bestboobs, 15:50
привет! конечно, заезжай
***
Аль-Хайтам не был бы собой без своей пунктуальности. Ровно через сорок минут, как и обещал, он позвонил в домофон. За время до Кавех успел прибраться на кухне, застелить диван в гостиной, переодеться и привести волосы в божеский вид. Забавно наблюдать за самим собой — перед приходом Тигнари сил хватило только на водные процедуры и приготовление, если это так можно назвать, чая. Но как только Кавех закрыл диалог с аль-Хайтамом, его тут же захлестнуло чувство стыда за состояние своего жилища и внешнего вида. Действовал он на автопилоте, будто бытовые дела и не уходили никуда из рутины прошлых дней, недель и месяцев. Дело в том, что сегодня аль-Хайтам впервые посетит квартиру и увидит не полумёртвого, зарытого в одеяло Кавеха, а того, кто в состоянии передвигаться, готовить себе еду и даже её есть. Аль-Хайтам пришёл не с пустыми руками, и Кавех второй раз за день ворчит за это. У него нет уверенности в том, что цена фруктов — явно первой свежести — и торта соответствует той, при взгляде на которую глаза не выпадают из орбит. Однако недовольство пропадает сразу после пробы мягкого и сочного персика зайтун. — Архонты… где ты откопал такую вкуснятину? — глаза сияют, а на губе — капли сока, которые Кавех тут же слизывает. — Не волнуйся, в сады не заглядывал. Всего лишь зашёл в продуктовый, — аль-Хайтам пристально следит за движениями чужого языка, и Кавех ощущает тяжесть взгляда на себе. — Дай чек, верну хотя бы половину. Конечно, никто никому ничего не дал. Сошлись на том, что другой чем-нибудь угостит при случае. Приятное решение, оно означает намерение аль-Хайтама вновь увидеться в скором времени. И пока Кавех нарезает фрукты, выкладывает их на расписном блюде, гость ходит по квартире и как в первый раз разглядывает всякую всячину, которой полки завалены от и до. Фигурки персонажей из фильмов и аниме, сувениры даже из тех мест, в которых Кавех не был сам — подарили друзья, — фотография с выпускного томится в пыльной рамке; находятся даже детали из дерева, но вот для чего они, так и не становится понятным. Аль-Хайтам доходит до подоконника. За прозрачным тюлем стоит дом из лего, явно спрятанный от посторонних глаз. Даже не так, простым словом «дом» сие творенье не назвать. Учёный шарится в памяти, старается вспомнить, где же мог видеть что-то похожее. И ответ не заставляет себя ждать — эта модель один в один с крупным проектом Кавеха, который принёс тому умопомрачительную славу. Труды над ним продолжались не меньше года: от поиска подходящей земли до поиска строительной бригады, что возьмётся за сумасшедшую идею, — всё лежало на плечах архитектора. И его вообще не волновало, что таким должен заниматься отнюдь не творец — огонь в глазах было невозможно потушить мелочами вроде этих. Аль-Хайтам невольно улыбается. В ту пору все четверо только-только выпустились, Тигнари проходил ординатуру, Сайно решил взять годовой отдых и пожить для себя, обходясь мелкими подработками. А Кавех самым первым из них получил предложение о сотрудничестве. — Ты чего замер? — голос доносится из-за спины и заставляет обернуться. — Красивая модель. Не знал, что ты и таким увлекаешься, — подходит к обеденному столу и мягко, но сверлит глазами Кавеха. — Когда сделал? — Вот уж сказанул, — бурчит себе под нос и, усевшись напротив, тут же засовывает в рот большой кусок яблока, — не нафо мен хвавить. Нифего примчателного. — Некультурно говорить с набитым ртом, — слова разнятся с выражением лица, на котором уже чёткая улыбка играючи подёргивает уголки губ. — Модель шикарная, у тебя предрасположенность даже к конструкторству. Кавех фыркает и отводит глаза к окну. Он смущён, чего уж таить. Самое главное не дать этой слабости окрасить щёки в розоватый оттенок, иначе маска покроется трещинами и увенчает лаврами проигравшего. Однако ему приятно — сердце чаще забилось, ладошки чуть вспотели, и он их прячет под стол. Боязно смотреть на гостя — в глазах можно с вероятностью в сто процентов увидеть ту самую нежность и… любовь. Вот и настало время стыда, быстрее, чем обычно и чем планировалось. Чёрт, Кавех надеялся оттянуть момент хотя бы на треть с начала встречи. Пальцы рук покрываются заусенцами, которые сквозь боль старательно отрывают. В голове гуляет ветер, выдувая возможные решения ситуации. Кавех хочет сменить тему на рассказ о новом проекте, но не успевает. — Прекращай недооценивать себя и свой талант. Чему удивляешься? Я серьёзно, — теперь очередь аль-Хайтама угоститься персиком зайтун. Заодно и дать Кавеху время обдумать услышанное. Давно не секрет, что именно с ним необходимы дополнительные минуты для ответной реакции. — Есть много других архитекторов, намного лучше меня и… — снова в наглую перебивают. — Ага. А ещё ты — это ты. И я не знаю более талантливых, ярких людей с неиссякаемой фантазией. Можешь считать, что в моём мире именно ты лучший архитектор, — вполне беспечно и спокойно, но со стальной уверенностью проговорил, смотря в исключительно в глаза Кавеху, — и твои отрицания слушать не намерен. Не переубедишь ни за какие коврижки. Давай прекращай обдирать пальцы, не хватало ещё инфекцию занести. Что Кавех имеет в результате: красные щёки, тахикардию, нехватку кислорода; ком, нет, камень в горле; бегущие по всему телу мурашки и ладонь аль-Хайтама поверх своей, потому что он, как игрушка на пульте управления, отодрал руки с колен, положив их по краям тарелки. Кавех даже не думал о маленькой ширине своего обеденного стола и о том, что коснуться его кожи будет так легко. Взгляд падает на сложившуюся композицию, и в мозг в тот же миг поступает предупреждающий сигнал. От шеи к кончикам пальцев бегут мурашки, и Кавеха передёргивает. Аль-Хайтам еле ощутимо двигает большим пальцем, словно привлекает к себе внимание. — Кхм. Оставим в покое моё лего, — притягивает руку к себе и вновь прячет под стол, но теперь никакого вреда пальцам не причиняет. — Ты надолго вообще заехал? Мне работать надо — клиент нашёлся, позвоню, поговорю с ним. Может даст примерную идею уже. — Почему ты отталкиваешь меня? Точнее зачем? Я делаю что-то не так? Мы давно не виделись, думал, что и ты хоть немного скучал, но нет. Я ошибся. Приезжаю и спустя полчаса получаю пинок под зад оправданием о клиенте, который ещё даже не подтвердил вашу сделку. — Разве я сказал, что ты в чём-то облажался? — Кавех огрызается, однако душевное состояние натягивается струной. — Обычный вопрос, вот разошёлся. Диалог продолжился спустя некоторое время. Кавеху понадобилось отлучиться в ванную, аль-Хайтаму — посмотреть в окно. На диване невозможно долго сохранять каменные лица. Под тихий рассказ об устройстве нового спутника из видео-эпизода, которое по телевизору крутят не в первый раз, тяжёлая атмосфера плавно рассеялась, уступила место новой — более спокойной. Она мягко укрыла и, что удивительно, избавила обоих от напряжения в мышцах. Кавех даже сел непозволительно близко к тому, кто ранее коснулся его руки. Не то чтобы прикосновения ему противны, объяснение в другом — давать такие поблажки равноценно открытию слабости и нужды в них, что противоречит заданным установкам. Стоит только задуматься — мысли стремительно перетекают в угрызения совести. — Я бы не сказал, что этот спутник чем-то отличается от своего младшего брата, — гордо заключил аль-Хайтам под начало субтитров, — так мало новых функций, зато как много шума вокруг него. — Да? Наверное… — быть откровенным, Кавех услышал только половину фразы. Его зрачки бегают по быстро появляющимся должностям и именам их исполняющих. — Слушай, время уже позднее, тебе завтра надо в офис. — Поэтому снова прогоняешь? Думал, этот момент уже обсудили, но раз ты так против моей компании… — Нет, что ты! Я не так выразился, извини, — и снова кутикула подвергается насилию. На указательном пальце вот-вот выступит кровь. — Мне нравится с тобой сидеть, не пойми неправильно. Я волнуюсь, да. — Звучит как отговорка, Кави, — аль-Хайтам всем корпусом поворачивается, пододвигает руку к бедру собеседника и аккуратно, почти незаметно, утыкается пальцами в ткань домашних штанов. — Ты можешь поделиться своими тревогами, знаешь ведь. Знает, и что ему эти знания дают? Новые переживания насчёт своей личности в роли камня на шее, который тянет на дно, мешает всплыть и добраться к берегу целым и невредимым. Какими бы объёмными и многогранными ни были его чувства, уверенность в необходимости скрывать их, давить и не давать занять главную роль на сцене, перевалила за сто процентов. Аль-Хайтам открыто нуждается во внимании к себе, открыто требует его и всеми своими поступками показывает, что не обидит, не даст никому навредить и будет беречь сильнее других. Кавех не достоин такого отношения к себе, в своей натуре не видя и доли хорошего, что могло бы заинтересовать, не видя и причин для подобной ласки к себе. Теперь он кусает внутреннюю сторону губы: слёзы в полной готовности вылиться из глаз и предать единую команду «Мозг и Сердце». Он тяжело сглатывает и уже не смотрит в сторону друга. — Что такое? Почему вдруг нервничаешь? — и аль-Хайтам вновь читает его как открытую книгу. В квартире даже проще это сделать, ведь тут Кавех чувствует себя в полной безопасности. — Я посмеюсь, если ты расстроился из-за белки, на которую свалилась часть ракеты. — Идиот… — Кавех со всхлипом давит и закусывает губу, — конечно не из-за этого. Хочешь поговорить начистоту? — Было бы славно. Только при одном условии. Ты будешь смотреть на меня и прекратишь наконец теребить многострадальные пальцы. — Я не заслуживаю такого отношения от тебя. Ровно как и твоих чувств, которые с каждым днём всё дороже. Я ничего из себя не представляю, я доверчивый дурак, который долгое время игнорировал предупреждения друзей о… — Не произноси это имя. Мы договаривались, — аль-Хайтам уже уверенно кладёт ладонь на ногу и слегка сжимает.— Не хочу и слова о нём слышать. — Да, извини, — новая пауза для громкого глотка слюны, которой во рту прилично накопилось. И всё же одну слезу не сдерживает — та неспешно скользит от нижнего века к щеке. — Так вот. Я не заслуживаю тебя. Ты слишком хороший для такого заморыша как я. И я слишком часто задеваю, оскорбляю и ещё много чего плохого делаю по отношению к тебе. А твоё внимание… оно такое приятное, тёплое и именно то, которое мне необходимо, — слёз скапливается всё больше. Ещё немного и они вырвутся, уродливо покатятся по лицу. — Вот скажи, что мне делать? Смириться, что ты мне начинаешь нравиться, и просто напросто продолжать скрывать? Я не знаю, не знаю что мне делать! Я так запутался в себе… — Всё сказал? Слушай меня, — и хотя слова могут показаться резкими, голос его мягок и спокоен. — Я при любом раскладе на твоей стороне и никогда не буду осуждать твои чувства, — он водит большим пальцем по бедру, стараясь успокоить. — Мне больно слышать, что ты говоришь о себе, потому что ты недостоин этих слов, а не меня. Подумай, разве мог бы я так открыто проявлять свои чувства к тебе, считай я тебя полнейшим дном? Я полагаю, ответ отрицательный. Так что, милый Кавех, не думай, что для меня ты обуза, надоедливая заноза или ещё чего хуже — игрушка. Аль-Хайтам гладит чужую ногу, вновь и вновь повторяет последние слова, пока Кавех уже открыто плачет. И на самом деле, ему сложно понять, что испытывает Кавех. Если свои эмоции он долго не мог разложить по полочкам, что уж говорить о чужих, которые кардинально отличаются. Единственное, что сейчас аль-Хайтам точно понимает — с Кавехом нужно быть рядом и наперекор просьбам оставить и не стараться утешить, продолжать вот так непринуждённо трогать, подсев ближе, чтобы соприкоснуться плечами. Нет никакой гарантии правильности действий, и это сильно раздражает того, кто привык жить по чёткому расписанию, нормам и известным всем моральным устоям. Для аль-Хайтама плачущий архитектор — настоящая загадка, и это в том числе манит сильнее. Стремление разгадать очередной квест непостижимой души объекта воздыхания он воспринимает как новый вызов. И пройти его означает переступить через себя на благо самого же Кавеха. И их возможного совместного будущего? Ведь было озвучено, что начинает зарождаться симпатия, а не просто желание быть рядом. Такое развитие событий вызвало в груди лёгкий трепет, перемешанный со слабым, но чувством тревоги. — Нет, прекрати! — Кавех сталкивает руку с ноги и рывком отсаживается на противоположный край. Кожа лица уже полностью влажная, но глупые слёзы не прекращают течь. Казалось бы, ну какая для них причина? Однако ни её, ни возможности остановить поток не находит. — Тебе лучше уйти. Я не хочу в таком виде тебе показываться, — словно маленький, забитый в угол щенок, он крепко держится за боковушку дивана и периодически подрагивает, потому что изо всех сил старается удержать отчаяние внутри.— Ты слишком хороший, как ты не понимаешь этого?! Взгляни на меня ещё раз и… уходи, аль-Хайтам. Но вместо хлопка входной двери через пару минут Кавех слышит тяжёлый вздох и, да, его не покинули. В глубине души радуется, но на её поверхности — всё то же отвращение к себе. Кажется, оно выливается за границы его тела. Только вот от него и правда не спешат уходить — аль-Хайтам кладёт одну руку на талию, второй придерживает плечо и лбом, как Кавех чувствует , прижимается к спине на уровне лопаток. — Какой же ты глупый, Кави. Глупый, но такой хороший. Через время щенок пришёл в себя. Он смог расслабиться, посмотреть в зелёные глаза и в ответ прижаться всем телом. Ровное биение чужого сердца успокоило лучше любого снотворного. Даже нанесение себе порезов так не в силах отвлечь, как тепло тела аль-Хайтама, его аккуратные поглаживания по волосам и редкие напоминания о том, что он рядом и так будет всегда. И маленький — взрослый щенок — мечтает раз и навсегда забыть о всех своих проблемах, обо всём прошлом, лишь бы суметь довериться и отдать всего себя этим сильным рукам. Однако и он, и всё его окружение вместе с Коллеи понимают, что времени на возвращение в прежнюю колею нужно больше, чем того хочет сам Кавех. Шрам, который оставил после себя Марсад, глубокий. Заживает болезненно, порой возникает желание содрать с него корочку и вновь открыть взору его первоначальный вид, чтобы ещё раз разобраться, кто его оставил и в какие последствия то вылилось. — Ты можешь остаться со мной на ночь? Я не заставляю, ты и не обязан вовсе. Не знаю, чем оправдать эту просьбу, но… — Не нужно оправданий. Я бы и сам не хотел оставлять тебя в таком состоянии, — парни вновь переместились на кухню, чтобы выпить горячего крепкого чая, потому что кое у кого голова разболелась после слёз, — и я просто хочу быть рядом, как и обещал. Кавех улыбается, но прячет это, утыкаясь в кружку. На остаток вечера и ближайшую ночь обязательно забудет все переживания. Насладится каждым моментом рядом с аль-Хайтамом и, если позволят, не отлипнет до самого утра. А потом… потом останется один, в своём жилище, где будет переваривать случившееся как минимум полдня. Проведёт анализ действий каждого, устроит себе самокопание в горячей ванне и, может быть, ему ответит работодатель. Было бы славно отвлечься на поиск заработка. Оплата аренды не за горами, а заначка закончилась на прошлой неделе.***
Тем временем, пока в квартире Кавеха разворачивалась целая театральная постановка, Тигнари и Сайно пришли в большой торговый центр с кучей магазинов. Ничего особенного — стандартный ТЦ, единственный из ближайших, в котором есть торговая точка уходовой косметики, где валука-шуна покупает масла и прочие средства для ухода за хвостом и ушами. Сайно не был против этого похода с самого начала, что достаточно странно для ярого противника большого скопления шопоголиков. Как и прежде, этому оба совершенно не придали никакого значения. Злость Кавеха вполне оправдана. Сайно смотрит на пузырьки, тюбики и баночки, названия которых не говорит абсолютно ни о чём. А вот Тигнари увлечённо беседует с милой девушкой-консультантом. Его соблазнили скидкой на новый продукт, и настала пора долгих объяснений отличия от предыдущего. Разница в цене мало его волновала — на уход за шерстью Тигнари готов был отдать бóльшую часть зарплаты, главное чтобы та блестела и лоснилась. И это спутника не раздражает — он сам любит гладить мягкую шёрстку и восхвалять её идеальное состояние. Естественно, только наедине. Заметили эту особенность быть «голыми» друг перед другом у двух парочек? Жаль, сами герои — нет. — Ты ещё не заскучал тут? — на вопрос Сайно отрицательно качает головой и отводит глаза от полок, — те не выражают ни капли интереса к происходящему. — Прости, я почти закончил. Хочу почитать отзывы о новом масле. Оно мне точно нужно, но убедиться в эффекте лишним не будет, — и утыкается в экран смартфона. Сайно еле заметно беззвучно усмехается одними губами. Разве может не умилять такой щепетильный подход к выбору средства? Ему самому-то не понять этого рвения, кожей своей он вполне доволен, а шерсти и в помине нет. Вечным ожиданиям Сайно благо не подвергается — досконально изучив содержимое проверенного сайта с отзывами, Тигнари отлипает от телефона и возвращается в реальность. Решением не делится, оно и так понятно благодаря светящимся глазам и быстрым шагам в сторону кассы. — Ух, это было утомительно, — навьюченные пакетами всевозможных размеров, товарищи наконец вышли на улицу, где солнце уже успело скрыться за горизонтом, а небо стёреть напоминания о нём. Сумерки, прохлада… Одним словом, благодать. Вечерний и ночной Сумеру обожают все жители от мала до велика, — теперь по домам? Сайно слышит неуверенность в голосе, которая навевает сомнения касаемо дальнейших действий. Он действительно собирался расстаться на такой счастливой — для него не очень — ноте. Но Тигнари как будто намекает на что-то… Провести ещё немного времени вместе? Сладкая мысль, так бы и смаковал часами. Только в реальности беспрерывно облизывать губы будет, мягко говоря, странно. — Можем отвезти пакеты к тебе и пройтись. Если не совсем умаялся выбирать склянки и побрякушки. Тигнари закатывает глаза и толкает в плечо. Может, не будь его руки заняты, он прописал бы подзатыльник, но шутнику повезло. К слову, вот что он стал замечать за собой с недавнего времени: подколы и анекдоты Сайно стали раздражать гораздо меньше, появилось что-то вроде смущения. А отвечать тем же или затыкать Тигнари и вовсе разучился. Толкнуть и фыркнуть теперь его максимум. Но он не придаёт изменениям веса и оправдывает себя тем, что якобы насытился, наслушался глупостями друга, так что и реагировать ни к чему. Торговый центр от дома Тигнари в шаговой доступности, и уже через несколько минут утомительного пути — из-за периодически наступающего неловкого молчания — они дошли до подъезда трёхэтажного дома. Тот находится в частном секторе, состоящем из четырёх невысоких построек. Охраняемая территория, собственный стадион с футбольным полем, небольшая парковая зона с лавочками и качелями, продуктовый и подземная стоянка. Вполне в духе вечно занятого доктора: примоститься в свой выходной день под кронами раскидистых деревьев и почитать под музыку научную литературу — вот настоящий отдых валука-шуна. Сайно со временем проникся схожими чувствами к месту жительства Тигнари. Сам не замечая того, он стал чаще наведываться именно к нему, а не звать к себе или в общественные места. Частенько парни молча сидели на лавочке и слушали вечернюю тишину, смотрели на отчаянных собачников, которые после работы находят силы ещё и на прогулки с питомцами. Можно ли считать, что и Сайно выгуливает любимчика? — Глотну воды и пойдём, — Тигнари шустро разулся и скрылся за углом. Планировка квартиры — единственное, что не одобряет Сайно, считая её непродуманной и глупой, для такого-то комплекса. Очередные взгляды на двери и узкие проходы перебивает голос. — Тебе принести? — Давай, — задумчиво отвечает на автопилоте, хотя пить не хочет. Его голову прямо сейчас занимают непонимания своих чувств. Тяжесть за рёбрами и периодические уколы там же, лёгкий ступор и учащённое сердцебиение. Что это такое? Он не хочет переступать порог квартиры, покидать её и вновь открывать всего себя чужим глазам. Тигнари… его близкий друг уже много лет, ответственный и любящий свою работу с детьми врач, чуткий и добрый. Единственное чистое создание в окружении, с которым легко, комфортно находиться и не стыдно открыть душу. Пусть и за редким исключением, но Сайно больше никому так не доверяет. Знает, что не осудит, только глаза закатит при очередной шутке касаемой той или иной ситуации.Ассоциации с именем валука-шуна: близость, уютная тишина, душевный покой. Сердце пропустило удар, и в одночасье Сайно всё понял — не зря коротал часы за просмотрами фильмов с аль-Хайтамом. В каждой кинокартине в меньшей или большей степени присутствует любовная линия, и очень часто её легко предугадать, если внимательно следить за изменениями в поведении героя. Проецировать выдуманные личности на себя сложно, однако ситуация вынуждает. Он цепляет пару примерно похожих на свой сценарий фактов, большинство отсеивает с долей сомнения. Мог бы и оставить, но всем известно, что Сайно и аль-Хайтам сошлись благодаря своим примерно одинаковым нравам и характерам. Есть у них общая деталь — не понимать внутреннее «я». — Держи, — Тигнари неожиданно возникает перед глазами и возвращает из астрала своим голосом. Смотрит на Сайно и улавливает в нём напряжение. Да и чего скрывать, он сам все минуты в квартире чувствовал себя не вполне привычно. С медицинской точки зрения состояние не объяснить, и это пугает, потому что всё, что не поддаётся научному объяснению — страшное. Он подходит неуверенно, даже не сразу смотрит в глаза, — Всё нормально? Сайно неотрывно смотрит на стакан, даже не думая брать его. Коротко кивает, мол, в полном порядке. И больше не двигается. — Так я прав? Что-то случилось? — выражение глаз меняется. Тигнари делает шаг вперёд, кладёт ладонь на плечо друга. — Ты всегда можешь поделиться со мной переживаниями. Сайно смотрит на губы Тигнари, сам не сразу это осознаёт, но и сделать ничего не может. А куда ещё? В глаза неловко, в сторону — некрасиво. А у чужих губ прекрасная гравитационная сила, раз к ним есть такое стойкое желание приклеиться. Так и стоит, подпирая собой стену, будто бы от него напрямую зависит сохранность квартиры. В этот важный момент, когда Сайно уже поставил жирную отправную точку, в голове шаром покати. Что ему говорить-то теперь надо? Слушай, я тут в фильме увидел, как человек сошёл с ума из-за больной любви, так вот и я скоро сойду. Такое расценится как шутка и не более. Думай, ну же, думай не о шутках! — Ну вот ты врач. Можешь назвать причину, по которой я могу хотеть проводить время только с тобой? Или надо обратиться к психиатру? Мало ли я социофоб. Браво. Очень серьёзный разговор, прям ни доли юмора. Смотреть на Тигнари теперь невыполнимая задача, особенно когда тот разорвал физический контакт. Сайно скрещивает и ноги, и руки, цепляется пальцами за одежду и нервно перебирает ткань. Нужно что-нибудь ещё сказать, сгладить воцарившееся молчание, но и слова не выдавить — во рту и в горле пересохло, и эта сушь распространяется до самых лёгких. Их жжёт, от чего дышать труднее — приходится делать частые, но короткие вдохи. Начался лёгкий, раздражающий тремор в ногах. — Не понял, — Тигнари непоколебимо стоит напротив. Смотрит прямо перед собой и понимает, что Сайно разглядывает его… губы? — О каком психиатре ты говоришь? — Мне кажется, — голос дрожит несмотря на то, что говорит он почти шёпотом . Как же ему нужен этот стакан воды. — Что? — Тигнари чувствует свой учащённый пульс, ком в горле и острую нехватку воздуха. Ещё немного, и плинтус под ногами провалится, отпустит хозяина в свободное падение. Сайно молчит с полминуты. Он всё ещё не отрывается от губ друга. Друга? Что-то ёкает в грудине от присваивания этого ярлыка стоящему прямо перед ним. Однозначная ошибка, и её нужно исправлять как можно быстрее. Прямо как в школе, чтобы учитель не успел заметить. Сайно с трудом отлипает от стены и делает шаг. Теперь смотрит в зелёно-карие глаза и думает, что прекраснее их никогда не увидит. Ладонь тянется к стакану, но не спешит присваивать себе. Сайно касается чужой руки, медленно скользит по ней и наконец полностью закрывает своей. Сразу ощущает холод кожи, который мешается с собственным холодным потом. — Мне кажется, что ты мне не друг, — глаза у Тигнари нервно дёргаются. Конечно, подобные слова от близкого кого угодно заставят переживать. — Ты мне нравишься. Ну вот, сказал — в раз перекрыл все возможные и невозможные пути отступления. Остаётся лишь ждать ответную реакцию. Странно, но Сайно не может ни о чём думать, пытаться строить догадки касаемо ответа, который получить может. Мысли только об одном: Тигнари, Тигнари и ещё раз Тигнари. — Мне кажется, — валука-шуна мягко улыбается и его взгляд теплеет, успокаивается. Зрачки больше не бегают из стороны в сторону. Теперь и его ладонь касается Сайно, только в другом месте: держит за плечо и мягко массирует, — ты мне тоже. Сайно тяжело сглатывает, однако тело его отпускает всё напряжение в мышцах. Нет, спокойнее не стало, наоборот, волнение быстрее циркулирует вместе кровью по всему организму. Что теперь? Оба признались в симпатии, а как там дальше происходит в фильмах, и не вспомнить сейчас. Наверняка, знает одно, губы сохнут каждую секунду вопреки тому, что их постоянно облизывают. И этим они требуют иной влаги, как и сердце. И Сайно отпускает себя, плюёт на дальнейшие последствия. Держит Тигнари за талию и ещё ближе подходит к нему. Последний взгляд в глаза и… Сайно не успевает ничего предпринять, ведь Тигнари жмёт уши и сам подаётся вперёд. Их первый поцелуй выходит неловким, но оба стараются передать через него всю полноту переполняющей их нежности и любви. Про стакан с водой давно позабыто. Они сминают губы, периодически путаясь, чья очередь менять позицию. Что дальше? Они решат это позже. Насладиться объятиями, новыми неоднократными поцелуями и тихим, неровным дыханием с обоих сторон — вот, что важно. Остальное теряет значение, потому что отныне у Сайно есть Тигнари, а у Тигнари — Сайно. И лечить никого не надо, только поговорить о совместном будущем. И о том, что в порыве какого-то по счёту поцелуя Сайно предлагает стать парой, но ему не отвечают, а льнут ближе. Он полностью уверен — времени, которое они будут проводить вдвоём, станет гораздо больше. А ещё ему больше не нужно копаться в себе и удивляться новым ощущениям. Это явный плюс.