Блог

— Спасибо, — дыхание Молли щекотнуло другу шею и слёзы всё равно предательски подступили к глазам. — Ерунда! — отмахнулся Бенджамин. — Яксрог, зайдите ко мне, — в идиллию ворвался строгий голос капитана. — Прямо сейчас? — опешила Яксрог, машинально чуть глаза не закатив от досады. — Иди, — шепнул съёжившийся Когтяузер, отпуская её. — Нет, можете подождать до завтра, — фыркнул он. —  Разумеется, сейчас! И Молли идёт, до одури раздражённая, по дороге гадает, не попросит ли её шеф остаться ещё на пару дежурств или поменяться с кем-то местами. Приподнятое Бенджамином настроение улетучивается, остаётся лишь горечь от томительного ожидания неизвестного.

У Мартина Линдерберга под Рождество была только одна проблема. И это не пронизывающий насквозь острый ветер, взъерошивающий дыбом шерсть и задувающий в неё мокрую снежную крупу. Не отсутствие хоть какой-нибудь тёплой вещи на нём. Не кроваво-красные и синие переливания маячков полицейской машины, брошенной во тьме у обочины. У его проблемы утеплённая полицейская форма и искры сияют в фиалковых глазах, словно пузырьки шампанского. — Детка, а не маловата ли ты… — Мартин осекается на полуслове, потому что его грубо толкают вперёд, — понял, плохая полицейская.

— О, Бен, ещё работает. Надо же. Почти не поменялся, только толще стал.       Когтяузер приходил чуть ли не самым первым и приносил с собой запах свежих пончиков и кофе. Он довольно быстро занимал своё место за стойкой, готовясь бодро встречать коллег и посетителей.       — Этих я не знаю. Ты неплохо обновил полицейский состав. Я почти никого не узнаю, — Айзек продолжал активно комментировать происходящее внизу. — Чего вы так скисли, капитан?       Буйволсон никак не реагировал на комментарии друга, просто смотря на шныряющих туда-сюда подчинённых. Обыкновенная утренняя рутина: одни подходили поздороваться к Когтяузеру, вторые сразу прилипали к автоматам с кофе и снеками, третьи поднимались в кабинеты, четвёртые курсировали между остальными. До планёрки оставалось полчаса. Внутри всё как-то беспокойно заныло. Предчувствие того, что скоро эта банальнейшая и скучная обыденность оборвётся, заставляла по-особому относиться к происходящему. С какой-то щемящей нежностью и гнетущей ностальгией. Отдел — был его детищем, которое он тщательно оберегал и охранял. Которое он филигранно создавал, переделывал, прорабатывал. На которое ушли годы и необъятный массив сил и энергии. Обновление кадрового состава, подбор сотрудников, их стажировка, привлечение профессионалов, налаживание работы баз данных, сортировка и упорядочивание архива, внедрение новых шаблонов и схем протоколов — всё это со временем притёрлось, отшлифовалось, заработало и разрослось до немыслимых масштабов.

У Ника зелёный шарф, подсыхающие порезы и плащ нараспашку. Ветер пронизывает насквозь. Почти свобода. Серебряная цепочка. Только напарника больше нет. На самом деле он как бы есть — бестолковый Стиви всё время бумажки перебирает да без конца трещит по телефону. А ещё сурка отличала манера полностью заполнять собой пространство, совершать пять телодвижений в секунду и постоянно что-то грызть. Но едва ли Уайлд кому-то в отделе признается, что ему нужен Шел — бесовское очарование в лисьем обличии. Который немного выше, весь тонкий и складной. Шерсть его непомерно краснее — алее (как всё те же чёртовы закаты, как та же кровь).

— Бенни, душечка, нельзя ли быть расторопней? — возмутился Марлоу, гневно вцепившись взглядом в вошедшего лиса. Барсук и кролик сидели над дымящимися чашками — одни глаза видны и зубастые пасти. — В мире, где все куда-то спешат, быть нерасторопным — сущее блаженство. Толстый лис в костюме-тройке вальяжно вплыл в кафе. Дверь тяжело захлопнулась за ним, колокольчик мелодично тренькнул, разбудив дремавшего за стойкой волка-баристу. В помещении горько пахло кофе и пряным сиропом, тусклые гирлянды лениво переливались под потолком, едва ли разгоняя сумрак внутри. — И когда мы чуть не опоздали на поезд из Вуден-борроу? — мстительно припомнил Марлоу. — Там были отличные деревянные фигурки, я не мог их не купить! — А не ты ли в аэропорту Борреаля пытался вынюхать жареного рябчика в «Chiken-free»? — Местный деликатес за бесценок! — парировал лис. — Ты хотел сесть в самолёт с жаренным рябчиком. Нас таможенники чуть не загребли! — Кто виноват, что в самолетах кормят дрянью? Там подают размороженных моллюсков! Эти мерзопакостные сопли, сбрызнутые лимоном, фу, — Бенни скривился в отвращении. — То ли дело куриные головы жрать, — фыркнул барсук. — Боже, Марлоу, дорогой, так давно никто не делает, двадцать первый век на дворе, ты потребляешь белок из жуков и дождевых червей, а тобою обожаемый раф заправляют растительными сливками! Что за чушь ты говоришь — куриные головы! Если хочешь провести более точную параллель с дикарскими пристрастиями предков, то тогда бы говорил о мышиных городках или кроличьих фермах, а там уж и беспокоился о Мартине... Он вообще-то звено моей пищевой цепочки! — лис и барсук перевели взгляд на кролика, с ленцой слушающего разговор приятелей. — Только попробуй — и я тебе заточку в почку воткну, — флегматично пообещал он.

Снег, окроплённый кровью, три птичьих следа, хвоинки, грязь, кленовые крылатки. Запах теряется в колком морозном воздухе. Серые облака лениво текут по ветру и в солнце концов прячут солнце. В старом парке слышен треск веток и скрежет чужой поступи по насту. — Нашли что-нибудь? — раздаётся далёкий оклик, и Кайло не понимает, ему ли это адресовано или ещё кому-то из выехавших. Кровь чуется остро — её запах завихрениями вьётся в воздухе. Кажется, совсем скоро здесь всё пропахнется ею. Главное, чтобы не началась метель, иначе совсем тяжело будет работать. Полярный волк поднимает воротник шинели и оглядывается по сторонам. Температура вполне терпимая для него, а выехавшим слонам уже спустя час выдали одеяла, потом они и вовсе залезли обратно в фургон. «Не тех вы взяли, — с досадой отмечает Кайло, бредя по дорожке из алых капель, — куда же ты влез?». Последнее больше про жертву, или подозреваемого, или свидетеля. Кто это — вопрос для детектива открытый. Кайло волнует только, что идти далеко и нудно, потому «Wintershine» —  развлекательное детище на десяток гектаров, испещренное холмами, скалами и необъятной красотой почти нетронутого леса. В кармане противно захрипела рация. — Погреться хочешь? — весело спрашивают с другого конца, ещё и хохот слышен фоном. — Хочу, — вздыхает Кайло, — но не сейчас. — Где ты? — Следы крови ведут к старому пирсу, буду потихоньку двигать туда. — Может, вернёшься всё-таки? И мы на фургоне спустимся по-нормальному. — След не хочу терять, и, может, что по дороге найду ещё, конец связи, —  волк быстро сбрасывает соединение и вздыхает. От порции горячего сливочного супа с мидиями он бы не отказался, да только офицеры максимум чем греются это дешёвым кофе и сэндвичами давятся. Кайло не привереда, но ниточка следа тает быстро, а пустой желудок сил пока не тянет. Ещё есть сигареты, когда совсем туго придётся. Туристическая тропа была нерасчищенной и крутыми петлями, лавируя между выходами скальных пород, простиралась вниз со склона, к озеру. Где-то здесь и закончилась кровь: то ли неизвестный догадался закрыть рану, то ли обстоятельства передвижения поменялись. Смешанный лес безмолвно нависал, закутанный в серебряную шаль снега, и тихо подвывал ветру. Птицы попрятались, затаились средь ветвей, перепугано наблюдая за непрошенными гостями. Кайло чиркает зажигалкой, прикрывает огонёк ладонью, и пускает дым за спину. Сигареты какие-то новомодные, с горечью и шоколадом — отбитые у кого-то из задержанных на днях. Волк кривится и начинает медленно спускаться вниз по тропе, вслушиваясь и внюхиваясь в стылый воздух. Никотин щекочет лёгкие, смешивается с паром изо рта и вылетает изо рта кипенно-белым облаком.