Вася опоздал на полминуты, то увидел бы мужа на дне выкопанной им же самим могилы. Мертвого, с пустым взглядом и простреленной головой. Представив, что бы стало с любимым при таком раскладе, Макс вздрагивает и цепляется за него сильнее. Образ холодного, расчётливого Васи с бездушным взглядом и излишней жестокостью встаёт в сознании, но его тут же вытесняют обеспокоенные глаза настоящего Васи, который взволнованно смотрит, крепко сжимая руку Макса в ответ. Волков заставляет себя успокоиться. Всё обошлось. Всё будет хорошо. Коля выздоровеет и будет припоминать Васе момент с разрыванием рубашки при каждом удобном случае, получая в ответ нарочито угрожающие взгляды. Всё вернётся на свои места. Макс говорит это себе, когда они сидят в коридоре у операционной, ожидая вердикта врачей. Когда доктор, вышедший к ним после четырёхчасовой операции сообщает, что прогнозы хлипкие и остаётся только ждать улучшения динамики. Когда их не пускают в реанимацию, и Макс, сбегавший домой только чтобы переодеться и отмыться от крови и грязи, днями маячит перед глазами медсестёр с молчаливой тенью мужа за плечом. Однажды он задрёмывает, соскользнув на тёплые колени Васи, и не слышит, как тот проговаривает тихо, касаясь пальцами обтянутого чёрной водолазкой плеча: «если бы это был ты, я бы сошёл с ума». Динамика улучшается на пятый день. Тогда же их впервые с момента прибытия Коли в больницу пускают увидеть его. Сонный Макс едва не падает, запутавшись в ногах, когда слышит эту новость, и Вася успевает подхватить его под локоть, помогая восстановить равновесие. Похудевший Коля выглядит чужеродно в стерильно белой обстановке палаты. Кислородная маска на лице всё ещё помогает ему дышать, к сгибу локтя тянется капельница, а к широкой груди плотно приклеена квадратная плотная повязка. Непослушные волосы разметались по подушке, под глазами синие тени, и сам он такой непривычно неподвижный, что Макс боится к нему подойти. Рассматривает, стоя у двери, словно убеждаясь, что друг действительно жив, и видит, как муж подходит к большой бутылке капельницы, читая наклеенное на ней название и кивая удовлетворённо. Вася склоняется осторожно над пациентом, считывает пульс, отводит волосы со лба, рассматривая заживающую ссадину на брови и цветущий синяк на скуле. Выдыхает, распрямляясь, и тянет руку в сторону продолжающего стоять у двери Макса, проговаривая: – Всё хорошо. Иди сюда. – Он в порядке? – Нет, но со временем будет. Макс вздыхает, подходя к нему ближе, и они устраиваются на стульях у кровати, переплетя руки. Сидят в тишине несколько минут. Макс рассеянно смотрит на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку, Колино спокойное лицо и безвольно лежащую на кровати смуглую ладонь. Думает тоскливо «как тихо» ровно в тот момент, когда Вася произносит: – За все эти годы я никогда не видел, чтобы он так долго молчал. Макс слабо улыбается. – Он молчит, когда спит. – И то не всегда. – Не всегда. Вася вздыхает и на мгновение сжимает чужую ладонь в своей сильнее. Говорит тихо: – Хочу услышать его болтовню. Макс склоняет голову на тёплое плечо, отвечая: – Я тоже.

***

Он плавает в волнах горячей острой боли долго. Чувствует, как тяжело дышать, как неприятно прокалывает кожу игла, направляемая руками уставшей после ночной смены медсестры, и слышит, как кто-то тихо переговаривается совсем рядом знакомыми голосами. Ему так хочется открыть глаза, посмотреть, где он, сказать, что всё хорошо и удостовериться, что родителям ничего не сказали, ведь у папы слабое сердце, но боль не позволяет. На веки будто гири повесили, в груди разверзается пожар, а в уши словно ваты напихали. Коля не знает, сколько он лежит в таком состоянии, только чувствует однажды, как его предплечья касаются чьи-то тёплые пальцы, чуть сжимая, и знакомый голос произносит: – Коооооль? Ты меня слышишь? – Слышит. Пульс повышается и веки дрожат. Лисица, попытайся открыть глаза. – Может, он просто сон видит? Коля разлепляет пересохшие губы, хрипя едва разборчивым севшим голосом: – Мок-крй сон…с твим учстием… Глаза открыть почему-то оказывается сложнее, но он делает над собой усилие, приоткрывая тяжёлые веки. Видит в немного расплывчатом фокусе лица друзей и слышит, как Вася, стоящий за плечом Макса, проговаривает со странной интонацией: – Следовало ожидать, что рот он откроет быстрее, чем глаза. – Открыв-вать рот в… твоём присутствии… уже рефлекс, Вас-сюлька. Дыхания на полноценные предложения не хватает, и Коля морщится на каждом болезненном коротком вдохе, прерываясь, чтобы глотнуть ещё воздуха. Чувствует, как садится Макс сбоку, сжимая его ладонь в двух руках, и старается улыбнуться ему. У друга в глазах и голосе мелькают слёзы, когда он проговаривает: – Мы так рады, что ты очнулся. Как себя чувствуешь? Что болит? Ты помнишь, что произошло? Может, нам следует позвать врача, чтобы он проверил, в порядке ли всё, Вась… Макс тарахтит, как делает всегда, когда взволнован, и Коля смотрит, как Вася опускает руку на его плечо, успокаивая. – Позовём чуть позже. Не заваливай его вопросами, Макс, он же тормозит сейчас. Коля возмущённо хмурится в ответ. – Сам ты тормоз! – Ну вот, реакции в норме. Лисица моргает медленно, опуская взгляд вниз, и видит широкую повязку на собственной груди. Боль продолжает монотонно гореть внутри, и он сглатывает, вспоминая, что произошло. Снова переводит взгляд на Макса, продолжающего держать его ладонь в своих руках, и коротко сжимает чужие пальцы в ответ, спрашивая: – Ты в … порядке? Макс быстро проводит по щеке одной рукой, стирая предательскую слезу, и кивает. – Да. Благодаря тебе. Ты чем вообще думал? Почему сам не-… – Он целился…в тебя. Это странно, ведь…ведь я же специально выводил их…из себя, чтобы…меня первого… – Твою мать, Коля. – Кстати, о ней. – Лисица улыбается, переводя тему. Ему почему-то не хочется видеть в широко распахнутых глазах друга шок осознания. Он не замечает, как что-то окончательно меняется во взгляде Васи, который пристально слушает и наблюдает за ними. – Что ты сказал… родителям? Макс вздыхает глубоко, на мгновение прикрывая глаза. Наверное, чтобы взять себя в руки, и Коля жалеет, что сказал ему правду. Нужно было просто наплести что-то про его вечно неугомонный язык и всё. – Знаю я твою привычку не говорить им что-то настолько важное. Я сказал твоей маме, что ты ангиной заболел и что у тебя голос пропал. Она хотела прийти, но я отговорил её. Она же доверяет мне. – Порой мне кажется, что… мама доверяет тебе больше, чем мне. – И с чего бы это?.. Коля хмурится, снова моргая, и понимает, что не может открыть глаза. За такой короткий разговор все силы истончились, и он пытается сказать что-то ещё, но выходит только невнятное мычание. Через мгновение лба приятно касаются прохладные пальцы, успокаивающе поглаживают по щеке, и слышится чуть сдавленный голос: – Всё будет хорошо. Тебе нужно отдохнуть, засыпай. Мы будем рядом. Коля протестующе жмурится – он не хочет, чтобы они сидели над ним, как наседки. У голубков жизнь своя есть, семья, дочь, в конце концов. Они не обязаны днями и ночами сидеть у его постели как убитые горем жёны. Коля говорит им это, когда просыпается в следующий раз. И натыкается на похолодевший взгляд карего и золотого глаз. Вася припечатывает коротким: – Ерунду не неси. И возвращается к какой-то заумной книжке, которую притащил сегодня с собой. На обложке скучные чёрно-белые формулы и портрет какого-то бородатого мужичка. Голос Макса раздаётся за дверьми палаты – ему кто-то позвонил с работы. Чтобы хоть как-то разбавить осточертевшую тишину, Коля спрашивает сипло: – Увлекательное чтиво? – Не для твоих мозгов. – В смысле, не для человеческих? Обновление себе устанавливаешь? Да, я заметил, ты подвисаешь в последнее время. Вместо привычного холодного взгляда разных глаз, Коля видит едва заметное движение чужих губ, совершенно точно означающее короткую улыбку, и подвисает теперь уже сам. Вася улыбнулся ему в ответ на подколку? Ясно, Коля умер, а всё это – его предсмертные галлюцинации. Другого рационального объяснения этому Лисица найти не может. Впрочем, на этом странности не кончаются. Если к мягкому и заботливому Максу Коля привык – в конце концов, они с ним всегда были близки и заботились друг о друге, ещё с универа, то Вася, который тоже не собирается уходить ни на какие свои несомненно важные научные конференции, его настораживает. Когда тот впервые спрашивает у Лисицы «тебе что-нибудь нужно?», Коля думает, что он шутит. Типичный странный юмор терминатора, что с него взять? Поэтому Коля отвечает шутливо «да ляха чешется, достать больно, почешешь?» и удивлённо дёргается в сторону, когда Вася без предисловий откидывает в сторону одеяло и тянется руками вниз. – Да блять, я пошутил, не лезь, за домогательства посажу! Вася, стрельнув в него раздражённым взглядом, возвращает одеяло на место, удивительно аккуратно расправляя его по краям, и ворчит, не видя, как Макс позади него едва сдерживает смех: – Да откуда я знаю, шутишь ты или что, ебало клоунское… – Эй! Не называй так моё красивое личико. – Не льсти себе. Личико посредственное. – Макс, он меня обижает! Проведать к нему палату приходят Котёл и Штоллен, и Коля, до сих пор испытывающий восторг от одного только их присутствия, даже чувствует себя лучше. Слушает советы дяди Кости, рассказывающего о своём опыте в огнестрельных ранениях, и благодарит Валентина Казимировича за принесенное из лаборатории улучшенное обезболивающее, которое не вызывает привыкания. Разок приезжает даже Ваня, возвращая Аню родителям, и привозит с собой кучу домашней еды, половину из которой Коле ещё нельзя. Лисица всё равно прячет её в тумбочку, заговорщицки подмигивая Селезнёву, и малодушно радуется, когда они все уходят ближе к вечеру, оставляя его одного. Нет, он безумно рад им всем, но при Максе и Васе всё равно нужно было держать лицо, не показывать особо, что ему безумно больно. Теперь же, оставшись в одиночестве, Коля, не сдерживаясь, растягивается на кровати и прикрывает глаза, тихо постанывая на каждом вдохе. Чувствует, как подрагивают руки, как немного кружится от учащенного дыхания голова, и не спит полночи, расхаживая по палате, опираясь о стены для надёжности. Врач говорит, что головокружения будут нормой как минимум пару недель, выписывая его домой, и рекомендует при малейшем признаке недомогания лечь на ближайшую горизонтальную поверхность, чтобы не упасть. «Падение может спровоцировать кровоизлияние, а допускать этого ни в коем случае нельзя». Поэтому Коля ходит по стеночкам квартиры, останавливаясь, чтобы перевести дыхание, каждые несколько шагов. Его раздражают эти слабость и беспомощность, он и болел то за всю жизнь серьёзно только пару раз. Коля не может долго стоять и ходить, поэтому не готовит и не ходит в магазин. Перебивается потихоньку тем, что лежало дома ещё до всей этой ситуации с ранением, но аппетита всё равно нет, поэтому он не сильно расстраивается по этому поводу. Когда спустя два дня после официальной выписки кто-то звонит настойчиво в дверной звонок, Лисица матерится и медленно движется к двери, открывая её. Вася тут же невозмутимо проскальзывает в квартиру, аккуратно оттесняя плечом озадаченного хозяина, и принимается собирать в пакет какие-то вещи. Лисица переводит взгляд на недовольного Макса, который говорит угрюмо: – Тебя выписали. – Ага. – И ты не сказал. Мы бы приехали за тобой. Коля вздыхает, прикрывая устало глаза. – Максон. Мне не пять лет, не нужно ходить за мной, боясь, что я ударюсь лбом о край стола. И что вообще творит твой мужик? – Ты с нами будешь жить. – Ч-…чего? – Макс протягивает ему кофту, снятую с вешалки, и Коля автоматически берёт её в руки, но тут же отрицательно машет головой. – Не буду. – Будешь. – Я не-... – Я поговорил с врачом. – Вклинивается в разговор стоящий позади Вася. Золотой глаз чуть поблёскивает, мерцая в полумраке прихожей. – При малейшем ударе или падении ты можешь умереть. Я не для этого себе жопу рвал тогда в лесу. – Что ж ты так со своей жопой, Вась, не бережешь совс-… – Не отшутишься, Лисица. Пошли. Жить в свободной комнатке небольшой квартиры друга неплохо. И Макс, и Вася вкусно готовят, семилетняя Анечка любит поболтать с Колей о школе, да и семейная атмосфера у них очень уютная и тёплая. Всё это замечательно. Вот только Лисица тут явно лишний. Как приходящий друг, с которым можно выпить и посмеяться? Да, он хорош. Но жить рядом, постоянно чувствуя внутри тянущее ощущение того, что ты здесь лишний, неприятно. Коля говорит себе, что поживёт пару дней и уйдет, но каждый раз, когда он пытается сказать Максу о том, что хочет уйти, грустный и обеспокоенный взгляд друга задерживает его. Поэтому Лисица просто старается быть менее заметным, не ходить по ночам по квартире, когда боль не даёт уснуть, и не показывать дискомфорта. Чувство вины, мелькающее во взгляде Макса временами, иррационально, но оно есть, и Коле не хочется это видеть. Но однажды, в особенно плохую ночь Коля всё-таки выбирается на кухню. С тяжёлой головой, путанными мыслями и горячо пульсирующей болью в груди, он медленно и неуклюже бредёт, опираясь о стену двумя руками. Ноги слушаются плохо, в ушах шумит, и Коля как можно тише старается налить себе воды. Руки трясутся, стакан едва не выскальзывает из слабой ладони, и в последний момент посуду подхватывает чья-то рука. Лисица вздрагивает, когда чужая прохладная ладонь касается его лба. Голос Васи тихий, когда он проговаривает: – У тебя жар. – Я просто горячий парень. – Ты просто идиот. Проворные руки всовывают в его ладони уже наполненный стакан с какой-то таблеткой, и Коля доверчиво выпивает всё. Чувствует, как его ведёт от головокружения, и продолжает стоять в ожидании, когда Вася уйдёт, чтобы продолжить свой позорный путь обратно в комнату. Как-нибудь доползёт. Но терминатор не уходит. Стоит рядом, отсвечивая этим своим глазом, и неожиданно мягко произносит: – Я благодарен тебе. Что ты спас его. – Нас спас ты. – Ты понимаешь, о чём я. Коля вздыхает, сипя на вдохе, и опирается о стену руками, чтобы не сползти по ней на пол. – Ну… не мог же я позволить смерти разлучить вас, голубков. – Я серьёзно, Коль. Это, наверное, первый их серьёзный разговор за все время, что они знакомы, но у Коли на серьёзности нет никаких ресурсов, поэтому он отвечает, болезненно хмыкнув: – Так я тоже. Вы любимый пейринг этого ситкома! В ответ раздаётся короткий обречённый вздох, и через мгновение Коля чувствует, как его осторожно обнимают, позволяя опереться о тёплые сильные плечи вместо холодной стены. – Ты придурок. – С нехарактерной нежностью. – Пошли. Коля молчит в ответ, позволяя вести себя, и особо не разбирает в темноте, куда они идут. Поэтому, когда он ложится на постель и чувствует, что на ней кто-то уже есть, Лисица удивлённо дёргается. Грудь в ответ на это движение опаляется новым витком боли, и Коля тихо и дезориентировано стонет. Слышит, как переговариваются над ним коротко: – Что такое? – Ему плохо. Чьи-то прохладные руки снова касаются лба и щёк, проводят по шее и волосам. – Ты дал ему?.. – Да. – Колясик-дурачок… давай, ложись, скоро получше станет. В любой другой момент Лисица бы не упустил возможности колко ответить что-то по поводу своего нахождения в их постели, но не сегодня. Сейчас всё, чего он хочет – чтобы боль прекратилась, поэтому Коля послушно придвигается поближе к Максу, чувствуя, как Вася ложится позади. Ощущения странные, но он решает, что подумает о них позже. Ему слишком больно и плохо, чтобы раздумывать об этом сейчас. Дышать выходит через раз, голова будто чугунная, жутко тошнит и весь мир немного вращается вокруг. Коля вздрагивает крупно, когда чувствует осторожно мягкие прикосновения к рёбрам сзади. Чужие руки аккуратно жмут на какие-то точки, большие пальцы чувствительно массируют так, что глаза увлажняются от боли, и Лисица пытается отодвинуться от прикосновений, но натыкается на тёплую грудь Макса и упирается в неё лбом. Проговаривает низко: – Твой муж меня угробить хочет. Коля чувствует, как поглаживает успокаивающе рука друга по волосам. – Неправда. Потерпи. И он терпит, сжав зубы, незаметно для себя постепенно расслабляясь и проваливаясь в тяжёлый сон. Люди, между которыми Коля лежит, тихо переговариваются между собой, но он этого уже не слышит.