Вы (09:15): О чем речь?
Вы (09:15): Доброе утро
Работник года (09:15): Ты в пятницу в офис так и не вернулся, только злобным голосом мне сказал, что едешь домой Работник года (09:16): Я тогда решил, что бог с тобой Работник года (09:16): Но вот больше суток прошло и ни ответа, ни приветаВы (09:16): А
Вы (09:16): Это
Работник года (09:16): Именно “это” Работник года (09:16): Я наберу?Вы (09:16): Нет, не сейчас
Вы (09:16): Я завтра на обеде расскажу,
это все равно не для всех ушей
Работник года (09:17): А сейчас чего? С Феликсом? Работник года (09:18): Эй, приколист Работник года (09:18): Алло? Работник года (09:25): Увидимся в понедельник. Вовлекшись в родившееся обсуждение, Кристофер спустя пару минут общения понял, что нужно от него как можно скорее отделаться, иначе они опять настрочат эпопею покруче "Войны и мира". И, как минимум, потому что поднятая Со тема никак не сулила приятного расположения духа после диалога, причем всем в нем участвующим. Стремительно касаясь сенсорных букв, альфа написал обещание поговорить попозже и хотел добавить, что ему стыдно за игнорирование, но не успел. Комичнее чем в любом комедийном фильме, он вздрогнул и треснулся виском об дверную раму. Испуг пронзил его на несколько непересчитываемых секунд, когда Чан услышал низкий голос. – Доброе утро, – Феликс неуверенно мялся на противоположной стороне помещения. – Ой, ты в порядке? – переживая за целость головы Криса, он стремительно подошёл к нему. – Ай-й, – альфа обиженно промычал, поглаживая место столкновения, – нормально, – с разочарованным в себе вздохом отозвался Кристофер. Вот тебе и простой план по встрече сожителя. – Не сильно стукнулся? – вытянув руку к чужому виску, он легонько отвел волосы в сторону. – Уже покраснело, – не успев осознать всю "рискованность" положения в котором оказался, Ёнбок упорхнул к низкой морозильной камере. – Да ничего, – начал фразу Кристофер, но нерешительно замер, когда его коснулась прохладная баночка. Внимательный взгляд напротив сверлил глупое ранение, не замечая, как на него смотрят в ответ. Блуждая нежным взором по лицу Феликса, Чан с радостью рассматривал красивые яркие веснушки на щеках и скулах. В конце он позволил себе на миг скользнуть ниже, к губам и сразу попался в ловушку воспоминаний. Мягкие, теплые, будто со вкусом весеннего солнца, поцелуи всплывали в памяти один за другим. Начиная с самого первого и неловкого, но до откровения трепетного и неожиданного. Крис вчера и подумать не мог, что услышит именно такие слова, такое предложение. И от этого ощущение сладостности усилилось троекратно, так приятно было почувствовать чужую симпатию. Сердце забилось настолько сильно, что норовило выскочить из грудной клетки и прыгнуть прямо к Феликсу в руки, но Чан не дал ему такой возможности, торопливо соглашаясь. Соглашаясь быстрее, чем его мозг мог бы обработать все за и против. Впервые за долгие годы он послушал не голос разума, а тихенький шёпот души. Сейчас она, кажется, вылетела из тела при виде обеспокоенного его состоянием Феликса. Тот продолжал аккуратно потирать место ушиба мороженым в пластиковой упаковке, периодически отводя его в стороны и не давая холоду сделать мужчине больно. – Получше? – омега склонил голову набок и всмотрелся во влажные волосы. – Да, спасибо, – Кристофер аккуратно, боясь напугать задумавшегося, положил свою руку на его. – У тебя пальцы ледяные, – почувствовав что-то теплое, Ёнбок перевел взгляд навстречу чановому. Тот, ища, или даже прося какой-то ответ, замер. Холодная капля скатилась по начавшей оттаивать упаковке и упала на кафельный пол. Крис, даже не смотря что делает, отставил мороженое на тумбу сбоку. Взяв освободившейся ладонью вторую, он постарался собрать в подобие мыслей свои сплавившиеся извилины: – Что ты думаешь насчет вчерашнего? – стыдно, но он испугался использовать прямую формулировку. Ему показалось, что упоминание неоднократных поцелуев в течение вечера может быть расценено немного иначе, в другом ключе, более вульгарном. И совсем не в том, к которому стремился он сам. – Вчерашнего… – этим повторением его разум старательно выцеплял секунды на раздумья. Феликс сглотнул, инстинктивно опуская глаза на пухлые губы перед собой. Ох, что он думал об этом. Он думал, что это было очень хорошо и очень мало, просто катастрофически. Думал, что хочет иметь возможность повторять это каждый день, по разному, в разных местах, и не только их… Ёнбок чувствовал, как его окутывает и поддерживает солоноватый аромат береговой линии, той, что уже виднеется издалека, но еще не успела заполнить все легкие духом раковин, морских звезд и песка. А тело все равно не двигалось, язык прилип к небу, не желая ворочаться, губы, как склеенные, не размыкались. И вот ему снова девять. Он, забывшись в своей большой детской радости, подходит к сидящей за рабочим столом маме. Та всегда держит осанку по струнке и сына отчитывает, если он не следит за своей, но это ничего, это ее забота. Женщина коротко подстрижена, и за ее шеей виднеется рассеивающийся по ее силуэту свет от монитора, она все время работает не покладая рук. Феликс ей очень гордится, ведь она такая успешная. На оклик она не поворачивается: слишком увлечена тем, что делает. Поэтому он легонечко тянет ее за рукав блузы, ведь знает, что стучать по плечу – очень плохо, так делают только ужасно невоспитанные мальчики. Повернувшись, женщина пристально смотрит на улыбающегося во всю ширь сына и слышит, что тот лепечет какие-то глупости про щеки, нос и солнечные поцелуи. Ах да, те самые. Теперь она видит, о чем речь: на привязанном к ней отродье густой россыпью лежат веснушки. Ненавистное, противное напоминание о слабом человеке, испортившем ей жизнь и сдавшемся, не выдержавшем простой реальности. По щеке мальчика прилетает первая оплеуха, пока он продолжал тараторить о том, что так еще сильнее похож на папу. Вторая, когда он, замолчав, круглыми глазами смотрит на каменное лицо сидящей к нему в полоборота женщины. Третья, после того, как он слышит, что о такой гнусности надо всю жизнь молчать, и что он не мужчина, раз так запросто выставляет все свои чувства на показ. В последний раз за вечер, но далеко не последний за всю жизнь, разряд жгучей боли и обиды разносится от корней волос по всей голове, выступает солеными капельками в уголках глаз. – Я сколько раз говорила не заходить в кабинет, а? Паршивец, – не отпуская, она тянет его к выходу из комнаты. И, как только мальчик оказывается в темном коридоре, захлопывает за собой дверь. Теперь веснушки ему совсем не нравятся, за них мама ругает, их иметь не правильно. Он стоит с щеткой и мылом перед зеркалом, течет тоненькая холодная струйка воды, и Феликс все трет свои щеки, трет и трет, а грязные пятна никак не сходят. И похожесть на отца никак не сходит, только горючие слезы щиплют уже поцарапанную кожу. И ведь он так был влюблен в свои веснушки, так счастлив был видеть напоминание о покинувшем, но все так же горячо любимом отце. А мама… Мама, кажется, никого не любит. Почувствовав, что легкий запах сладкого чая с фиалками стремительно превращается в тусклый аромат уже завявших соцветий, Чан решил в этот раз начинать первым. Все честно, в тот раз шаг на встречу ему сделал Феликс, а в этот он. – Честно говоря, мне очень страшно, – начал с откровенности Крис, легонько пожимая ладони в своих руках. – Наша ситуация далеко не самая обычная, но я все равно хочу сделать все правильно, потому что так чувствую, – он неловко приподнял плечи и ненадолго отвёл глаза, пытаясь усмирить льющиеся через край нервы. – Мне так хорошо с тобой. За эти месяцы жизни рядом я чувствовал столько всего, что не сравнится с годами до нашей встречи. Я привык жить в своей оболочке, привык идти к одной единственной цели, не заботясь о чём-то ещё, не заботясь о себе даже. – Феликс слушал, медленно моргая. – Но сейчас я чувствую, что готов измениться. – Чан повел пальцами вверх, по предплечьям, останавливая руки над чужими бицепсами, чуть сжимая их. – Каждый день я только и думал о том, что ты будешь тут, что мы сможем поговорить или просто посидеть вместе, даже занятие нужной рутиной рядом с тобой становится легче. Мне так нравятся наши разговоры по ночам, как мы включаем фильмы, а потом пропускаем часы сюжета, обсуждая какие-нибудь глупости. Мне так нравятся наши совместные завтраки, особенно те, когда тебе не надо вставать так рано, но ты все равно выползаешь за стол и стоически сидишь со мной, пока я не уйду на работу. Мне так нравится твой смех, твои улыбки, как счастливо ты выглядишь, когда происходит что-то приятное, как у тебя в глазах вспыхивают огоньки, – альфа дал себе секунду перевести дыхание и собраться до конца. – Мне так нравишься ты. Мир перед глазами Феликса стал размазанным, затянутым пеленой из слез. Он не хотел плакать, совсем наоборот. Сейчас он бы с радостью улыбнулся или рассмеялся, потому что чувствовал только хорошее. Однако парень ничего не мог поделать с тем, что соленые капли так и катились из глаз, оставляя за собой сырые дорожки через все лицо. Дорожки, которые моментально начали аккуратно стирать. – Ты мне тоже… Тоже очень нравишься, – пробормотал Ёнбок, всхлипывая и опуская голову в ложбинку у Чанового плеча. – Я очень хотел тебе это сказать, все время хотел. – Он обнял альфу за шею. – И ты с самого начала был настолько прекрасным, что у меня просто не было шанса не влюбиться. На самом деле, я правда пытался этого избежать, мне не хотелось однажды обременить тебя этим. Мне должно было хватить нашего дружеского общения, простых вещей. Но, каждый раз сидя рядом с тобой на диване, я думал, как хочу быть поближе, мне до такой отчаянности хотелось прикоснуться к тебе, обнять вот так, – он улыбнулся в ткань чужой футболки, ощущая, что одной рукой Чан поглаживает его по лопаткам, а второй плотно держит за талию. – Я считал, что стал слишком жадным… Но все равно не мог бороться с собой, только не когда я чувствовал твой взгляд и этот запах океана. – Что ж, – Кристофер провел по чужим волосам, заправляя прядь за ушко, – я счастлив, что ты сделал первый шаг. Это помогло мне больше не трусить. – Внезапно кухня стала такой теплой, родной и домашней. Словно каждая ее клеточка уже пропиталась смешением запахов, и за окнами пели птички под солнышком, а не зарождалась промозглая осень. – Будешь со мной встречаться? – сказал он с волнительным и серьезным посылом, но не выдержал и начал смеяться. Феликс отстранился и посмотрел на пытающегося остановиться Чана в непонимании. Подняв одну бровь, он поставил ладони чуть выше чужой груди и уже собирался спросить, что в этом такого веселого, но осознал всю абсурдность ситуации: – А, – омега начал улыбаться и покачал головой, – блин, – не сдержавшись, он тоже расхохотался. Предлагать встречаться тому, с кем ты уже в браке – это сильно. – Такая глупость получается, – Крис улыбнулся, показывая глубокие ямочки, светлый румянец привлекательно лежал на его лице. – Ну так, ты станешь моим парнем? – он медленно провел костяшками пальцев от виска к подбородку Феликса и тот, завороженно ответил: – Конечно, я стану, – сердце парня так радостно трепетало, что его стук стал похож на трепетание крылышек. – Можно я тебя поцелую? – эта фраза, кажется, собиралась занять место коронной. – Не спрашивай, – одновременно разрешая и давая понять, что больше нет нужды уточнять, ответил Чан. Первым касанием Ёнбок прислонился к уголку чужих губ, так аккуратно, взволнованно. Беря обеими руками лицо Криса, омега стал оставлять новые быстрые и невесомые поцелуи: вначале по линии подбородка с одной стороны, с другой, потом на щеках, уделяя особое внимание ямочкам. От этого Чан почувствовал такой прилив нежности, что, казалось, расплачется. Он словно никогда в жизни не испытывал этой эмоции, особенно так ярко и остро, будто первый раз осознал настоящую ценность отношений. Кристофер плотнее притянул к себе Феликса и облокотился на стену позади, сердце, разум, тело и все на свете отчаянно требовало контакта губы к губам. Проведя носом по кончику чужого, альфа украл первый за утро серьезный поцелуй. Медленно двигаясь, растягивая ощущение как патоку и не давая им обоим возможности вдохнуть, Крис слегка приоткрыл губы. Ещё не действуя, только намекая. На удивление, Феликс мгновенно подхватил идею, беря на себя инициативу в глубоком поцелуе. Сжимая в руках ткань чужой футболки, он перевел вес, практически ложась на Чана, чьи прикосновения доводили до невозможного состояния. Тело ощущалось где-то далеко, за рамками вселенной, в которой существовали только сбитые дыхания, касания и влажные уста, на которых сосредоточилось все существо, все их голодные до любви сущности. И отстраняться не хотелось. Было только желание оставаться в теплых руках до вечера, ночи и следующего утра. Однако у времени есть свойство спешить вперед, иногда слишком стремительно. Как бы парочке не хотелось, они были вынуждены вылезти из своей уютной норы и дойти до работы, на которой люди сейчас наблюдали наинтереснейшую картину: Старательно вышагивая от одной стены до другой, Кристофер Бан заучивал очередную речь для вкладчиков, но с таким выражением лица, что стукнуть его было бы мало. Для того чтобы исправить это влюбленно-окрыленное недоразумение, хватит только пушечного ядра. Хенджин, попивая из недавно купленного термоса кофе, скептически поднял бровь. По его скромному мнению, все способные быть счастливыми в девять утра – психи. – Это что с ним такое? Вместо двойного эспрессо тройной подлили? – притулившись между шкафом и правым боком Хвана, Чанбин уставился все на того же персонажа. – Вот он, конечно, такой жук! – шепотом начал жаловаться мужчина. – Меня вчера кинул в игнор, а сам сейчас на психбольного похож, – Со продолжал бубнить, не обращая внимания на тот факт, что сам он, да и суженный его, лучше не были. – Господин Бан! – вылезая из своего логова, окликнул начальника Хенджин. – У меня к вам очень важный вопрос, минутка найдется? – он приглашающе махнул в сторону коридора. – Что случилось? – чуть ли не подпрыгивая на месте от избытка энергии, поинтересовался Чан. – Чего у вас лица такие хитрые? – он, ожидая подставу, сделал шаг назад. – Ты представляешь, мы все это хмурое утро вынуждены были наблюдать за одним странным парнем! Он тут носился по кабинету, хватал свой телефон при первом писке и вообще выглядел как мартовский кот, не доводилось встречать такого, м? – Чанбин широко ухмыльнулся, радуясь возможности подначить друга, последний год его разве что разозлить можно было, а теперь – такая красота! – От такого же слышу, между прочим, – наконец-то немного опустившись с небес на землю, Кристофер скрестил руки на груди. – Чан, ты скажешь, почему такой довольный или нет? – Хван осмотрел собеседника с ног до головы, ища доказательства чего-то. – Да ты посмотри на него, – легонько толкнув своего парня в бок, Со указал на директора. – Опять строит из себя камень не подточенный, а лицо видишь его? Сейчас лопнет от того, что рассказать хочет. – Как один из редких представителей, прошедших с Баном от юности и до зрелости, альфа довольно легко предугадывал его состояние. – В общем, – в Чана опять вселилась безостановочная заводная игрушка, – я думал, что лучше за обедом все рассказать, но раз вы уже так настаиваете… – после этой реплики он, не замечая две пары закрываемых глаз, радостно втянул воздух, перед тем как выдал. – Мы теперь с Феликсом вместе! – Вместе? – пару секунд не догоняя, что нового в этом, Хенджин нахмурился. – Реально? – Со схватил Кристофера за грудки и чуть ли не оторвал от земли. Продолжая с горящими глазами и счастливой улыбкой трепать друга, переспросил, – Встречаетесь? – оставшийся чуть позади Хван широко разинул рот, а потом то ли запищал, то ли начал разговаривать на дельфиньем. – Поздравляю! – взлохматив другу волосы, Чанбин наконец-то отцепился. – Как же я за тебя рад, правда! – Чан и без объяснений понял, что под этим подразумевает подчиненный: отношения для такого отчаявшегося в жизни человека были просто подарком с небес, да еще и с понравившимся всем Феликсом. – Нам нужно сходить на двойное свидание! – глаза Хенджина округлились от такой замечательной идеи и словно бы засветились изнутри. – О, хорошая идея, – поддержал его Со. Он уже немного успокоился и теперь поправлял сбившуюся во все стороны рубашку, несколько секунд наблюдавший за ним высокий альфа не выдержал и начал помогать. – Спасибо, – сказал себе под нос Чанбин, когда его воротник идеально улегся, а складки пропали. – Ну разве же так благодарят? – Хван хищно ухмыльнулся, пряди его волос коснулись чужой щеки, чуть выше которой стремительно темнели глаза. Желая оторвать и выкинуть своё лицо, Кристофер развернулся и широкими шагами начал удалятся от этого происшествия, даже вымытая до блеска плитка на полу решила сделать вид, что она матовая и ничего не видит. Сколько еще раз из-за них Чану придется жалеть, что он не может достать свои глаза и вымыть их с мылом, оставалось загадкой. Вернувшись во всю ту же спасительную обстановку кабинета, но уже после второй половины дня, альфа, откинувшись на крутящемся кресле, листал высланные ему менеджером отца статьи. Крис логично придерживался мнения, что следить нужно за всем, в особенности за происходящим на просторе интернета. Иначе такое можно пропустить, что потом из лужи грязи только буксиром вытащат. На экране смартфона открылась новая ссылка, она была последней в сегодняшнем списке и уже не вызывала никакого интереса, только тошнотворную усталость от одинаковой информации и формулировок. Однако как бы ни так. Сайт, который Кристофер и с закрытыми глазами узнал бы, с распростертыми объятиями гласил о новинке:“Последний штрих к истории одной из самых громких свадеб этого года!”
“Правая рука Госпожи Ли раскрывает свои тайны?”
Удостоверившись в том, что интервью выложилось как надо, Джисон небрежно отодвинул ноутбук в сторону. Веки люто болели, призывая отключиться прямо на стуле, в горле пересохло так, что в пору было завидовать потерявшимся в пустыне. Прикончив третий стакан воды за последний час, парень распластался на холодной поверхности стола и, отказываясь проигрывать симптомам, вперился взглядом в стену с рамками. К сожалению, вместо них перед зрачками плавали цветные пятна, какие-то точки и остатки сепии. Хан буквально проволок свое горящее тело до мягкого дивана и блаженно раскинулся над засыпанной всякой гадостью гостинной. В таком состоянии он не мог себе позволить роскоши в виде чужого человека шелудящегося в его вещах, поэтому квартира стремительно утопала в обилии мусора. Спасибо, что хоть Крис заезжал, оставляя пакеты с продуктами под дверью. – Черт бы подрал эту ломку, – Джисон скукожился до позы эмбриона от очередного болевого позыва в области таза. Конечно, его предупредили, что отказаться от блокаторов и дальше бегать сайгаком не выйдет, но настолько убийственного эффекта он точно не ждал. Разряд тошнотворной боли прорезал и так ватную голову. – Будь собой, говорили они, будь гордой гаммой, говорили они…