Лондонское метро. Одна и та же усталость на лицах, один и тот же пустой взгляд. Задремав в полупустом вагоне, Оливия Лоренс почувствовала на своем плече непривычную тяжесть. Сонная, она повернула голову и в удивлении уставилась на копну темных волос — молодой человек не выспался и решил прикорнуть на соседском плече. Скоро ее остановка, но будить его совершенно не хотелось.

Какой это по счету концерт? Хрен знает. Я давно перестала считать. Мы колесим, кажется, третий месяц. Ясно одно — сегодня последний день тура. Последний концерт. Последний вечер, когда ты рухнешь без сил, уставший, но безумно довольный. Жаль я поздно осознала, что все это — больше, чем работа, а ты — больше, чем наниматель.

Морден. Именно так назывался нужный нам город. Остаточных школьных знаний хватило, чтобы перевести его с немецкого — совершать убийство, убивать. Жутковато для такого милого городка. Мне чудилось, будто под его внешне спокойным и приятным обликом таится нечто мрачное и злобное, нечто, предупреждающее нас о том, что чужакам здесь не рады. И я не ошиблась.

С сегодняшнего дня я ненавижу Рождество. Люди собираются вместе, улыбаются и звонко смеются, загадывают желания, делают неловкие признания, любят, в конце концов! Все теперь кажется таким сладким, что сводит зубы. Я и не знала, что в праздники одиночество чувствуется так остро. Оно не ложится на плечи легкой вуалью, а бетонной плитой прибивает к земле, превращая в кляксу на асфальте Нью-Йорка, пока чей-то голос не вырывает меня из тоскливых размышлений: — Добрый вечер. Огоньку не найдется?

Она отдает много времени благотворительности, она верный друг, очень умна и отзывчива, но я никогда не любил ее.