Она жила воспоминаниями, была немного противоречивой и в плохие дни ела ванильный пудинг. Хранила все их фотографии и больше никогда не хотела встретить того, от чьих прикосновений будет таять. Раз в год приезжала на могилу отца, потому что вряд ли бы вынесла ночные кошмары после. Надеялась получить повышение на любимой работе и, как следствие, приходить чуть позже. Она хотела спокойную, размеренную жизнь. Слышите? Это Судьба смеётся над её планами.

— Самое противное и одновременно желанное, что может получить человек — выбор. Самое меркантильное и правильное, что можно сделать в такой ситуации — никого не слушать. Ты поняла? — Да. — И что ты будешь делать? — Не буду никого слушать и свалю на море.

Мне было двадцать, у меня был лучший друг, ещё один по чистой случайности появился во время нашего переезда на фронт. Мне было двадцать, и я впервые почувствовал, каково это, когда при виде чужих глаз сердце бешено стучит, качая кровь по моим венам, направляя её в похолодевшие от волнения конечности. Мне было двадцать, и я уезжал первый и последний раз из дома защищать свою страну. Первый и последний, потому что больше я не возвращался.

Ведомый своим же обещанием больше никогда не появляться в её жизни, что сделает ту только лучше, ушёл. Я не видел упавшую на колени Лиззи, беззвучно льющую слёзы. Я чувствовал только, что в груди, подобно ранению от пули, растекается огромное кроваво-красное пятно, которое не заделает ни один хирург. Мою жизнь с этого момента можно было назвать совершенно пустой.

Взгляд лихорадочно скользил по ее телу, не зная, на какой точке остановиться. Драгнил слышал, как мелодия движется к своему завершению, чувствовал, как время играет против него. Еще несколько секунд — и этот демон, сорвав с их порочных душ овации похоти и страсти, снова скроется в своей темноте.