«Я помню тот прохладный вечер, когда тёмно-синяя гладь небес была окинута молочными брызгами, освещающими больничную палату при Зелёном Дельфине. Такая чистая и спокойная ночь, будто в мире все, кроме нас пали в небытие навечно. Тогда я спросил у тебя, сидя на стуле возле кровати: «Планктон спит?», на что ты ответила, прерывисто смеясь: «Если ты хочешь – я засну».
С уст не слетело ни звука, когда француз кинулся в его объятия, прижимаясь кадыком к плечу: словно ребёнку вернули любимую игрушку. Но тот, кто сейчас вяло, будто ещё не совсем понимая, что происходит, отвечал на объятие, явно большее, чем набитая пухом тряпка. Забытая на пыльном чердаке, которую вытащили и прижали к себе, как только новая игрушка сломалась. Которую можно кинуть на пол или порвать в пустой детской истерике. Намного больше.
Он не имел то ли желания, то ли возможности – это неважно, глупые оправдания для того, чтобы снова посыпать себя белым мехом, смяв отчаянную мину в наивное выражение белого барашка. Казнь жертвы не в том, как хищник гоняет её по лесу или пинает лапой, а в бритвах острых зубов.
- Бог имеет власть на земле прощать грехи и проступки. Ибо он пришёл не губить души человеческие, а спасать. Джотаро Куджо, меньше в тебе духовности, чем плоти. Но и тебя он простит.
