«После тренировки мы идём ко мне домой.»
Его сердце, и без того бешено стучащее от испуга, тут же словно провалилось в желудок, когда он увидел, от кого именно было сообщение. Чонин понимал, что с его стороны было бы глупо сбежать с тренировки, но это было его первым порывом. Быстро схватив сумку, он тут же замер на месте, услышав шаги за спиной. У него не было ни единого шанса, чтобы успеть убежать, поэтому он медленно положил сумку обратно на скамейку и повернулся, боясь столкнуться с Феликсом. — Тренер послал меня поторопить тебя, — Чанбин встал в дверном проеме, сложив руки на груди. Беспокойство на его лице было едва читаемым, но даже то, что удалось уловить Чонину, разозлило его. Прекратят ли когда-нибудь к нему относиться как к ребёнку, за которым нужно присматривать, которого нужно вечно жалеть? — Я иду. — Ты как? Чанбин неловко переминался с ноги на ногу, с преувеличенным интересом разглядывая шкафчики рядом с Чонином. Неловкая тишина, какой никогда не было между ними, тяжело повисла в воздухе, и сбежать от неё хотелось им обоим. — Я в порядке, пойдем, — Чонин прикусил язык, чтобы не сказать лишнего. Он и так натворил достаточно из-за своей несдержанности. Он вышел на поле следом за Чанбином, практически не отрывая взгляд он газона. Разминка началась не так давно, и они поспешили присоединиться к остальным под разъяренные вопли тренера. Чонин был рад тому, что всё было по-прежнему, словно ничего не произошло, словно ему не нужно было чужое сочувствие. И только то, что не хватало одного игрока, напоминало всем о том, что всё было не так хорошо, как хотелось бы. Минхо единственный вёл себя не так, как раньше, избегая Чонина всеми возможными способами, будто он чувствовал вину и перед ним. Единственная разница была в том, что Минхо не был виноват абсолютно ни в чём. Чонин был удивлён тому, что тренировка прошла слишком легко и быстро. Каким-то образом он действительно сумел отвлечься, полностью погрузившись в игру, но как только тренер отправил их переодеваться, все переживания мгновенно вернулись обратно. Усталость растекалась по его телу, вместе с тревожным ожиданием того, что же задумал Феликс. Быстро переодевшись и попрощавшись с остальными, Чонин нехотя вышел на улицу, надеясь расправиться со всем как можно быстрее. Феликс ждал его на улице, и его губы растянулись в широкой улыбке, как только Чонин подошел к нему. Раньше он без промедления улыбнулся бы в ответ, но предчувствие чего-то неприятного гудело у него в голове, и Чонин не нашел в себе силы на то, чтобы сделать вид, что он был рад провести время с Феликсом. — Готов? — К чему? — помедлив спросил Чонин, чувствуя, как холодок пробежал по его спине. Феликс покачал головой, но ничего не ответил. Улыбка не покидала его лицо ни на секунду, и это заставляло волнение Чонина разрастаться с отвратительной скоростью. Он бывал в доме Чана и Феликса довольно часто, и знал его не хуже дома Хёнджина, но к собственному удивлению, Чонин осознал, что в комнату Феликса он не заходил ни разу. Оставив вещи у двери, он встал посреди комнаты, потерянно озираясь по сторонам. Комната Феликса была заставлена таким количеством вещей, что Чонин не мог сфокусироваться на чём-то одном. Если бы их отношения были прежними, он бы уже стоял у полок, рассматривая коллекцию манги или статуэтки персонажей одной из онлайн-игр, но Чонин предпочёл не делать ничего. Затянувшееся ожидание отдавалось мучительным тянущим чувством в груди, в ушах звенело от внутреннего напряжения. Чонин хотел избавиться от этого как можно быстрее, сделать то, зачем Феликс его позвал, и спокойно уйти домой. Едва слышно закрыв дверь в комнату, Феликс обошёл Чонина и сел на кровать. Они обменялись взглядами, ожидая, кто же сделает первый шаг, кто первым перестанет делать вид, что между ними всё было как раньше. — Иди ко мне, лисёнок, — Феликс похлопал рукой по бедру, и Чонин нехотя подчинился и подошел. Смущенно смотря сверху вниз, он не понимал, что именно должен был сделать дальше. — Садись сверху. Оцепенев, он смотрел на Феликса, на его снисходительную улыбку, которая постепенно исчезала, выдавая раздражение оттого, что Чонин медлил. Он не стал дожидаться, когда Феликс потеряет терпение и повторит просьбу, и уселся на его бедра. Затаив дыхание, Чонин медленно осознавал то, как неприлично близко друг к другу они оказались, и понимание того, что могло произойти дальше было всё отчетливее. Каким же дураком он был! Он даже предположить не мог, что его секрет будет использован в подобных целях, но чем больше Чонин думал об этом, тем отчётливее в его памяти всплывали незначительные детали, которые практически кричали ему о том, как очевидно всё было. Довольно ухмыльнувшись, Феликс резко прижал его ближе к себе, и Чонин не сдержался и вскрикнул от неожиданности. — Ты должен слушаться меня во всём, если не хочешь, чтобы кто-то узнал твой маленький секрет. Чонин торопливо кивнул, чувствуя, как к горлу неожиданно подступили слезы. Он не хотел ни того, что происходило с ним в тот момент, ни того, что он сделал несколько дней назад, но ничего нельзя было исправить. Всё, что он мог — принять последствия, подчиниться, и надеяться, что Феликс будет честен и сдержит своё слово. Чонину было страшно доверять такой страшный секрет, но он был готов сделать всё возможное, чтобы сохранить его в тайне. — Ближе, — тихо сказал Феликс, с довольной ухмылкой наблюдая за красочной палитрой эмоций на лице Чонина. Осторожно положив руки на плечи Феликса, он уткнулся носом в его шею, потому что больше не мог выносить его взгляда на себе. Эта близость не приносила ему комфорта, он чувствовал ещё больше стыда, ещё больше презрения к самому себе. Чужие прикосновения расслабляли и одновременно с этим пугали. Чонин хотел сбежать от них, чтобы перестать чувствовать себя беспомощным и загнанным в угол, но вместо этого, он терпеливо замер, надеясь, что на этом всё закончится. Руки Феликса ласково скользили по его спине, задерживаясь на пояснице всё чаще, пока не переместились на ягодицы, заставляя Чонина испуганно расширить глаза. — Я слышу, как быстро стучит твоё сердце. Не бойся, тебе понравится. «Нет» застряло у Чонина в горле, и он не смог произнести ни звука. Окончательно окаменев, он с силой сжал челюсти и уставился в стену напротив, чувствуя, как Феликс медленно расстегнул его штаны и без колебаний засунул руку ему в трусы. — Скажи мне, когда ты трогаешь себя, ты думаешь о нём? Чонин быстро помотал головой, наивно надеясь, что ответ на вопрос остановит Феликса, но эта реакция вызвала у него только усмешку. Ему отчаянно хотелось отстраниться от настойчивых прикосновений, от горячего дыхания на шее, но он словно потерял контроль над самим собой. — Представь, что это рука Хёнджина. Представь, что это не мой голос, а его, — полушепотом сказал Феликс, касаясь члена Чонина, и обхватывая его рукой. Чонин ненавидел себя за то, что его тело отреагировало на слова Феликса, на то, как нарочито нежно он касался его, заставляя непроизвольно двигать бедрами навстречу. Это были до примитивного простые движения, Чонин дрочил точно так же, и всё же, когда это делал кто-то другой, это ощущалось совсем иначе. Феликс был чертовски прав, ему до дрожи нравилось каждое прикосновение, которое таило в себе и удовольствие и унижение. — Покажи своему хёну, как сильно тебе нравится, когда он трогает тебя, — сказал Феликс, и его голос прозвучал слишком похоже на голос Хёнджина, от чего Чонин был готов расплакаться, но вместо этого сдавленно простонал. Его щёки мигом вспыхнули, словно до этого не происходило ничего, что могло вызвать чувство стыда. — Покажи, как ты любишь его. Лицо Хёнджина возникло у него перед глазами против его воли. Всхлипнув, Чонин кончил в ладонь Феликса, чувствуя, что всё его тело мигом ослабло, словно перестало принадлежать ему окончательно. Он надеялся, что теперь Феликс отпустит его, оттолкнет, брезгливо скривившись, но вместо этого он сильнее прижал Чонина к себе, совершенно не заботясь о том, что таким образом он пачкал свою одежду. — Пусти, — сдавленным голосом попросил Чонин, не понимая, почему не сказал этого раньше, почему позволил произойти всему этому. — Я не держу тебя, — Феликс усмехнулся и развел руки в стороны. Чонин наконец-то нашел в себе силы отодвинуться, чувствуя, что вся его кожа горела от стыда, а глаза жгло от сдерживаемых слёз. О нет, он не должен был показывать Феликсу, как сильно повлияло на него то, что произошло между ними, но он не смог ничего сделать. Слеза медленно потекла по его щеке, и Феликс тут же приблизился, чтобы поймать её губами. — Я знаю, что тебе понравилось. Хён сделал тебе приятно, да? — Феликс улыбнулся, и Чонин машинально кивнул, отстраняясь и вставая на ноги. Всё его тело будто бы мигом превратилось в желе. Застегнув штаны со второй попытки, он подхватил свою сумку и выбежал из квартиры, даже не потрудившись закрыть за собой входную дверь.***
В его голове было абсолютно пусто, пока он не оказался дома, на собственной кровати, спрятавшись под одеялом. Чонин даже не снял куртку, и теперь его кожа покрылась испариной, но он упрямо игнорировал это. Дышать становилось всё труднее, и он не знал от чего именно, но вылезти из-под одеяла было равноценно тому, чтобы оказаться в реальном мире и снова столкнуться со всем тем, что происходило в его жизни. Проснулся Чонин абсолютно потерянный. Он проспал больше обычного, но усталость словно стала больше в разы. Бегло взглянув на себя в зеркало, он решил, что даже не станет пытаться привести себя в более приличный вид. Не без труда он нашел в себе силы доехать до школы и просидеть все уроки ни разу не отключившись. И это ощущалось так, словно его тело всеми силами противилось тому, чтобы оставаться в сознании. Это был свободный от тренировки день, и обычно Чонин проводил его вместе с Хёнджином — они либо слонялись без дела по городу, либо ехали к морю. Но теперь всё было иначе, и неизвестно, вернётся ли жизнь когда-нибудь к тому, что было прежде. Чонин не знал куда деться от давящей неизвестности. Он не придумал ничего лучше, чем просто пойти домой и попытаться отвлечься, включив какое-нибудь бессмысленное аниме. Лениво собрав вещи после последнего урока, он кинул последний тяжелый взгляд на пустующее место Хёнджина. «Прости. Я правда не хотел», — шепотом сказал он, едва услышав самого себя, и тут же вздрогнул от сигнала оповещения в телефоне. Чонин замер, медленно доставая телефон из кармана, мысленно молясь, чтобы это не было сообщением Феликса.«Надеюсь ты порадуешь своего хёна своим присутствием? Палата 12-В.»
Все переживания мигом вылетели у Чонина из головы, превратившись в что-то далёкое и незначительное. Хёнджин был в порядке, он был жив, и узнать об этом ощущалось сравни прощению. Чонин никогда не бежал так быстро, а когда оказался у здания больницы, чуть не врезался в прозрачные двери. Залетев в палату, он едва успел затормозить, и с размаху приземлился на край кровати, разбудив Хёнджина. Они оба застыли, смотря друг на друга с улыбками на лицах. О, даже после аварии Хёнджин выглядел так, что от него было невозможно оторвать взгляд, а от теплоты в его глазах хотелось расплакаться. Чонин осторожно протянул руку, касаясь пальцами небольшой царапины, которая выглядывала из-под пластыря на его щеке. Извинения крутились у него на языке, но он не мог их сказать вслух, даже если ему было действительно жаль. Слегка отстранившись, он бросил взгляд на руку Хёнджина, которая была в гипсе. Сколько ещё травм он получил? Насколько серьезными они были? Поджав губы, Чонин молчал, не зная, что спросить в первую очередь. — Я рад тебя видеть, — Хёнджин с трудом приподнялся на кровати, и эти секунды, когда его лицо исказилось от боли, тут же напомнили Чонину о том, что помимо видимых ран, внутренние никуда не исчезли. Он всё ещё был в смертельной опасности, ханахаки по-прежнему пронзала его сердце и лёгкие цветами безответной любви. — Когда тебя отпустят? — Надеюсь, что скоро, — Хёнджин пожал плечами, и его взгляд медленно потускнел. — Прости, что не смогу участвовать в оставшихся матчах. Его глаза заблестели от неожиданно выступивших слёз, превращаясь в нечто завораживающее в холодном свете больничных ламп. Чонин физически мог почувствовать эту горечь и обиду, которую испытывал Хёнджин, но чувство вины ощущалось тяжелее всего остального. Неловко протянув руку, он дотронулся до плеча Хёнджина, не зная, успокоит ли его этим или наоборот вызовет раздражение. Нужна ли была ему эта жалость, это сочувствие? Нужно ли было ему хоть что-то или всё это время Чонин навязывал ему свою помощь? — Минхо! Хёнджин широко улыбнулся, стирая былую грусть, но тут же сморщился от очередной волны боли. Ранка на его нижней губе треснула и начала медленно кровить, заставляя его неосознанно коснуться её языком. Чонин едва не подавился воздухом. Его взгляд приклеился к Хёнджину, к его губам, к тому, как гримаса боли постепенно таяла, и к нему вернулось обычное выражение лица. Шаги становились всё громче, пока Минхо не встал с другого края кровати, попав в поле зрения Чонина. — Привет, — Минхо кивнул, быстро пресекая любой зрительный контакт. Его взгляд блуждал по окружающей обстановке, по выцветшему узору на постельном белье, пока он, наконец, не остановился, чтобы посмотреть на Хёнджина. Чонину хотелось сказать столько отвратительных фраз в адрес Минхо, что они медленно начинали кипеть внутри него, ожидая своего выхода. Но он знал, что не имел право произнести вслух ни одну из них. В этом помещений он единственный был тем, кто был достоин этих слов. Между Хёнджином и Минхо происходил немой диалог, понятный им одним, и Чонин отчетливо почувствовал, что он был лишним в этой комнате. Его не покидало острое ощущение того, что он оказался за стеклянной стеной, сквозь которую не мог просочиться ни один посторонний звук, поэтому он мог только пассивно смотреть со стороны за происходящим. На какое-то мгновение ему показалось, что во взгляде Минхо появилось что-то особенное, чего он не видел до этого, но отчего-то так похожее на то, что он видел в глазах Хёнджина. — Как мотоцикл? — Ты и правда странный, Хван Хёнджин, — Минхо усмехнулся, молниеносно пряча эмоции, которые снова на секунду показались сквозь броню безразличия. Чонин мог поклясться, что глаза Минхо едва заметно блестели, будто бы он был способен на то, чтобы заплакать. Но почему? «Если бы не ты, мне бы не пришлось так поступить», — мысли обжигали ядом, заставляя Чонина прикусить язык и продолжать наблюдать. Это всё, что он мог себе позволить. И он молча слушал их разговор, чувствуя себя не в своей тарелке рядом с ними, чего никогда не было прежде. Через какое-то время вошедший в палату врач прервал разговор, вежливо попросив Чонина и Минхо уйти и дать Хёнджину отдохнуть. Быстро попрощавшись, они вышли в коридор, а затем медленно направились в сторону выхода из больницы. — Иди к Джихе, Минхо. И больше не приходи к нему, — сказал Чонин, как только они вышли на улицу. Удивлённо вскинув брови, Минхо взглянул на него измученным взглядом, но это длилось какие-то жалкие мгновения. Он мастерски умел брать себя под контроль, и сделал это в очередной раз. То, что Чонин увидел его искренние эмоции, было лишь случайностью. — Не понимаю о чём ты. При чём тут сестра Джисона? Фыркнув, Чонин помотал головой, чувствуя, как его раздражение постепенно разрасталось. Он хотел оттолкнуть Минхо ещё сильнее, чем тогда, на поле, заставить его больше никогда не ступать на порог больницы. Но это было не в его власти, как и многие другие вещи. — Я не буду просить дважды, хён. Не став дожидаться ответа, Чонин пошёл прочь от больницы, прекрасно зная, что увидит Минхо в палате Хёнджина ещё не один раз. Его просьбы ни для кого не имели значения. Вся радость от короткой встречи постепенно растворялась, оставляя после себя пронзительное чувство пустоты. Чонин никак не мог успокоить бесконечный поток мыслей, прокручивая в голове то, как менялся Хёнджин, когда видел Минхо. Даже боль от ушибов и перелом не стали преградой для его улыбки и взгляда, наполненного таким чувством, которое он никогда не сумеет подарить Чонину. Он не знал, откуда в его голове возникла абсурдная мысль о том, что авария могла изменить что-то в чувствах Хёнджина к Минхо, и теперь разочарование смешивалось с осознанием собственной глупости. Но если он был глуп в своих выводах, насколько наивен был сам Хёнджин, как он мог продолжать любить Минхо, зная, что дарованный судьбой второй шанс он впустую тратил на ожидание ответного чувства? Время продолжало ускользать от него, как и жизнь, но он упрямо игнорировал это, смотря влюбленными глазами на того, кто никогда не ответит ему взаимностью. Чонин хотел бы найти верное решение, сделать ради спасения Хёнджина всё возможное, но он не нуждался в его помощи, как и не нуждался в его любви. И теперь он мог только замереть в ожидании, в глупой надежде на лучшее, и в страхе, что правда о его ужасном поступке раскроется. Он до сих пор не мог поверить, что решился навредить другому человеку, даже если и ненавидел его больше всего на свете. — Чонин? Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто его окликнул. Этот голос он бы узнал, даже если бы был не в себе. Трусливо поджав губы, он встал посреди дороги и ждал, когда Феликс подойдет к нему, и только тогда посмотрел на него. Вся злость, что была в нём до этого мигом улетучилась, превращаясь в ледяной страх, сковывающий внутренности. Он знал, что Феликс не причинит ему боли, но то, что он действительно мог сделать, казалось куда хуже, чем если бы он просто избил его. Рядом с Феликсом встал незнакомый парень и, окинув Чонина безразличным взглядом, уставился в телефон. Растерявшись от подобного поведения, Чонин удивлённо приподнял брови и взглянул на Феликса с немым вопросом. — Сынмин, прекрати строить из себя диву и поздоровайся с нашим Чонином. — Это щеночек Хвана? — Сынмин оторвал взгляд от экрана и вновь оценивающе посмотрел на Чонина, от чего по его телу пробежала неприятная дрожь. — Пошёл ты, — сквозь зубы процедил он, чувствуя острую волну взаимной неприязни. Как такой человек мог быть другом Феликса? Ах да, Феликс и сам был не так прост, Чонин всё время забывал об этом. Он едва не сорвался с места в импульсивном желании ударить Сынмина, или хотя бы оттолкнуть, но Феликс моментально пресёк этот порыв. Его рука каким-то образом оказалась на пояснице Чонина, ненавязчиво предупреждая о том, что ему следовало остановиться здесь и сейчас. Этим, казалось, обычным прикосновением, Феликс давал понять, что имел полную власть над всеми действиями Чонина, будь они на улице, или в его комнате. И если он скажет отступить или нападать, то его словам придётся беспрекословно подчиниться. — И кто тут ещё дива, — Сынмин цокнул языком, и вновь сфокусировался на экране телефона, очевидно, не заинтересованный в продолжении диалога. Чонин судорожно выдохнул, всё ещё чувствуя напряжение в солнечном сплетении, но теперь его источником было только то, что рука Феликса продолжала лежать на его спине. Дежурно отвечая на все вопросы, Чонин хотел дернуться в сторону, чтобы разорвать контакт, но вместо этого смиренно ждал, пока Феликс не решит сделать это первым. Он не знал, что ещё ему было не позволено делать. Несколько минут неловкого разговора казались часовой пыткой, и когда он наконец-то закончился, Чонин ещё какое-то время смотрел вслед удаляющимся Феликсу и Сынмину, чувствуя оглушающее опустошение. Дойдя до дома, он позволил себе лечь на пол и проплакать до того состояния, когда не оставалось сил на слёзы.