~~~
Много солнца, кажется, больше чем в самом Тайланде. Жара. Океан. И непреодолимые джунгли. Бунгало разбросаны по территории весьма отдаленно друг от друга, так что проживание здесь создаёт впечатление, что вы одни на необитаемом острове. Галф с неким равнодушием смотрит на низкий домик. От жары лямки рюкзака натирают плечи. Набрав побольше воздуха в грудь, он уже готов открыть дверь. Но та отворяется сама. Вернее, ей помогают. Изнутри. У Галфа сейчас сердце встанет. На него смотрит пара таких знакомых янтарных глаз. — Галф… Галфа трясёт. Его словно окунают в чан с ледяной водой. Он вдруг с невероятной четкостью начинает слышать все звуки вокруг, вплоть до ударов капель воды друг о друга. Сжав кулаки, почти молниеносно оказывается рядом с Мью, так и стоящим понуро на том же самом месте: — Какого хера ты здесь делаешь?! Пять месяцев!.. Пять месяцев, сука, я загибался, каждый день, каждый грёбанный день проживая тот вечер и твои последние слова… А сейчас ты являешься здесь мне, думая, что можно вот так вот просто… «Галф»… Так ты думаешь, Мью?! В ярости замахивается на парня, останавливая кулак в каких-то сантиметрах от его лица. Но он… Почему он безмолвно, покорно принимает гнев Галфа? Лицо все так же просто и светло, какая-то ангельская отрешенность. — … ебанный мудак! — грубо толкает Мью к двери и уносится прочь. Так и бежит, не оглядываясь, до самых зарослей. Сам-то многим ли сейчас отличаюсь от мудака?.. Останавливается, когда сердце уже готово ударами пробить грудную клетку, а нестерпимая резь в правом боку заставляет Галфа согнуться так, что его взмокший лоб вот-вот достанет полусогнутые колени. Надо хотя бы отдышаться, а то так бежал. Бежал… А от кого я бежал? От Мью? Или от той жалости к себе, что копилась эти пять месяцев и сейчас сокрушительным потоком обрушилась на мое воспаленное сердце? Стоп… Я коснулся его. Почему не получил удара током? Он… Он теперь «в порядке?» Сидит, окруженный лианами, и потихоньку начинает соображать, что к чему. Словно пятиминутной давности хаос в его голове постепенно упорядочивается в зачатки единой стройной системы. Его использовали. Сколько их было? Получив свое, отказывались от Мью, предавали, мучили, терзали его тело и душу, и все равно… он так и оставался никому ненужным. И сколько же тех, кто принял его? Понял его слабости, его боль и простил их ему? Эти почти полгода мучительно убивали меня изнутри, но каково было ему? А сейчас он нашел в себе силы показаться мне на глаза, потому что я единственный, кто тогда не отрекся от него, в чью любовь он поверил, только побоялся стать обузой… Еще я так с ним сейчас… Парень жизни себя хотел лишить, и не один раз; набрался смелости и вышел ко мне, вышел «на свет», сам будучи для меня светом, зная, что реакция моя для него непредсказуема. Я же взял и растоптал всё. В зачатках. И Галф знает, что может вернуться обратно, и Мью простит ему эти гадкие слова, но теперь простит ли он себя сам? Но пусть не думает, что я так, за полчаса, забуду, каково было жить все пять месяцев с этой болью. Делать нечего. Даже если я «собираюсь уехать», — Пи’Пхумисак мне ещё ответит за этот цирк! — рюкзак с вещами все равно там. Мью сидит на крыльце. Рука его тихонько гладит тот самый брошенный Галфом рюкзак. Как можно равнодушнее Галф проходит мимо него, на ходу бросая: — Вот и сиди теперь здесь. Хатико. За спиной хихикают, но Галф только громко захлопывает за собой дверь.~~~
Галф остается. Ему даже дерзким кажется такое решение. Ладно. Посмотрим. Неделю они не разговаривают. Молча варят кофе. Едва пересекаются взглядами, как те тут же рикошетят в пол. — Как ты выбрался? Закончив свой завтрак — Мью всегда встаёт раньше него, заботливо оставляет порцию для Галфа, но тот демонстративно игнорирует эту заботу и заваривает себе лапшу. Вот и сегодня Мью уже готов покинуть кухню, как в спину ему прилетает вопрос. — Ты имеешь в виду… — Мью, — Галф нервно чешет лоб, — давай только ты тупить не будешь… Ты прекрасно понял, о чем я спросил тебя. Мью садится напротив. Просто, чтобы видеть глаза Галфа. Просто, чтобы Галф видел его глаза. — Типичная ширина ударной волны в воздухе колеблется в диапазоне от четырех до десяти миллиме… — Ты мне существенные признаки ударной волны собираешься рассказывать? Я в курсе, как это работает, Мью. Я у тебя о другом спросил. — Я это и хочу тебе рассказать. Ты был прав, Галф. Та штука в моем сердце… Она принимала волновое излучение, на выходе преобразуя его в электрический ток. Чем сильнее было действие ударных волн при взрыве — тем мощнее было противодействие им… Меня чуть ли не до потолка подбросило, но вокруг меня словно бы образовалось защитное электрическое поле, а потом я оказался под завалами… Пи’Пхумисак был на месте вместе со спасателями. Он позаботился о том, чтобы я не оказался не в тех руках… Сами понимаешь: любое расследование предполагает наличие свидетелей… А я был живым доказательством его преступных опытов. — Почему меня не ударило током, когда я толкнул тебя? Твое сердце… Оно свободно теперь, да? — Что? — Что? Оба вдруг смущаются. Галф догадывается, насколько двусмысленным был его вопрос. — А… Ты про этот транзистор в моем сердце? Он так и остался там. Как бесплатное приложение. На таможне пищит, приходится показывать всем состряпанную справку про шунт в сердце. Он больше не действует. Так что… Сердце мое несвободно, — здесь Мью усмехается, — но все остальное тело — да. Галф так пережимает палочки для еды, что они чуть не хрустят: — А взрыв? Только не ври, что это не ты его спровоцировал. — Не вру. Я тогда был уверен в безнадёжности своего положения. Так как знал, где что расположено в лаборатории моего отчима — просто прикоснулся к нужным проводам. Маленькая искра дала начало всему… Галф прикрывает веки: — Твоя мама… Она все ещё в больнице? Я пытался навестить ее, но мне ответили, что посещение только для близких родственников. — Спасибо за заботу, Галф. Ты всегда был очень добрым. Маме лучше. Профессор забрал ее из клиники, обеспечил должный уход. Надеюсь, что вскоре я сам смогу позаботился о ней. — Так же, как он взял под свое крыло Као, да? — Да. Ему помощь требуется гораздо сильнее, чем мне. Галф кивает. Затем взгляд его становимся непроницаемым. — Так значит… Значит, больше не показываешь фокусов со своим светящимся телом? — Нет. — Это хорошо. По крайней мере, глупые мотыльки больше не будут лететь на смертельный для них свет. Мью не успевает отреагировать на его слова. Галф просто выскакивает из кухни. Ночью ноги будто сами несут его в дверной проем комнаты Мью. Он просто стоит и смотрит. Порывы ветра за окном предвещают скорую грозу. А Мью лежит там, на своей кровати. Такой сейчас домашний, в футболке и старых спортивных шортах, такой уютный… и такой потерянный. Дверь скрипит. Мью мгновенно открывает глаза, так что Галф не успевает ретироваться. — И долго ты там топтаться будешь? — с улыбкой приподнимает край одеяла. — Иди ко мне… Особо не надеется конечно, — ему ли не понимать обиды Галфа, — но вдруг? Дохлый номер. Галф, помявшись там в дверях еще секунд десять, разворачивается и ковыляет к себе. Ночью удары грома разбудят едва уснувшего Галфа. А ещё звуки хлопающей от ветра двери. Мью… Галфа самого как ветром сдувает с постели. — Мью, зайди в дом! — Зачем? Я так скучал по этому чувству… Мью стоит под громовыми раскатами, а первые капли дождя ударяются о его лицо. Вспышки молнии сверкают совсем близко. — Немедленно вернись в дом, Мью! Это не шутки! Посмотри, как сверкает! Мью упрямо продолжает «радоваться» грозе. Тогда Галф плюет на гордость, шагает под набирающий силу ливень и, хватая Мью за руку, тянет его за собой, в безопасное место. Уже будучи внутри, Галф готов разразиться похлеще грома на эту ребяческую выходку, но Мью заземляет его гнев, крепко обнимая со спины и прислоняясь щекой к его щеке: — Хватит дуться, Галф… Ну сколько уже можно? Знал бы ты, сколько я готов был отдать за то, чтобы вот так вот обнять тебя. — И поэтому мучил меня почти полгода?! — Галф, — Мью разворачивает его в объятиях, — ты уже достаточно полелеял свое горе и свою обиду. Настало время для иного. Настало время любить. — Ненавижу тебя… ненавижу, — слёзы градом бьют по щекам, Мью губами останавливает этот соленый поток. — Я знаю, Галф, — он целует мальчика в переносицу, — я тебя тоже люблю. Видишь, я больше не боюсь этих трёх коротких слов. — Я… — Галф заикается, давясь слезами, а ладони его только крепче впиваются в плечи Мью, — я тебе не это сказал. — Ну конечно, — Мью тихонечко смеётся, продолжая целовать его лицо, — конечно, — он берёт его за руку и ведёт за собой. Время — заполночь. Так и оставшаяся разобранной постель Мью. Они лежат сейчас там, глаза в глаза, безмолвно. Словно бы вновь настраиваются на общую волну. Мью облизывает губы. Смотрит на Галфа, его пронзительные янтарные глаза, такие мягкие и полные благодати, расплавленные в их любви, когда он наклоняется вперед, его руки тянутся к лицу Галфа. Он прижимает ладони к его щекам, и на мгновение они вдыхают один и тот же воздух. Галф не смеет пошевелиться. Шорох одеяла, а затем рот Мью накрывает его губы. Это лучше, чем любое воспоминание, которое он желал прежде, то, как его губы ловят верхнюю губу Галфа, притягивая ее, его язык скользит по нижней половинке рта, словно спрашивая разрешения. И Галф раскрывается в его руках, его лицо все еще покоится в чаше из ладоней Мью. Во рту у него привкус соли, и как будто он возвращается домой… как будто возвращается домой. Он закрывает глаза, позволяя своему заполошно скачущему сердцу колотиться в груди, когда он подаётся вперед, перебираясь, чтобы быть ближе, настолько близко, насколько он может быть, словно хочет раскрыть тело Мью, заползти внутрь и остаться там навсегда. Рот Мью все еще на его губах, когда Галф нависает над ним, колени располагаются по обе стороны от его бедер. Для пущей убедительности он прижимает руку к затылку Мью, притягивая его так близко, как только может, пока они не почувствуют, что могут слиться в одну сущность. Они целуются в дикой самозабвенности, а затем Мью теряет контроль, прижимаясь к Галфу, пока тот не откидывается на кровать, сжимая его челюсть руками так сильно, что кажется, будто вот-вот образуется синяк. Галф ощущает, как твердеет внизу, выгибается в полностью одетое тело Мью и комната перед глазами кружится. Его мысли отступают на задний план, уступая желанию, поглощающему его. Мью издает какой-то звук, и он застревает у него в горле, как будто его душат, и Галф понимает, полностью понимает, что это значит. Мью оттягивает его шею назад, и его зубы чуть прикусывают кожу на раскрывшемся плече, и Галф стонет с самозабвением, не заботясь о звуках, исходящих из его рта. Колено Мью давит ему между ног, и Галф чувствует, как его бедра слабеют и ноги раздвигаются. Такое чувство, что в его теле наконец-то прорвалась плотина, и что-то похожее на облегчение начинает пробиваться сквозь него, когда Галф дрожит от желания. Это новое, неизведанное чувство: он просто слепо хочет его. Он хочет, чтобы их кожа соприкоснулась, их тела выровнялись. Он хочет открыться для Мью и позволить ему заглянуть внутрь себя. Его глаза распахиваются, и он смотрит на Мью, думая: как же ты прекрасен. Теперь он словно в тумане, когда Мью целует его, его лицо, его рот, чуть прикусывая зубами его губы и притягивая его ближе, ещё ближе к себе. Галф наблюдает, как Мью прерывает их поцелуй, нависая над ним, стягивая с него футболку, высвобождая Галфа из его шортов и нижнего белья, его член ударяется о живот Мью и оставляет небольшой влажный след. — Ох, — выдыхает Мью, проводя руками по его телу и с нескрываемым трепетом наблюдая, как тело Галфа дрожит от его прикосновения. — Ты чертовски красив, Галф! Он подчеркивает это рычанием в своем голосе. Мью прижимает руки к обнажённому телу Галфа, заворачивая его бедра вокруг своих плеч, а затем рот Мью оказывается на его члене, как вакуум, всасывая его одним невероятным маневром, который срывает почти первобытный стон с губ Галфа. Галф проводит одной рукой по волосам Мью, стараясь не дергать за них, и сдвигается вверх, наклоняя бедра, пока Мью, наконец, не припечатывает его к кровати и не держит неподвижно, работая своим ртом на его члене с таким трепетом, что Галфу приходится хвататься кулаками за простынь. Ещё несколько активных фрикций, и Галф с бесстыдными выкриками изливается в горячее пространство рта Мью. Мью все ещё там, осторожно целует головку, — его жажда ощутить близость Галфа немного утолена. Галфу вдруг становится неловко: он должен помочь, но вдруг у него не получится так же хорошо… — Мью, — наконец, решается он, — давай я… — Уже не требуется, — с полуслова понимают его. — В смысле? — В смысле, хоть уже почти час ночи, — было бы неплохо обоим посетить душ. Галф теряется: — Но я ведь даже не прикоснулся к тебе там. — Да? — Мью поднимается выше, — тогда это однозначно плюс сто к твоей самооценке. До Галфа только сейчас всё доходит окончательно. Хотя он и не совсем понимает: это повод для радости или для смущения? После душа, теперь уже оба обнаженные по пояс, они лежат лицом друг к другу. Ладони не могут прекратить ласкать прохладную от воды кожу. Но большей близости им и не требуется. Во всяком случае, сегодня. Галф ловит себя на мысли, что только сейчас вновь слышит все ещё бушующую грозу: стихия разыгралась не на шутку. Но ему больше не страшно. Мью рядом, смотрит на него и улыбается. — Все забываю спросить: где твои очки? — Мью кончиками пальцев касается нежной кожи под нижними веками. — Заменил на линзы. Ну… Пока тут. Мью издает короткий смешок, но взгляд его принимает серьезное выражение: — Вот ты и приручил электричество, Галф. Галф вдыхает носом кожу на нежной щеке, шепча: — Нет. Я всего лишь позволил себе прикоснуться к свету. Так и есть. Мью — его свет. Его стихия. Пятый элемент, без которого не будут работать в гармонии четыре других. И имя ему — любовь.