***
Пробуждение в одиночестве сильно напрягает. До Кавеха не сразу доходит, что соседняя половина кровати не проваливается: небольшая паника так или иначе захватила сонный мозг. Если воображение не разыгралось сверх нормы, а логическая цепочка верно выстроена, то вчера перед сном аль-Хайтам лежал, повернувшись к нему лицом, держал за руку и своим тихим и оттого бархатным голосом успокаивал. Сомнений в реальности этих воспоминаний быть не может — Кавех не рехнулся. Он вскакивает с кровати, но тут же присаживается на край, потирая виски. Каждый раз на одни и те же грабли. И как заставить себя запомнить, что в глазах темнеет от резких подъёмов? Отбросив страдания, он решает попробовать подать голос. — Аль-Хайтам? — в первый раз получилось немного тихо, потому пришлось повторить уже более громко. — Хайтам, ты здесь? Не прошло и полминуты, как дверь до конца открылась и в спальню зашёл тот, кого звали, и на нём… фартук для готовки? — Доброе утро. Выспался? Я организовал завтрак из того, чем заполнил твой холодильник. Голодать запрещаю и с этого дня буду контролировать. Кавеха с отвисшей челюстью смотрит на друга круглыми глазами и молча моргает. Создаётся стойкое ощущение нереальности происходящего, как бывает во время приступов. Аль-Хайтам накупил продуктов, приготовил завтрак и даже нашёл этот дурацкий фартук. Он был готов услышать тишину в ответ, он был готов снова провести час в горячей воде, а после уже сесть за рабочие дела, но он точно не был готов к такому. Кавех счастлив прямо в эту секунду и на удивлённом лице постепенно вырисовывается улыбка. — И тебе. Не ожидал в таком виде тебя застать, честно. Надеюсь, кухня цела? — Сомневаешься в моих кулинарных способностях? — Кавех с усмешкой кивает. — Не стоит. Одинокая жизнь много чему заставляет научиться, — аль-Хайтам кашляет и выбирает подойти к кровати. Без доли смущения садится рядом и кладёт ладонь на плечо, которое покрывает ткань пижамы из чистого шёлка. Кавех во время пика своей карьеры позволил себе разориться. — Как чувствуешь себя? К горлу подступает ком, а мышцы пресса напрягаются. Кавеха осыпают непривычной заботой и нежностью. Есть ли смысл вновь напоминать самому себе о том, что он ни от кого больше не получает этого? Сейчас всеми фибрами души чувствуется желание прижаться к наверняка горячему телу аль-Хайтама, услышать остаточный запах одеколона, который теперь смешался с ароматами завтрака; впечататься кончиком носа в шею и считать отчётливые удары сердца. И сила, с которой сжалось всё тело, никогда не была столь огромной. Он хочет, чертовски сильно хочет жить в мире, в котором только он и аль-Хайтам. Чтобы все тревоги исчезли в одно мгновенье, чтобы из памяти стёрлась та ночь. И осталась только всепоглощающая искренняя любовь. Нет необходимости ограничивать себя в действиях, верно? Возможность отношений Кавех может собственноручно увеличить или же срубить под самый корень. А вот что из этого будет являться правильным, узнается в ближайшем будущем. — Лучше всех, — и он закидывает ноги на кровать, садится на колени лицом к аль-Хайтаму, чтобы сильно обнять, держа плечо и шею. — Спасибо. — Не за что меня благодарить, — аль-Хайтам опускает подбородок на светлую макушку и прикрывает глаза. Ему очень хорошо. Он чувствует своей грудью частое сердцебиение Кавеха, его шею обдувают неровные вздохи. Признаётся сам себе: "Что угодно бы отдал за бесконечное повторение таких объятий, немного скованных, смущённых со стороны Кавеха, ласковых и крепких со стороны Хайтама, и одинаково желанных у них двоих". После минутного молчания тихий голос возвращает к нежеланной реальности. — Не хочу тебя отпускать. Давай продолжим на кухне? А то я слышу негодования твоего желудка. За обеденным столом они сидят на соседних стульях и соприкасаются с друг дружкой коленями. Расслабленная и отчасти интимная атмосфера. Из приоткрытого окна доносятся звуки машин и птичьи голоса, Кавех ест под неспешный рассказ о новом проекте на работе у аль-Хайтама. Дурацкая улыбка не сходит с губ: столь часто пропадающие спокойствие и счастье сейчас держат крепко за руку и, словно близкие друзья детства, ведут вперёд по залитой солнцем тропинке. Именно о таком утре они и мечтали. Чтобы без лишних слов и фамильярностей поедать горячие тосты, запивать их чёрным кофе и чувствовать лёгкий трепет в груди, вызванный соприкасаниями ног. — Ты сегодня занят? — Это мне надо у тебя спросить, свободен ты или я насильно удерживаю самого важного человека вашей компании в своей пропахшей сигаретами квартирке? — Кавех запихивает последний кусок хлеба в рот и украдкой косится на зеленые глаза. — Я взял выходной. Не волнуйся, не потому, что мне тебя жаль или что-то такое. Поздно. Пазл сам нарисовался и сложился в богатой на фантазии голове Кавеха. Он спит и видит, как всем его жаль, как он отягощает жизни друзей, насильно привязывает себя к ним и волочится мёртвой тушей по пятам. Тяжёлый вздох стал первым, что нарушило прежде царившее спокойствие. И он не предвещал ничего хорошего. — Не хочу быть тебе в тягость. Если нужно, то езжай на работу. — Я секунду назад сказал, что взял выходной. Ты что, не слышишь меня? — аль-Хайтам искренне негодует, а это плохо. Нервничать рядом с Кавехом хочется меньше всего на свете. Только вот что сложного просто раскрыть уши и поверить? — Сегодня я отдыхаю. — Нет, ты послушай, — если уж шлея под хвост попала, архитектора-параноика не остановить. Он с каменным лицом перебил и продолжил давить свою линию. — Не надо меня жалеть и что-то в этом духе. Я благодарен за вечер, ночь и утро, но у нас свои жизни. Вмешиваться в твою я не имею права, так что… спасибо за завтрак. Аль-Хайтам — человек простой. Ему достаточно один раз сказать. И вот он со своей простотой встаёт из-за стола, разрывая телесный контакт, чему очень разочаровывается, и шагает в спальную комнату, в которой оставил немногочисленные вещи. Раз его не прямым текстом прогоняют, зачем же пытаться снова пойти на разговор и выяснить причину не пойми чего? Аль-Хайтам не железный, у него тоже есть чувства. В такой ситуации лучшим решением стало молча собраться, молча пройти в коридор, также молча обуться и бросить напоследок с обидой в голосе. — А что если я хочу дать тебе вмешаться в мою жизнь? И ответно войти в твою, м? Что если я взял выходной не из-за тебя, а ради времени с тобой? Подумай об этом, Кавех. Мне начинают надоедать твои заскоки. Спустись уже с небес на землю и начни замечать то, что я для тебя делаю. Несколько секунд Кавех стоит на кухне в ступоре, облокотившись на стену. Глаза норовят вот-вот намокнуть, но звук захлопнувшейся двери выводит из оцепенения. Он скользит голыми стопами по полу и бежит в коридор. Сердце готово выпрыгнуть из груди и погнаться вслед за аль-Хайтамом, который либо ждёт лифт, либо уже уехал. — Моя жизнь сломает твою! Я не заслуживаю соединить её с твоей! — Кричит в пустоту и не слышит ответа.***
Не зря говорят, что чужая душа — потёмки. А ещё говорят, что творческого человека сложно понять. Аль-Хайтам убеждается в сложности общения с Кавехом из раза в раз. Весь оставшийся день из головы не выходили вопросы: "Что сделал не так? Каким своим действием, словом или взглядом спровоцировал такую реакцию?" И только к вечеру, когда на соседний стул у барной стойки опустилась уставшая тушка Сайно, до перегревшегося мозга чужие слова донесли, что никакой вины на его плечах не лежит. — Сам подумай, — Сайно, не жадничая, глотает пиво из бокала 0,5. — Разве ты его обидел или задел каким-то словом? Нет. Если судить по твоим словам, то это тебе обижаться нужно. И ведь верно говорит. Аль-Хайтам не нанимался личным психологом и уж тем более не претендовал на роль главного эмпата. Он всего лишь хочет быть рядом и не обязан предпринимать попытки понять то, что так тщательно скрывается под внешней оболочкой вечно позитивного Кавеха. Да и вряд ли сможет, даже если очень сильно захочет. Каждая попытка поставить себя на место Кавеха заканчивалась ссорой, ведь всегда находилась мелочь, которую он очень легко упускал из виду. Они настолько мелки чужому глазу, но настолько же значимы для самого Кавеха. — Ты его любишь? — Хайтам в два глотка допивает пиво и отставляет стакан. Его взгляд растворется в пустоте. Он словно и не слышал вопроса Сайно. — Брат, послушай. В твоей ситуации нет выбора. Точнее он один: смириться. Да, Кавех такой и только он может изменить себя. Или нет, не шарю в психологии. Но тебе, — пауза, благодаря которой удаётся привлечь внимание. — Придётся смириться. — Люблю его, и это самый большой прокол в моей жизни. Не смог защитить и поселил в себе да и в нём вину. Не знаю, с какой стороны подойти так, чтобы не задеть. — У тебя просто-напросто другой взгляд на вещи. Ты не виноват, что таким уродился. Вот у нас с Нари они тоже разнятся, однако мы находим компромиссы разговорами. Аль-Хайтам вновь уставился в стену. Время близится к полуночи, завтра обоим на работу. Но они сидят в баре, пьют крафтовое пиво и слушают джаз. И каждый думает о своём, ведь совершенно не важно, что они скажут друг другу. Находиться вместе — уже своего рода терапия. Парни ментально чувствуют друг друга.***
Время — самый важный ресурс в жизни каждого человека. Не ценить его — всё равно что плевать на скоротечность пребывания на Земле. С детского возраста родители втирают своим чадам о важности развиваться, а не прожигать время в соцсетях, прокрастинируя. Их дети вырастают тревожными: открывают глаза рано утром и ловят себя на мысли, что уже везде и всюду опоздали. Дни в ритме больших городов изматывают как морально, так и физически, а уж тем более когда на постоянной основе размышляешь о том, чем бы ещё заполнить двадцать четыре часа. И вот, помимо работы, они увлекают себя самыми разными хобби, которые вместо восполнения ресурса, наоборот, отнимают его. Кавех вырос именно таким ребёнком. От локтя к запястью три красных дорожки. Взгляд зафиксирован исключительно на них, и оторваться Кавех не в силах. Его мелко трясёт, связь с реальностью теряется, а рука заметно холодеет. Но отвращение к себе постепенно уходит вместе с вытекающей жидкостью. Собственная кровь всегда приносит какое-то душевное спокойствие. Он живой, в нём циркулирует эта жизнь, а значит, надо что-то делать. Мама всегда говорила о том, какой у неё умный и талантливый сын, такому категорически нельзя распыляться на всякие мелочи. — Прости, мама. Я опять делаю это с собой и жертвую сном. А ведь мог приступить к разработке проекта. Резкое движение кистью — и на коже рождается новая полоса. Молниеносно она окрашивается бордовым цветом — задел вену. Неприятно, но не смертельно. Кровь быстро скапливается вокруг пореза лужей хаотичной формы. Сейчас он поднимется с пола, смоет следы своей слабости и как следует обработает порезы. Их никто не увидит, спасибо быстрой регенерации и одежде с длинным рукавом. Но Кавех не встаёт. По телу пробегает холодок и застревает в руке. Пугает не столько он, сколько вдруг начавшееся головокружение. Последнее увечье было лишним? Нетронутой рукой тянется к краю ванны и, уперевшись в него, поднимает своё тело с пола. Нужно добраться до кровати и провалиться в сон, но кровь никак не перестаёт течь и капать на пол. Хорошо, что здесь нет коврика. Кап-кап. Обидел аль-Хайтама. Кап-кап. Снова не совладал с собой. Кап-кап. Ничтожество. Неудивительно, что Кавех винит себя в очередной перепалке. Утром, когда друг только-только покинул квартиру, на него накатил приступ истерики. Он сразу осознал свою ошибку, но догнать и остановить аль-Хайтама не позволило его эго, которое появлялось в самые ненужные моменты, когда его наличие вообще было лишено всякого смысла. За что наехал на аль-Хайтама? За то, что тот ухаживал и проявлял заботу? А Кавех в очередной раз загнался насчёт своей гнилой душонки, которая не достойна даже сидеть рядом с таким человеком. Дурак. Какой же дурак. Следующая встреча друзей-горемык случилась спонтанно. Точнее сказать, такой она была только для Кавеха. Аль-Хайтам явился к нему домой в обеденный перерыв и принёс любимые персики зайтун. По совету Сайно извинился посредством подарка, а не словами. Они почти не говорили, лишь смотрели в глаза друг друга, выискивали ответы на свои личные вопросы и не находили их. Через несколько дней аль-Хайтам написал с предложением посетить выставку картин восемнадцатого века, но получил отказ, обусловленный занятостью. Кавех стал заметно сторониться, морозиться и пресекать любые попытки увидеться с ним лично. У секретаря начались проблемы с концентрацией на работе. У архитектора пропало вдохновение.***
С Фарузан Кавех встретился пасмурным вечером. Любимая погода девушки душила творца, но именно она и нужна была для разговора по душам. У подруги богатый опыт отношений с самыми разными людьми. А главное, она единственная не пытается спасти или прочитать очередную нотацию, что и позволяет с лёгкостью изливать душу, получая в ответ примеры из личного опыта Фарузан. — Он хороший. И подходит тебе на все сто. Попробуйте начать с чистого листа. Или с грязного… Короче, встреться с ним уже! — Если бы всё было так просто, милая, — Кавех пнул очередной камень. — Мои заморочки мешают нашему общению. А я ведь изо всех сил стараюсь быть нормальным в его обществе, потому что, чёрт возьми, он мне тоже нравится. — Наконец-то ты признал это! — девушка с одобрением хлопает товарища по плечу. — Первый шаг сделан, а значит, следующие уже на пути! — Да… наверное. Стоит сходить к Коллеи и вооружиться её советами. Она знает инструкцию ко мне наизусть. Поход к психотерапевту и правда обеспечил пусть и непродолжительное, но спокойствие. Врач всегда его понимала и, казалось, полностью принимала. Тигнари и тот не мог себе позволить молча выслушать и не вставлять свои медицинские термины вперемешку с попытками вправить мозги. Друг переживает, а Кавех это отлично понимает, но вот принять факт волнения не может. Начинает просыпаться агрессия. А Коллеи, в силу своего образования и доброй натуры, нашла подход к забитому в угол собственного сознания Кавеху. На сессии они вместе разложили все факты по полочкам. В порядке находить нужную вещь всегда легче, в том числе в голове. Они пришли к выводу, что нужно учиться не только слушать свой внутренний голос, но и выглядывать молчаливые сигналы аль-Хайтама. Такой уж он человек — не всегда может сказать, о чём думает. — В его объятиях так спокойно, ты себе представить не можешь, — Кавех вытирает с щеки слезу. В этом кабинете никогда не было стыдно плакать. — Я очень хочу увидеться с ним, молить о прощении и согреться в его руках. — Не думаю, что аль-Хайтам злится на тебя. Он, судя по твоим словам, может вспылить, но я скажу тебе почему. Некоторым людям очень сложно понимать других. И он один из таких. Подумай, разве стремился бы он встретиться, если бы испытывал что-то негативное? Вот сам же понимаешь, что нет. Дай ему и себе шанс, дорогой. Ты заслуживаешь быть с таким человеком. А с его периодической молчаливостью нужно только смириться. Принимай его. Принимай себя рядом с ним. Покивать подруге и психотерапевту легко. А вот по-настоящему принять их слова и советы — нет. Что поделать, если вина уже обгладывает косточки, а ресурс почти полностью иссяк? Снова. Его почти получилось восстановить, но слова двух девушек выбили всю надежду на мирное и спокойное существование. После последней вылазки из дома прошло два дня. Кавех с головой погрузился в работу на это время и смог завершить чертежи. Следующий этап — выезд на место строительства, если заказчик всё одобрит. За сорок восемь часов посторонние мысли и не думали мешаться под ногами, бить в самый пах мелькающими образами того самого человека и не думали. Но вот, он убирает карандаши и чертёжные принадлежности в ящик, откидывается на спинку стула и в миг ощущает тяжесть во всём теле. Работа на износ вернулась не вовремя. Проблемы личного характера и без того значительно давят на ещё слабое состояние. Кавех закрывает глаза. Что произошло за последний год жизни? Расставание с самым любимым и дорогим человеком, начало терапии и приёма таблеток, осознание способности чувствовать что-то тёплое по отношению к другому человеку. Полная неразбериха в себе и в смысле существования. Без Марсада его словно раскрошило на множество мелких кусочков, собрать которые кроме бывшего никто и не в силах. Слеза бежит по щеке. Тот человек — настоящий монстр. Он и сделал это с Кавехом, он дал и отнял причину просыпаться по утрам. Все усилия, приложенные на самообучение жить в новой реальности, кажется, напрасны. Впереди непроглядная тьма, позади она же. Аль-Хайтам рассеивает её, с ним черноту пробивает яркий луч. Но этот свет должен видеть кто-то достойный, никак не он… Ещё он настоящий предатель. Обещание, данное всем друзьям, вот-вот может нарушиться. Кавех вспоминает отношения с Марсадом, в которых он был счастлив. Да, в памяти всплывают только позитивные моменты, происходившие в самом начале. Тогда он был действительно счастлив, не было этого мерзотного вязкого чувства в груди. Может, если постараться, то удастся вернуть отношения и сохранить в них только положительные моменты? Он ведь может быть послушным, может даже позволить себе унижаться перед Марсадом после всего пережитого. Тигнари не будет рад, а аль-Хайтам наверняка отвернётся навсегда. Нужно поесть и отвлечься на глупое комедийное шоу. Кавех закидывает в рот одну за одной чипсину со вкусом краба, а глаза у него на мокром месте. Аль-Хайтаму всегда был противен этот запах. Он так мило ворчал и даже мог отдалиться на приличное расстояние, только чтобы его не чувствовать. Такие моменты с улыбкой бы вспоминать, но, учитывая не отпускающее, навязчивое желание совершить ошибку, это не представляется возможным. Даже шутки и искусственный смех, доносящиеся из динамиков телевизора, не могут заглушить мысли. Чипсы заканчиваются, и Кавех переходит ко второй банке энергетика. Время уже за полночь, но сон и не думает утягивать в безбедное царство Морфея. В трясущихся руках телефон. На экране открыт чат, совершенно пустой и безжизненный. Кавех точно рехнулся, иначе бы ни за что не набрал этот номер. Каждый гудок отдаёт по телу фантомной болью от прошлых касаний к себе. Кавех захлёбывается в слезах. Прежде чем решиться на этот поступок, он написал сообщение аль-Хайтаму, и заблокировал его.bestboobs, 01:08
доброй ночи, прости, что так поздно тревожу. и прости за то что выгнал тебя. и за то что позволил прийти к себе. прости за всё. а ещё спасибо за каждый момент, который ты пробыл со мной. после отправки этого сообщения, я прошу тебя больше никогда не появляться в моей жизни. не пытайся искать меня, не тревожь Тигнари. ты мне слишком дорог, а потому не могу позволить себе и дальше держать тебя на короткой цепи, при том и ножом целиться. я знаю, со мной очень сложно. ты меня не понимаешь, а мне нужно совсем другое. не скажу что именно, сам без понятия как описать. но ты мне этого дать не сможешь, ты другой. с тобой всё совсем иначе, по новому необычно и прекрасно. но я… не тот, кому ты должен дарить себя. прощай. и прости меня, если сможешь.
— Алло? — голос на другом конце до боли в груди знакомый: сонный, но в нём отчётливо слышится взволнованность. По крайней мере, так считает Кавех. — Это Кавех… — очередной всхлип пытается подавить, но не выходит. Вместо этого закашливается. То, что скажет далее, способно довести до рвоты из отвращения к себе. — Прости. Ты мне нужен. Я люблю тебя, Марсад. Забери меня.
***
— Он не выходит на связь уже три дня, — Тигнари прижимается носом к тёплой груди Сайно. Валука-шуна не находил себе места всё это время, каждый час донимая расспросами своего парня, который и не способен дать ответ. — Если это опять фаза запоя, он труп. А если что-то серьёзное, то трупом будет аль-Хайтам, которому я доверил Кавеха. — Не нужно так переживать, — Сайно медленно гладит спутавшиеся после сна волосы. Они выключили будильник пару минут назад, поэтому глаза сложно держать открытыми. — Хайтам позаботится об этой ситуации, с его-то связями. А ты заботься обо мне побольше и поменьше нервничай. Тигнари рывком поднимается и округляет глаза. Как он мог запамятовать, что Кавех за последнее время сблизился с общим другом? — Ты гений! Надо позвонить ему и напомнить, что эти самые связи у него есть, — валука-шуна наклоняется и чмокает в щёку своими сухими губами. — Спасибо. Аль-Хайтам бросил курить три года назад. Случилось это резко и неожиданно даже для него. В какой-то день стало жаль тратить деньги и спонсировать производителей химозного курева. Сейчас же он сидит в кресле, делая очередную затяжку прямо в квартире. Дыма так много, что комната стала похожа на сцену, заполненную искусственным туманом. Кавех не выходит на связь четыре дня после своего сообщения. Его нет дома, в излюбленном кафе тоже не видели в последнее время. А позвонить и вовсе теперь невозможно. О местоположении исчезнувшего не известно ровным счётом ничего, как и о его состоянии. Явно есть триггер, из-за которого он в ночи прислал сообщение неясного содержания. С очередным заполнением лёгких дымом аль-Хайтам закрывает глаза и тяжело вздыхает. Собственное эмоциональное состояние подвело настолько, что пришлось взять отгулы на работе. Их одобрили без проблем, так как ничего масштабного не планировалось, а свои основные обязанности работник закрыл на неделю вперёд. Что-то не так, и это что-то не оставляет в покое. Эмоции скачут от злости до тоски, от чувства беспомощности до желания больно ударить Кавеха за его поступок. Неужели аль-Хайтам делал недостаточно? Неужели дарил мало внимания, недостаточно показывал свои чувства и готовность быть рядом? Он закипает при первой же мысли об этом. Что нужно этому недосягаемому человеку? Почему он никогда не говорил о своих желаниях, касающихся взаимоотношений? Ведь влюблённый, потерявший сон и покой, аль-Хайтам действительно готов работать над собой, даже посещать психотерапевта совместно с Кавехом. Чёрт, чего только стоит его изменившийся характер? Но аль-Хайтама лишь беспардонно выставили за дверь в последнюю встречу. И закрыт стал не только вход в квартиру, но и на самом Кавех повис замок, который лишь недавно поддался попыткам открыть его. То, с какой силой жажда посмотреть в глаза Кавеху бьёт по железной выдержке, не поддаётся объяснению. Он скучает, так сильно, мать его, скучает. Вчерашний звонок от Тигнари добил окончательно. Раз даже лучший друг не в курсе происходящего, происходит нечто слишком странное. Троица решила встретиться этим вечером ради обсуждения положения дел. Аль-Хайтама пригласили на квартиру Сайно, где за кухонным столом было проведено примерно два часа. Ничего, они вообще ничего не смогли найти или придумать. Куда мог деться Кавех, что с ним, почему пресёк абсолютно все возможности связаться с ним? — Ты связался с прокурором вашей компании? — Сайно после утреннего разговора с Тигнари никак не отпускает перспектива подключить к поискам третьи лица. Несколько дней тому назад у них пропал человек, уже можно и заявление в полицию писать. — Нет, пока что рано. — Рано?! Ты что, совсем идиот? — крутит у виска в характерном жесте, — Кавеха нет несколько дней и это даже не запойный эпизод, а ты… — Сайно положил ладонь тому на колено и взглянул в глаза, намекая понизить тон. — Ты вообще его любишь? Если да, то прекращай строить из себя великого мученика и недотрогу. — Замолчи. Не знаешь, о чём говоришь, так что будь добр, прижми хвост и не трогай мои чувства. Замечание аль-Хайтама напрягло всех. К концу беседы Тигнари замолк и задумался сильнее прежнего. А когда допил третью кружку кофе, вдруг стукнул кулаком по столу и с неприсущей для него агрессией сказал: — Пусть меня накажут Архонты, если я окажусь не прав и слишком предвзят. Нам надо наведаться к его бывшему. — После поступка этого говнюка… думаешь, Кавех мог вернуться к нему? — взгляд у Сайно потяжелел. Пусть он и не принимал активного участия в обсуждении, предпочитая соединять зацепки в голове, тот переломный момент для всех них запомнил навсегда. — Он мог, — заключил аль-Хайтам и поднялся со стула. Попрощался одним молчаливым кивком и покинул друзей. Его ждала долгая ночь в безлюдном парке с бутылкой пива в руке и разбитыми в кровь об камень костяшками пальцев.***
Просыпаться в одной кровати с девушкой, для Фарузан — обычная практика. Пусть она и утверждает, что ей плевать на пол партнёра, но прекрасной половине населения отдаёт своё предпочтение. Стабильных отношений у неё нет вот уже почти год, а мимолётные интрижки дают почувствовать себя нужной и желанной. Нежность и ласки служат источником энергии и пополняют запасы моральных ресурсов. Новый день встречает не самой приятной новостью: Кавех пропал пять дней назад. Тигнари написал ей в ночи несколько сообщений, в которых капс чередовался с восклицательными знаками. Такая манера письма означает лишь одно — дело серьёзное. Однако девушка не стала моментально отвечать, решив в начале пролистать все новые входящие сообщения и отвлечься на ленту рекомендаций в YouTube. Пока её пассия мирно сопит, терять спокойные минутки просто кощунство. Фарузан возвращается в диалог с Тигнари спустя минут десять бесцельного пролистывания социальных сетей. Ничего интересного для себя не нашла, а исчезновение друга и правда сильно настораживает. Есть у неё черта улавливать подвохи, и как раз их она почувствовала в последнюю встречу с Кавехом. Да, друг кивал и соглашался со всеми доводами, но не выглядел спокойным: постоянно теребил пальцы и почти не смотрел в глаза собеседнице.callmemadame, 10:17
не пробовал связаться с его коллегами?
а, бля, он же самозанятый
itstighnari, 10:18 Утра. Думал, ты что-нибудь знаешь. Видимо нет.сallmemadame, 10:19
я виделась с ним как раз пять дней назад. подозрительный он был какой-то. знаешь, о чём я думаю?
itstighnari, 10:19 Вот и я думаю о том же самом. Фарузан ещё немного смотрит, а потом откладывает телефон. Цель на день появилась сама по себе. Она лениво тянется и поворачивается к девушке, которая, как оказалось, уже проснулась. — Что-то случилось? Выглядишь серьёзной, — почти что незнакомка потирает глаза и придвигается ближе, в надежде получить утренний ленивый поцелуй. — Нет, всё нормально, — Фарузан не отвечает и не двигается, только притворно мило улыбается. — Тебе пора собираться, не так ли? — Ой… ну да, — блондинка отодвигается и встаёт с кровати. — Скоро моя смена начнётся, ты права. Чёрный кофе и мюсли на завтрак. Утро субботы началось не так радужно, как хотелось бы.
***
Нежные поцелуи размыто ощущаются сквозь сонное сознание. Они приходятся на обе щеки, мочку уха, шею и губы, которые целуют уже настойчивее, с ленивой страстью и присущим утру ленивым темпом. Кавех сдаётся — пробуждает себя и отвечает. На его лице показывается улыбка. Но он, аккуратно отстранившись, открывает глаза и видит тёмные волосы, которые щекочут лоб. По телу тут же бегут мурашки. Он у Марсада дома, и сон вновь будто бы стёр память: который день снится аль-Хайтам, его тёплые объятия и влюблённый взгляд. — Доброе утро, — в тёмных глазах напротив подобную любовь и нежность уже никогда не увидеть. — Пора вставать. — Угу, — Кавех натянуто улыбается и потягивается. Всё тело болит после бессонной ночи. К слову, на белой коже с первого же дня пребывания в чужой квартире появились уродливые красные и синеватые следы. Они дают о себе знать неприятным, саднящим ощущением. — И тебе доброе утро. Который час? — Половина девятого. Мне скоро выходить на работу. Хочу с тобой вместе позавтракать. — Марсад ещё раз чмокает в губы и первым покидает спальную. Пять дней назад бывший парень увёз Кавеха к себе домой. Вопреки ожиданиям о том, что его встретят бурной радостью, словами, твердящими о вечной любви, первым, что он увидел, стали тёмные глаза, переполненные похотью. И в первый же день они переспали. Было это мерзко, больно и чуть ли не насильно под конец. Единственный плюс: после пробуждения не возникло ни одной негативной мысли. Их вообще не было. Из реальности выбрасывало при любом мимолётном взгляде на спящего Марсада. Чудилось, что он и не покидал стены этой квартиры, не было депрессии, как не было и тёплых вечеров с друзьями. Круг событий замкнулся там, где не должен был. Спросить бы совета у Коллеи, что это и как с этим бороться, только вот сил никаких нет. Так обычно и бывает после сильных срывов: у него частично отшибает память, пропадает ответственность за свои действия и ни о какой логике речи не идёт. Неизменным остаётся один факт: лавандовое постельное бельё принадлежит Марсаду, а подарил его Кавех на их первую и последнюю годовщину. — Осталось немного курицы с ужина и… — в дверном проёме возникает лицо, а Кавех пугается и вскакивает с кровати, но быстро берёт себя в руки. Как и всегда — эмоции скрыты. — Что-то ещё, не припомню. Что тебе погреть? — Ммм… давай курицу, — откровенно говоря, он ненавидит завтракать. По утрам уже много лет тошнит даже от запаха еды, так что обычно приходится обходиться кофе и кусочком поджаренного в тостере хлеба. Но теперь Кавех пьёт таблетки, которые Коллеи прописала уже давным-давно, а перед их принятием необходимо наполнить желудок. Рутинный уход за собой по привычке проходит в музыкальном сопровождении. В наушниках играет «Feeling Alone» — Gjon's Tears. Текст бьёт в самое сердце. Он никогда не промахивается, потому что чувство одиночества не покидает весь сознательный возраст. Заглушалось оно только в моменты рядом с аль-Хайтамом. В его компании даже позорно думать о том, что он никому не сдался в этом мире. За время, проведённое вне своего дома, воспоминания о друге посещали не так уж и часто. Стыдно воспроизводить его образ, стыдно бить в грудь от боли, с которой вспоминаются слова, сказанные в свой адрес. Он сделал выбор, пусть и сильно жалеет. Исправлять ситуацию уже поздно — из неё попросту нет ни единого выхода, никакой лазейки, которую можно было бы раскопать, разодрать ногтями и увидеть указатель к заветному возвращению в прошлое. Самое абсурдное в его текущем положении — чёткое осознание своей неправоты и острой нужды работать над состоянием. Его окружение — троица лучших в мире людей; с ним на связи всегда остаётся психотерапевт, готовая в любой момент ответить на звонок и поговорить. Кавех знает, что ведёт себя как дрянь, только вот… что ему мешает измениться? Загвоздка есть, но она неочевидная. То ли дело в слабохарактерности, то ли в упрямстве, чёрт его знает. Но незнание законов не освобождает от ответственности — так работает и здесь. Surrounded by people but feeling alone. Он слишком сильно жалеет себя, в этом и заключается главная проблема. Очень больших усилий стоит наступить на глотку душевной боли, отогнать прочь травмирующие мысли и работать над своим мышлением, да и жизнью в целом. Коллеи за эту слабость никогда не ругала, наоборот, поддерживала и много хвалила уже за то, что Кавех исправно ходит к ней на сессии. Но, вот же штука, доказать своему внутреннему «я» простую истину практически невозможно. Когда Марсад ушёл на работу, Кавех почувствовал, что вновь может дышать. Распахнул балконную дверь и уселся на диван, поджав под себя холодные стопы, и взялся за чтение какого-то лёгкого бульварного романа. Книгу нашёл среди старых вещей Марсада, которые тот хотел выбросить, либо пожертвовать куда-нибудь, только вот так и не решил, что с ними делать. Говорит, времени на барахло это нет. А Кавеху обложка книги показалась неплохой, да и описание работы заинтриговало. Так и взялся читать, грамотно отвлекаясь от себя самого. Обычно за чтением проходил минимум час, но сегодня ему не повезло: послышалась мелодия телефонного звонка. Кроме Марсада, пожалуй, никто звонить и не мог, так что Кавех удивился, почему тот отвлекается от дел. Он удивился ещё больше, увидев контакт звонящего. — Ну ты и мудак, — голос по ту сторону экрана звучит действительно зло. — Совсем с катушек съехал? — Точно. Он совсем забыл заблокировать ещё один абонент. — Что, язык проглотил? Я почему должна начинать свой день с новости о твоей пропаже, м? Между прочим, ещё полчаса назад я лежала с прекрасной девушкой в одной постели и планировала принять с ней душ, а ты… ты! — Прости, — только и смог тихо выдавить из себя. Вот почему он не всех добавил в чёрный список — знал, что похожих слов не избежит. — Своим прости ты ничего не исправишь, — Кавех слышит какой-то глухой звук, за которым последовал смачный мат. — Тебя где носит, горе ты моё? Только попробуй сказать, что ты у Марсада, собственноручно мозги на место вставлю. Молчание. Что ему ответить? Соврать, мол, уехал в другой город ради смены обстановки и небольшого отдыха? Хотя и за такое втык получит. Сказать, что догадка Фарузан верная и обрести себя на немилость? Да, раз начал позориться своими детскими блоками, позориться будет до конца. — Я у него. Сам попросил забрать. — Вот тебе раз. Ты вообще как себя чувствуешь? Жара нет? А то такое впечатление, что ты в бреду. — Здоров как бык, — отшучивается Кавех без единой весёлой нотки. — Байки будешь внукам рассказывать, — Фарузан тяжело вздыхает. — Когда к тебе приехать можно? Надо встретиться, и никакие отговорки не принимаю! Не скажешь время, завалюсь в любое. — Сегодня Марсад на работе до шести вечера. — Супер, дорогой, жди меня к двум! И на смену мягкому голосу подруги приходят гудки. Вот и всё, обе ноги попали в капканы. Его ждёт неизбежная встреча с Фарузан, с ней же будет серьёзный и тяжёлый разговор. А ещё от него наверняка потребуется принятие решения, на которое он вообще сейчас не способен. Хотя… стоит подумать о том, что личная встреча вполне себе может придать таких необходимых сил.