Фанфики с участием: "Сергей Эйзенштейн/Михаил Кузнецов"

Альтернативная история, Эйзенштейн жив и плюс-минус здоров, Миша жив, здоров и красив, Советский Союз без холодной войны… А вот в этот сборник пойдут истории, который я не смогу посчитать теплыми, флаффными и/или нерейтинговыми. Но все равно помним: печеньки есть, и в целом всё у этих двоих хорошо, если не прямо сейчас, то к концу главы все равно обязательно будет. И да: на реалистичность этот сборник не претендует тоже.

Альтернативная история, Эйзенштейн жив и плюс-минус здоров, Миша жив, здоров и красив, Советский Союз без холодной войны, и вообще все хорошо и жизнь замечательна. Сборник теплых, флаффных и совершенно нерейтинговых историй. И совершенно нереалистичных – но какое это имеет значение?

Миша играет Пушкина, думая о роли Дантеса. AU, в котором Эйзенштейн все же доживает до съемок «Любовь поэта» и не может совладать с главным актёром.

Это история получилась не так чтобы очень добрая, и не так чтобы вовсе безоблачная – но честное слово, в финале придет Рождество, и всё у всех будет хорошо, даже отлично!

Давайте о хорошем. AU, где все живы, относительно здоровы (в соответствии с возрастом), творчески успешны и сняли всё, что хотели, и не нажили себе сколько-нибудь существенных неприятностей. P. S. Ставлю статус "закончено", потому что на данный момент идей больше нет, но может, когда и продолжу. И да, другие события и обстоятельства – тоже AU. P.P.S. Что-то я опять разохотилась, так что меняю статус обратно. Но уточняю: ничего не гарантировано.

«Небылица в лицах, небывальщина, да небывальщина, да неслыхальщина…». Иван Грозный, Фёдор Басманов и иже с ними. Шутки, в которых доля шутки, попытки в трагикомедию, стёб и чёрный юмор. Автор торжественно клянётся, что замышлял только шалость.

Алма-атинские яблоки пахнут, как никакие другие… И не только потому что они — лучшие.

А ведь эта песня – тоже военная.

«Быть может, правда это было где-то, а может – никогда, нигде…»

Эпоха «кино в эвакуации», жара Алма-Аты, стрекот кинокамеры, скандальный «Иван Грозный», Эйзенштейн и молодой актер, привязанные друг к другу в короткой электрической вспышке.

Папироса дрожит в пальцах. Михаил делает очередную затяжку, стараясь ни о чём не думать. Ни о проклятии ролей, ни о проклятых параллелях… ни о том, что ему предстоит. Совершенно секретно…