Отравный поцелуй

      Очень хотелось пить.       В голове словно туман сгустился, запутав мысли. Ну и надрался же я прошлой ночью! Я попытался встать, но даже веки тяжелые, свой единственный глаз и тот разлепить не смог. Сел, поднял руки к лицу. Что-то зашелестело, я потрогал запястья и понял, что привязан чем-то, отдаленно напоминающим веревку. Холодно не было, и ощупав себя, я убедился, что одет, но доспеха, который отдал мне Конрад, на мне не оказалось. Из сапог пропал ножичек. О, Конрад! На мгновение мне подумалось, что он лежит рядом… Но медленно пришло осознание, что последний раз я видел его в палатке Джины.        Курица общипанная эта Джина, вот она кто! Все из-за неё! Договорились же: при любом раскладе нас с Конрадом ждёт совет да любовь. Вот и доверяй потом женщинам, как после такого с ними дела иметь?! Я так долго, мучительно долго боролся с собой, принимал себя, хотя в Далторе не то, что в Везаресе — камнями насмерть за мужеложство не забивают. И как вообще южная цивилизация только держится и процветает? Рад я, что хоть и родился в провонявшем псиной маленьком городишке, но когда был совсем мелким, умерли мои родители, и дядя забрал меня к себе в Ланаар. Эльфийские мальчики тут самые нежные. Они научили меня — люби, кого хочешь, живи по совести и никому не мешай. Только вот не об их тонких пальцах я мечтал все эти годы, а о крепких и умелых руках моего друга. Конрад… Твои снежные волосы снились мне ночами, а потом твои светлые, почти прозрачные глаза лишали меня сна. Я так долго ждал, хотя скорее набирался смелости, и вот — наша ночь. Я надеялся, что Святой Хелавин укажет мне путь к твоему сердцу, хоть он и не покровитель влюблённых, но святой же! А у святых — одна на всех функция.       И Конрад в наскоро собранном мной костюме тоже больше на святого походил, чем на призрака. Пришлось замазать ему лицо чёрным, чтобы его невинно-удивленное выражение меня так не выбивало из колеи. Месяц назад я впервые взял его за руку не как друг. И он свою не отдернул, только замер, прикидываясь мертвым зайцем. Такой с виду скромный, но какой же серьезный, внимательный человек, образованный, начитанный и искусный оружейник! Готов был руки его целовать и все, чего они касались. И вот я в его доспехе, чувствовал, будто в защитных заклинаниях и оберегах с ног до головы. Пока страшилки у костра слушали, я обнял его покрепче, руками все ощупал, что дозволено было, и словно голову потерял от эмоций.       — Эй! Есть тут кто?       Мой голос звучал гулко и будто принадлежал кому-то другому. Горло саднило от сухости. Наконец удалось открыть глаз, но это не помогло — в месте, где я находился, было слишком темно.       — Эй!       Произошедшее ночью казалось сном. Может, я и теперь спал? Я несильно похлопал себя по щекам, убеждаясь, что ощущения слишком реальны, чтобы принимать их за наваждение. Словно в наказание мне, когда я так хотел считать явью то нереальное, что себе навыдумывал.       Выбежал из палатки всего пару минут спустя после Конрада, тщетно ища его глазами в толпе, заметил белую фигуру в отдалении, на противоположной стороне от костра. Он шел в сторону города — обиделся… Оббегая рассеявшихся по поляне пьяных людей, я пару раз едва не сшиб кого-то, пока не догнал своего друга. Кинулся сзади ему на шею, обхватив руками:       — Попался!       А затем притянул в свои объятия и сжал как можно сильнее:       — Я тебя не отпущу! Собрался без меня уйти? — уместил подбородок на его плече и уже тише прошептал: — Пока нам еще некого баловать…       Конрад, как обычно, оцепенело молчал, только весь напрягся, но все же положил теплую ладонь поверх моей. Я развернул его лицом к себе и не глядя тут же впился губами в желанный рот, оставляя пальцами одной руки черные угольные разводы на его щеках. Его поцелуй был на этот раз увереннее, словно за вечер он где-то научился искусно владеть этим сладким языком. Я стянул с него белый капюшон и запустил руки в рассыпавшиеся по плечам черные волосы…       — Что за…       Что-то больно кольнуло меня в ладонь, и дальше я лишь помню прозрачные, почти такие же, как у моего Конрада, кристально-голубые глаза. Чистые и холодные, как воды загадочного лесного озера. ***       Сколько я уже спал? И сколько не спал? Сознание прояснилось, но вокруг меня было все так же темно, и я не мог определить, ночь сейчас или день, и какой по счету. Ощупал стены своей тюрьмы — деревянные, изрезанные будто, но кем? В углу был нужник, но от него не воняло — значит, либо камер у них много, либо я такой уникальный. Странно, что руки мне не связали. Я всеми силами пытался высвободить правую руку и левую ногу от веревок, обвивших меня словно лианы, но так и не вышло. Эти путы не давали мне дойти до противоположной стены, позволяли выйти, по ощущениям, лишь примерно на середину темницы, когда неясная тень открывала дверь и проталкивала мне миску с едой и флягу воды. Я понял, что их надо швырять обратно, когда после первого такого ужина никто не принес мне новый. Иногда есть и пить мне приходилось через силу, потому что казалось, что после этой странной жижи, напоминавшей овощное пюре, я будто медленно терял рассудок.       — Я Мейв из Ланаара, сын Бейруса и Ионы, ушедших от стылой хвори, помощник кузнеца и… — имя Конрада я произнести не мог.       Кричать и звать кого-то было бесполезно, я пробовал. Бил кулаками в стены, но они даже не дрожали. Все чаще я бубнил сам себе сказки, которыми мать укладывала меня спать в детстве, или пел песни Ланаарских моряков:       — Выйду в море, выйду в шторм,       Ветер в спину ляжет.       Не умру в краю чужом,       Храбр я и отважен.       Все, что было у меня — мой голос, и иногда он звучал как родной, иногда будто я слышал что-то во сне, какие-то перешептывания, но не мог разобрать их суть. И сны мне снились странные. Снилось, как меня целует двойник Конрада с голубыми глазами и черными волосами, а потом… Там были женщины. Черт, это было выше моих сил, я старался не думать об этих снах и только громче затягивал свои песни:       — Встречу девицу на дне,       Нет ее прекрасней.       Поцелуй подарит мне —       Будет парню счастье.       Пока однажды он не пришел сам, и все не поменялось.       В очередной раз я пел в темноте, когда внезапно дверь распахнулась, ослепив меня яркой звездой. Только проморгавшись, я понял, что это фонарь. Прозрачный мешок на палке, с копошащимися внутри огоньками… Светлячки, вроде бы. А держал ее молодой парень, обнаженный, но в набедренной повязке на манер нательного белья. В отблесках светлячков его кожа казалась зеленой. Пока я не осознал, что она и есть зеленая.       Он молча смотрел на меня и не приближался, а я так и завис на середине своей песни, проглотив язык, потому что давно не видел света и живого лица, и сейчас будь он хоть прокаженным, я был бы рад даже этому.       — Мейв! Ме-э-эйв, — протянул я, тыча себе в грудь. — Друг.       Парень поставил шест со светлячками в угол и опустился на пол возле стены напротив меня, молча кинув мне флягу. Откупорил такую же вторую для себя и кивком показал — пей.       Я кивнул:       — Спасибо, — и сделал пару глотков.       Пойло явно было брагой, но вкус расползался по языку незнакомым пятном. Пить с ним мне было не страшно — если бы хотели, они бы меня уже прикончили. Хотя, возможно, он именно за этим и пришел? Нужно было выяснить, зачем я им. Я не нарушал закон, никому не переходил дороги. Разве что связался с мужем одной высокопоставленной дамы при мэрии… Но не помню, чтобы она была зеленой. Если только от злости.       Так как зеленый парень молчал, лишь пристально разглядывая меня, я решил, что не важно, понимает он или нет, и принялся выкладывать ему все, что накопилось на душе. Возможно, это была моя последняя ночь и последняя «кружка». Я рассказал ему о своей семье, о чувствах к другу и о том, как мне нравилось смотреть за его работой в кузне. Как мы гоняли на берег моря и пытались оседлать волны, как собирали урожай с дядей и вырезали на тыквах жуткие улыбки.       — Слушай, как-тебя-там, ты уж прости, что я тебя поцеловал. Я же не знал, я просто перепутал.       Пойло расслабило, но сознание мое не помутилось. Я медленно встал, нетвердой походкой вышел на середину похожей на пещеру комнаты, насколько позволяли путы, и протянул ему пустую флягу, улыбаясь так широко и дружелюбно, как только мог. Зеленый смотрел на меня недоверчиво, но мои россказни его явно заинтересовали. Наконец он тоже поднялся и сделал шаг навстречу, чтобы забрать флягу.       У меня был всего один шанс, одна попытка, чтобы…       Я резко схватил его запястье и дернул на себя, в тот же момент отскакивая, отшвырнул его прямо в деревянную стену. Он вскрикнул, с глухим звуком врезавшись в нее лбом, на мгновение потеряв ориентацию в пространстве, и мне этого хватило. Я повалил его на пол, прыгнул сверху, но парень был силен и гибок, его жилистое тело напрягалось, выдерживая мои удары, а потом он умудрился коленом зарядить мне пинок прямо по копчику, заодно задев и яйца, и от боли у меня аж в глазу заискрилось мелкими мушками. Воспользовавшись заминкой, он опрокинул меня на спину и запрыгнул сверху, прижав мои руки к полу возле головы.       — Зря…       — Что? Что ты сказал?       Он смотрел на меня холодными глазами, но ноздри его раздувались, то ли от тщетно скрываемой ярости, то ли от того, что стычка со мной была для него не из легких. Я сделал вид, что тоже устал, хотя между ног и правда зверски болело. Вдруг его ноготь царапнул мое запястье, и вот теперь-то я стал медленно обмякать, проваливаться в небытие.       — Ты… скажи мне хотя бы… Как твое имя?..       В полусне я видел смутный силуэт в прямоугольнике двери, за мгновение до того, как полностью отключиться, я уловил его шепот:       — Силларет. ***       Опять эти сны. Силларет — теперь я знал хотя бы его имя — целовал меня, чувственно, жарко, мне было дурно, но хотелось большего. Он целовал до тех пор, пока в паху все не наливалось диким желанием. Он водил рукой по моему тяжелому и твердому члену, каждое его движение словно обжигало оголенные нервы. Я хотел дотронуться, но руки у меня были связаны, я же видел, что он тоже возбужден… по глазам видел, по сбитому дыханию чувствовал, его это заводило. Это было похоже на сладкую пытку, стоны нарастали, я даже не сразу осознал, что это мой голос, а Силларет все целовал меня, облизывал скулы, шею, кусал за бороду. Сам тоже едва слышно постанывал, судорожно втягивая носом воздух, словно боролся со мной или, может, сам с собой? И когда я уже был на пределе, его рука соскользнула с ноющей плоти, и внезапно, выбивая из меня возглас изумления, граничащего с ужасом, меня оседлала другая зеленокожка, щекоча лицо каштановыми волосами, и я не успел ничего понять, тело было словно натянутая струна, которую наконец ослабили, позволив напряжению схлынуть в женское нутро. Никогда еще интимная близость не снилась мне в кошмарах… ***       Пряжкой от ремня я выцарапывал засечки на стене после каждого приема пищи. Кормили меня не слишком редко, по моим прикидкам, получалось где-то два раза в день. Засечек на стене было уже четырнадцать. После я проваливался в глубокий кошмар с умелыми руками Силларета, его сочными поцелуями, томными вздохами и голыми зелеными нимфами на моем члене в конце. Ах, если бы хоть раз мне приснился Конрад! Иногда я с трудом мог припомнить влажную прохладу и освежающее чувство обновления, а затем долго ощупывал себя, пытаясь понять, когда последний раз мылся.       На исходе второй недели я не выдержал и принялся что есть сил звать его по имени:       — Силларет! Пожалуйста! Поговори со мной! Я здесь с ума сойду! Хочу увидеть солнце… Звезды… Пожалуйста, не держи на меня зла за то, что напал! Я сделаю все, что скажешь, только дай мне вдохнуть полной грудью, увидев небо! Слышишь?! Прошу тебя!       Последние слезы я выплакал в детстве, поэтому все, что меня переполняло — лишь желание жить и тонкий свербящий в мозгу страх, что я больше никогда и ничего не увижу хотя бы и одним глазом…       Прошло какое-то время, прежде чем дверь открылась, снова слепя меня фонарем из светлячков. Силларет стоял в дверном проеме — я сразу понял, что это он.       — Я думал, ты не расслышал его.       — Что?!       — Моё имя.       — Ты знаешь общий язык?! Почему ты в тот раз молчал? Где я? Зачем я здесь?       — Если я скажу тебе, это ничего не изменит.       Показалось, что Силларет и сам не рад был держать меня в неведении. Его брови сдвинулись к переносице, губы собрались в озадаченную ужимку. Я ухватился за эту тоненькую нить сочувствия и потянул её на себя.       — Послушай, Сил… Можно, я буду звать тебя Сил?       Дождавшись его согласного кивка, я продолжил.       — Я понимаю, что это не твоя воля — держать меня здесь. Но… Разве не жестоко это — пленить человека ни за что и каждый день наблюдать, как он сходит с ума? Ты же можешь — я это вижу — можешь облегчить мои страдания! Даже если мне осталось недолго, позволь в конце моего пути хотя бы достойно кончить, не в агонии теряя рассудок, а в умиротворении, глядя на небо.       Сил долго молчал. Разглядывал меня, словно видел впервые. Я тоже не отвернулся и смотрел на него, без вызова, скорее, с любопытством. Он был похож на эльфа по сложению, но с чертами лица ближе к человеческим, вот только глаза были почти белые, а губы — затемненные, как у орков, и я почему-то решил, что они очень мягкие и ягодно-сочные на вкус. И от этой мысли, возникшей словно из ниоткуда, как данность, по позвоночнику до копчика пробежал холодок, нырнул спазмом к заднице и предательски там все сжал.       — Ты очень красивый.       Он дернулся.       — Я это даже одним глазом вижу. Красивый, как… Нимфа. Ты — дриада, верно? Я думал, это сказки для детей.       — Мне нравятся сказки, — ответил он, слегка склонив голову набок.       Мне вспомнилась Везарийская притча о царевне, которая рассказывала истории, чтобы отсрочить свою казнь. Хотелось мне думать, что в конце моей меня бы тоже помиловали.       — Знаешь, я недавно слышал одну, об охранной руне природы и дриадах. Но и представить не мог, что увижу это собственными глазами! Глазом.       Уголки его рта дрогнули в едва различимой улыбке.       — Что? Ты разве не знал, что можешь быть её героем? Только у той истории конец был не очень радостный, надеюсь, в жизни всё же есть достаточно вариантов… в её многообразии.       — Я не уверен, что могу предложить тебе тот, на который ты надеешься.       — О… Ну тогда, раз ты все-таки здесь, значит, что-то все-таки можешь?       — Возможно. Если ты будешь вести себя достойно.       — Достойно?! Ты меня извини, Сил, но о каком достоинстве можно говорить с существом, которое похитило меня, бросило в тёмный подвал, связало по рукам и ногам и опаивает каждую ночь так, что из-за тех кошмаров я с ума схожу в кромешной тьме! Если я ни в чем не провинился перед тобой или твоей семьёй, к чему такая жестокость? Ты же не животное!       В его глазах мелькнуло сожаление.       — Прости, Мейв.       Он впервые назвал моё имя… И оно прозвучало так, словно я его уже слышал очень часто, буквально в каждом сне за то время, что провел взаперти.       — Ты храбрый. У тебя сильный дух. Думаю, лес примет тебя. Но… Мне нужно обсудить твою просьбу со старейшиной.       С этими словами он вышел, но фонарь не забрал. А я все смотрел на маленьких и ярких насекомых, озарявших мою камеру мягкими лучами маяка надежды. ***       На стене уже появилось десять новых засечек, когда Сил снова пришел поговорить со мной. В моих снах его присутствие стало почти жизненно необходимым, я цеплялся взглядом за его лицо, ведь это было то единственное, что приносило мне покой. Я мог видеть его там, но в камере все так же царил полумрак. Светильник теперь тоже меняли на новый, когда светлячки угасали, вместе с ними угасал и мой разум, и я снова начинал кричать, петь или рассказывать что-то, представляя, что Сил сидит в углу и смотрит на меня. Как же мне хотелось, чтобы он там сидел. Иногда он и правда будто там был, но я не мог разглядеть его или дотянуться, чтобы убедиться наверняка. Мои кошмары становились ярче и реальнее, чем то, что происходило со мной, пока я бодрствовал. В голове все перемешалось. Единственное, что я пытался удержать в памяти — это свое имя. Все остальное медленно стиралось. И, когда Силларет вошел, спустя пять дней, я лежал мешком сена на деревянном полу, мой зеленокожий тюремщик взмахнул рукой, прошептав что-то на непонятном мне языке, и путы ослабли.       — Идем, Мейв.       Я поднялся, шатаясь уже по-настоящему, едва не упал снова, и Сил в два шага приблизился к мне и подхватил под мышки. Его руки на моем теле… Ощущались как родные, и это до сих пор пугало меня.       — Тебе позволено теперь жить со мной. Но не вздумай сбежать или навредить кому-то. Одно неверное действие — и смерть покажется тебе милостью. Мейв?       — Я Мейв из кузнеца… помощник Ланаара, сын стылой хвори, ушедшей от Бейруса и Ионы…       — Очнись! — меня хлопнули по щеке, и я часто заморгал.       Конрад был сейчас таким близким и таким реальным. Его светлые, полные сострадания глаза, больше не были холодными. Губы улыбались, свободная рука гладила меня по голове. Только волосы он зачем-то покрасил в черный, дурак.       — Поцелуй меня… — прошептал я и сам приник к его губам.       Это был лучший из всех испытанных мной поцелуев. Кажется, я опять застонал и обмяк, поэтому мой спаситель прижал меня к себе крепче и стал нежно отвечать мне, скользя языком по нижней губе и забираясь глубже, лаская меня, словно девушку. Девушки… Он был похож на них. Я в ужасе дернулся, хотелось бежать без оглядки и выкинуть все мысли, прыгнуть головой в ледяной омут и уснуть без этих жутких сновидений.       — Тише, тише, Мейв, — говорил голос. — Я с тобой.       И это был не Конрад. Я наконец вспомнил, что мы все еще в темной комнате, а обнимало меня лесное чудище с человеческим лицом и теплыми руками. Хотя моего милого Конрада я бы сейчас видеть не хотел. И представить не мог, если бы он увидел меня таким… беззащитным. Не говоря уж о том, чтобы ему оказаться на моем месте! Я выдохнул. Расправил плечи и посмотрел в глаза судьбе. Глаза улыбались, в них уже не было прежней холодности.       — Я готов.       — Обещай мне, что не будешь делать неразумных вещей. Я поручился за тебя перед ма… Перед советом.       — Клянусь своим глазом.       Обнимая за талию, Сил потащил меня прочь из темной камеры в неизвестность.       Ничего подобного я прежде не видел. Сначала мы петляли темными тоннелями, казалось, как в пещере, но ни холода, ни каменной пыли я не чувствовал. По ощущениям, мы двигались вверх. Вокруг было сухо и тепло, пахло древесиной и немного — какими-то едва различимыми маслами. Потом мы вышли на свежий воздух. Я остановился, чтобы вдохнуть: наполнил легкие, смакуя чистоту ночи, пока глаз привыкал к мерному свечению звезд и фонариков на ветвях.       — Сил… Это… Мы что, все это время были в дереве?       — Да. Это Асахан. Здесь наш дом.       «Наш». Только теперь я различил среди крепких ветвей множество хижин, соединенных веревочными мостиками, каждая светилась изнутри мягкими огоньками. Подобные огоньки были и вдоль дорожек, выдолбленных прямо в ветвях. Какие-то уходили в широкий ствол, напомнивший мне столичную башню. Дерево-исполин походило даже не на дом, а на целый город. И тут и там мелькали тени, сливаясь с темнотой.       — Моя хижина, — он показал вверх и потянул меня за собой по петляющим дорожкам.       Когда мы достигли его жилища, я вздохнул с облегчением: внутри стояла кровать, деревянная мебель, были полки с разной снедью и даже мягкие подушки. Почти как в нормальном доме и так же уютно. Я сразу плюхнулся на соломенный матрац, и Сил меня не остановил. От постели пахло сухоцветами и ароматным маслом, с едва уловимыми характерным клоповными нотками, сглаженными отголосками розмарина и фенхеля.       — Кориандр!       — Ты разбираешься в растениях. Неплохо.       — Он очень редкий в здешних краях. Давным-давно завезли из Везареса, да только цветет плохо. Мы с дядей пытались его выращивать на заказ для Ланаарских алхимиков.       — Везареса?       — Ты говоришь на общем языке, но ни разу не слышал о других странах? Везарес — южное государство. Далеко от нас. Путь лежит через пресное море, сквозь Скалистый предел. Я никогда там не был, но всегда завидовал морякам и торговцам, которым довелось.       — Я тоже, — пробормотал Сил еле слышно, — много, кому завидовал.       У меня все еще путались мысли, но картина постепенно складывалась. Пока мы поднимались, я не увидел ни одного зеленокожего юноши или мужчины, а девушки смотрели на нас с неприкрытой холодностью. Решив, что дружба с изгоем, которого сторонятся даже свои, может сыграть мне на руку, я спросил:       — Скажи мне, Силларет, те сны мои… Это же были не сны, так ведь? Это было на самом деле?       Он судорожно вздохнул и попятился, преграждая выход из хижины, будто боялся, что я убегу.       — Да.       — И ты правда… Ну, трогал меня везде и целовал?       — Да.       — И ты бы хотел это повторить здесь и прямо сейчас?..       — Да… О, нет, прекрати, а то я спущу тебя обратно!       — Ты брал меня руками там, в паху… умелыми пальцами ласкал мою плоть. Ты же хочешь, чтобы я сделал то же для тебя, да?       Мне было немного страшно, в висках стучала паника, руки дрожали, но я старался держаться непринужденно, как бы расслабленно откинувшись на локтях назад. То, что он сжалился надо мной и уговорил кого-то там выпустить меня из заточения, уже означало очко в мою пользу. Либо ему было что-то от меня нужно… Либо… Я был ему в какой-то степени небезразличен. И я обязан был воспользоваться этим шансом.       — Иди сюда, мой изумрудный друг… Я хочу отблагодарить тебя за то, что ты вытащил меня из темницы.       Сил замер в нерешительности, и я вдруг заметил, что он еще совсем юн, точно младше меня. Если, конечно, его народ живет столько же, сколько мой. На его лицо резкой тенью легло сомнение. Я стянул рубаху, оголившись по пояс. За эти дни ребра проступили под кожей, живот впал, но я еще был вполне полон сил и, судя по вспыхнувшему взгляду Силларета, все так же привлекателен. Я принялся снимать портки, скинул сапоги и раздвинул ноги пошире, приглашая его присоединиться.       Заметил, как округлились его глаза. Он оглянулся на травяную завесу из сухих лиан, служившую шторой вместо двери, а затем сделал шаг ко мне. Давай же…       — Ах… — вырвалось из темных губ Силларета, когда я наконец дотронулся до него, заставил избавиться от повязки, прятавшей под собой крепкий член.       Кожа на лобке была гладкой, как у эльфов, ее странный изумрудно-малахитовый цвет на мгновение напомнил мне жабий, только отвращения я не ощутил. То ли мое тело уже узнавало его ладони и запахи, то ли он просто был чертовски мягким и нежным, как свежий весенний росток.       Я стал покрывать его плечи и ключицы поцелуями, медленно водя рукой по стволу его члена. Он забрался сверху, возвышаясь надо мной на четвереньках, словно все еще раздумывал, остаться ему или уйти.       Остаться. Сел сверху, заерзал по моему паху, собирая бедрами скопившееся там возбуждение, а я терзал его, сжимая по всей длине, а потом пальцами едва касаясь только головки. Дрочить я умел просто мастерски, хотя этот зеленокожий, видать, тоже неплохо наловчился удовлетворять себя в одиночестве.       — Ну как? Совсем другие ощущения, когда это чужая рука, да, Сил? Каково тебе?       — Это… Мне очень хорошо.       — Знаешь, это только маленькая часть всего «хорошо» в мире. Скажи, тебе когда-нибудь делали приятно там ртом?       — Ннн…нет, не делали. Меня… никто никогда еще не трогал так, как ты.       — О. Тогда ползи ко мне ближе. Я поцелую тебя, но не в губы.       Его тело было словно пружина, сжатая под давлением, готовая выпрямиться и выплеснуть энергию в любой момент. Я подтянул его за ягодицы к своему рту и медленно вобрал в себя изумрудный член. На кончике он был темный и больше напоминал каменный фаллос, чем какой-то неведомый фрукт. Будто согретый в ладонях малахит, только слишком нежный, как королевский бархат, который я имел счастье щупать в лавке придворного портного. Я рисовал языком спирали вокруг этого чудного прибора, уже фантазируя, как он окажется во мне… Сжал его во рту, одновременно впившись пальцами в шелковые ягодицы, и Сил тут же спустил мне прямо в горло. Вкус его спермы… Что ж, я ожидал худшего, но мне даже понравилось. Словно попробовал недозрелой земляники.       — Ты сладкий везде. Такой дурманящий, боже, за что мне эти испытания. Возьми меня, Сил, хотя бы пальцами, молю…       — Извини, Мейв, я не в праве. Мне очень жаль… Этой ночью ты снова должен выполнить то, для чего я тебя привел сюда.       — Для чего?! Для чего, Силларет?       Я вытер рот о сгиб локтя и уставился на него, требуя ответов.       — Чтобы зачать нам потомство. Ты должен возлечь еще с пятнадцатью.       — Женщинами?!       — Да. Прости. Пока ритуал не завершится, нельзя тратить семя впустую.       Так вот, чего он опасался, не решаясь подходить. Что ж, я все еще был в плену. Пытки остались, просто сменились декорации. Я должен был дотерпеть до конца… Сделать все, чтобы заставить себя. А потом, когда я стану им не нужен… Я очень надеялся, что Сил к тому времени будет достаточно увлечен мной, чтобы помочь мне сбежать. Или мне бы пришлось ради встречи с Конрадом взять на себя грех пострашнее мужеложства.