Как только Гарри натыкается в потоке бессвязного бреда на паническую мысль, что ему лучше бы начать дышать, иначе он сдохнет от удушья, понимает, что попал. Вот так — абсолютно, тотально и бесповоротно попал. Гарри любит девушек. Но, кажется, он умудрился вляпаться по самые уши в Тома Риддла.

Странно сидеть за одним столом с человеком, который является приемным дедом и любовником одновременно. Технически, это можно назвать инцестом, но Рик ей дед не по крови, он так-то ей вообще не дед, просто их семейная иерархия с появлением этого говнюка пошла по пизде.

Гарри тринадцать, и он слышит в стенах голос, который хочет кого-то убить. Гарри тринадцать, когда, спустившись в Тайную комнату, он убивает Василиска и пытается убить восставшее из страниц проклятого дневника воспоминание о Томе, мать его, Риддле. Гарри тринадцать, и все, что он помнит перед тем, как упасть в обморок, — оглушающую, жгучую до хрипоты боль в каждой клеточке тела. Гарри все еще тринадцать, когда он выписывается из лазарета и начинает слышать шепот в голове.

Гарри не выбирал эту жизнь. Не выбирал быть «Избранным», быть тем, кто должен спасти магический мир от раздутого эго Темного Лорда и его жестокости, но Гарри родился. Гарри стал знаменем победы, героем, гарантом мира, и как этот мир будет достигнут в итоге — мало кого волнует. Особенно тогда, когда Гарри — не просто Мальчик-который-выжил, а еще и «Гарри, кажется, ты был мне предназначен судьбой. Был выбран мною. Отмечен мною, и ты никуда от меня не денешься».

Ацуши не может привыкнуть, что Дазай играет с ее рукой, сидя напротив в кафе на первом этаже. Ацуши не может привыкнуть, как он обводит кончиками каждый палец, щекочет костяшки, посылает трепыхающихся бабочек от тыльной стороны ладоней к самому сердцу или из раза в раз пытается выяснить длину ее линии жизни. Это смущает, это вызывает неловкость и дезориентирует. Дазай не любит прикосновения. Дазаю, видимо, очень нравится заставлять Ацуши краснеть.