Междуцарствие

Людей в трактире почти не было, кроме двух групп наемников. И те, и другие заняли по столу, оттащив их в противоположные концы зала и развернув так, чтобы видеть, с одной стороны, вход, а с другой — наблюдать друг за другом. Ближе к двери сидели шотландцы (Элджернон узнал их по одежде: только ирландцы и шотландцы одевались по английской моде и при этом нарочито, кричаще богато), а как можно дальше от нее, но при этом около окна — французы (их тоже всегда можно было узнать, но не по безвкусной одежде, а по громким разговорам на францзском). Трактирщика нигде не было видно. Элджернон подумал, что он скоро появится и решил подождать его за одним из столов. Он сел ровно посередине между шотландцами и французами, подальше от окна. Ни те, ни другие, кажется, не обратили на него никакого внимания, занятые собой. И те, и другие ничего не ели, тянули пиво из больших кружек (которыми были заставлены оба стола) и перекрикивались друг с другом (причем кричали они гораздо громче, чем было нужно: не такой уж и большой была«Голова вепря»). - Почему вас сегодня не было в Вестминстере?! Сегодня ведь ваша очередь! - спрашивал француз. - Да потому, что мне похуй! - пьяно рассмеялся шотландец. - Я думал, это как на границе: сейчас наваляем тут всем по-быстрому, спиздим все, что плохо лежит и съебемся! А дворцы охранять я не нанимался! - А-а-а, служба — не бей лежачего! - махнул рукой француз. - Да, только у них денег нет! - отвечал ему шотландец. Француз пьяно уставился на него. Он нахмурился, видимо, попытавшись ясно разглядеть своего собеседника и не преуспевая в этом. - Эт как? - А ты сам подумай, - со смешком сказал ему шотландец. - Деньги-то где?! Деньги в Тауэре! А Тауэр у кого?? У короля Ричарда. - У короля Генриха есть свои деньги. - Нету у него нихуя. Он тоже думал прошвырнуться сюда, пизды всем вломить... гыгы... вернее, когда ему пизды вломят... И обратно. Гыгы... Охранять дворец он тоже не рассчитывал. После этого оба как-то погрустнели и на некоторое время замолчали, разглядывая что-то на дне своих кружек. - Красивый город! - продолжил шотландец прерванный разговор. - Да, очень! - принял предложение продолжить общение француз. - Я даже не ожидал! - А мне рассказывали, что Лондон — красивый город! - Только люди здесь... - скорчил гримасу шотландец. - Не знаю... - прокричал ему француз. - Могли быть и хуже! И вообще, переживать не о чем! - Это почему это? - недоуменно посмотрел на него шотландец. - Мы все равно владеем теперь этим городом! - отсалютовал ему кружкой француз. - Мы? - тупо переспросил шотландец. - Да, мы! - с радостной улыбкой прокричал француз. - Мы! Старый альянс! Французы совместно с шотландцами! Мы победили англичан! Мы теперь совместно владеем этим городом! Лицо шотландца неожиданно перекосила злоба. - Это кто это «мы», а, жопотрах?! Что-то когда нас англичане ебли три года назад, я тебя там не помню! Ни в Берике, ни в Эдинбурге, ни рядом с Данбаром! - Я... - Ты, как и все твои земляки — ебаные трусы! Только и умеете, что в жопы друг друга ебать, а города берете только те, в которых гарнизон разбежался! - и он показал французу средний палец. Тот поднялся на ноги. - Месье, - сказал он. - я думаю, нам необходимо обсудить мужество французских воинов на свежем воздухе. - Хули тут обсуждать? - хохотнул шотландец. - Вы всей толпой против меня одного и двух минут не продержитесь. Или прям мочи нет, так давно не ебал никто? Извини, жопотрах, я мужиков в жопу не ебу. И в рот им тоже не даю. Теперь на ноги повскакивали все французы. Один из них, самый маленький, сказал неожиданно низким голосом: - Пойдем, выйдем, шотландец... - Да пойдем, пойдем, жопотрах, - лениво отвечал тот. В этот момент он заметил Элджернона. - Да это же королевский коронер! - широко улыбнулся он. - Главный по расследованию убийств. Как вы, следователь, позволите нам с жопотрахами решить спор о трусости? Или арестуете нас, как нарушителей королевского мира? А может быть, вы хотите привлечь нас к ответственности не за убийство, но за покушение на него? Тем более, не за одно убийство... - Действительно, следователь, - обратился к нему француз-коротышка. - Вы позволите нам поговорить с нашими шотландскими друзьями? Или сначала вы попытаетесь сохранить мир, арестовав всех нас? Кто знает, может быть, у вас даже получится... Элджернон оценил силы. Теперь, когда на ноги поднялись уже все, он видел, что французов было десять человек. Как и шотландцев. Каждый был вооружен шпагой либо коротким мечом, а у любителя порассуждать про мужеложцев, кажется, был даже топор. Шансов у него не было. - Королевское правосудие не вмешивается в частные беседы, - сказал он. - Ну и хорошо, - ухмыльнулся коротышка. - Пообедайте пока, следователь. Сегодня подают неплохую похлебку, правда, без мяса. А как пообедаете - вам работа будет. Очень много работы. И они вышли. Элджернон подошел к окну. Стекло было неровным, но, тем не менее, видно было достаточно хорошо, чтобы убедиться, что схватка и в самом деле заняла не больше нескольких мгновений. Один из французов упал замертво, сраженный ударом в грудь, а другой был ранен и схватился за правую руку, из которой пошла кровь... шотландцы были мертвы все. Последним в живых оставался любитель разговоров о мужеложестве. Сидя на земле, раненый, он умолял своего собеседника оставить ему жизнь (если судить по жестам и позе), но коротышка подошел к нему сзади и вонзил чинкведеа ему в темя. После этого французы о чем-то посовещались и ушли по направлению к Уотлинг Стрит. Элджернон мгновенно понял, что сейчас будет. Он еще немного подождал трактирщика, но тот так и не появился, так что единственное, что ему оставалось, это как можно быстрее добраться до дома. Он добежал до Лондонского моста и в толпе на самом мосту старался двигаться как можно быстрее, стремясь раньше других занять каждый просвет на мостовой и грубо расталкивая остальных прохожих (двух или трех человек он вроде бы даже свалил с ног). И только тогда, когда он добрался до Надвратной башни, он вцепился в часового, чтобы не упасть, и прохрипел, задыхаясь: - Сейчас взбунтуются наемники. Закройте ворота. Разведите мост. Ппредупредите шерифов. Пусть. Собирают. Ополчение. И, не заботясь о том, поняли его или нет и толком не отдышавшись, бросился бежать дальше. Добежав до дома, Элджернон, еле попав ключом в замочную скважину, открыл дверь, ввалился в дом, закрыл ее, оставив ключ в замке, достал из-под кровати старую, еще дедушкину рушницу, а также новую аркебузу, которую он купил, когда поступил на королевскую службу, зарядил их (просыпав мимо половину пороха), прислонил их к стене возле кровати, загородил единственную в доме дверь единственным в доме столом, и только после этого позволил себе, не раздеваясь, упасть на эту самую кровать и уснуть. * * * Проснулся Элджернон тогда, когда было уже темно. Он прислушался. Попытался что-то рассмотреть в окнах. Вроде бы в Саутуарке все было тихо. По-прежнему хотелось есть. Элджернон задумался: все трактиры в округе, насколько он помнил, были уже закрыты. Единственным местом на этом берегу реки, где он мог купить еду в такой час, был хорошо известный ему бордель «у мадам Жанны». Элджернон оделся, повесил на пояс шпагу и отправился туда. По дороге он время от времени оглядывался и пытался разглядеть какие-то признаки погрома, но Саутуарк оставался обычным ночным городом: темным, безлюдным и почти беззвучным. Бордель «У мадам Жанны» находился почти на окраине города, почти у Темзы, слева и почти напротив приората Святой-Марии-за-рекой и представлял из себя обычный, ничем не примечательный фахверковый дом в три этажа. Никакой вывески на нем тоже не было. И тем не менее, заведение пользовалось популярностью у довольно приличной публики: иногородних и местных купцов, капитанов итальянских кораблей, юристов из судебных иннов и придворных чиновников средней руки, типа самого Элджернона. А вот матросам с итальянских кораблей и грузчикам откуда-нибудь с Биллингсгейт там было слишком дорого. Когда он постучал в дверь борделя, ему открыла сама мадам Жанна — женщина неопределенного возраста (Элджернон мог бы одинаково уверенно сказать, что ей двадцать... или пятдесят) и неопределенного роста (Элджернон мог бы одинаково уверенно сказать, что он составляет пять футов... и шесть футов четыре дюйма). - У тебя можно чего-нибудь поесть? - спросил он, заглядывая стоящей в дверном проеме «мадам» за спину, пытаясь разглядеть, что происходит в борделе. - Поесть?! - удивленно переспросила «мадам Жанна» с сильным бретонским акцентом. - Обычно тебе другое нужно... Но если не брезгуешь, то можно подобрать и... - Да ты не поняла, дура, - перебил он ее, раздражаясь. - Я хочу поесть. В буквальном смысле. Какую-нибудь еду. Как в трактире. У тебя есть что-нибудь? - Кто за чем приходит в бордель... - усмехнулась «мадам Жанна». - Есть сыр и хлеб. - Давай, - сказал Элджернон, протискиваясь мимо нее. В борделе он тоже ничего необычного не заметил. Двери в комнаты были закрыты, перила на лестнице не были сломаны, в «холле» (Элджернон называл его «трактиром») на первом этаже за кружками с пивом дремали три гостя и скучали две проститутки. Все было тихо. Пока Элджернон озирался по сторонам, держа руку на эфесе шпаги, «мадам Жанна» вернулась с краюхой ржаного хлеба и довольно большим куском сыра. - Ничего не слышала? - приглушенно спросил он у нее. - Слышала, как клиенты стонут, - грубовато ответила она. - Ты это к чему? Элджернон опять заозирался по сторонам, а эфес шпаги сжал так, что костяшки пальцев побелели. - Бунтовшики, наемники, французская солдатня - никто сюда не ломился? Или, может, кто-то из них сейчас здесь?.. Не бойся сказать, мы сумеем защитить. Лучше бойся бешеной солдатни... - Кто «мы», Элджернон? О какой солдатне ты говоришь? Здесь не было ни одного француза с тех пор, как они появились в Лондоне... Какой-то ты сегодня странный, - сказала она, отдавая ему продукты. - Лучше иди отсюда. - Да ладно. Я надеялся в «трактире» поесть. - Уходи — мне не нужны здесь ни мордобой, ни поножовщина. Иначе пожалуюсь на тебя епископу Винчестерскому. Он не лишился власти даже тогда, когда у Англии появились сразу два короля. Два года назад принимал у себя короля Ричарда в Оксфорде, а с епископом Мортоном, говорят, они друзья с тех пор, как служили королеве Маргарите. - Да ты разбираешься в делах при дворе лучше меня, - решил пошутить Элджернон. - Может, пойдешь, утешишь короля Генриха. Он тоже долго прожил в Бретани. Вы с ним должны найти общий язык. «Мадам Жанна» шутку не оценила. - Вали отсюда, - мрачно сказала она. - пока кого-нибудь здесь шпагой не проткнул. В буквальном смысле. * * * Раз уж его выгнали из борделя, то берег реки был его следующим выбором. Элджернон прошел за Приорат Святой Марии, сел на высоком южном берегу Темзы и принялся за еду, поочередно откусывая то от куска хлеба, который он держал в левой руке, то от куска сыра, который он держал в правой руке. Отсюда было видно, что в самом Лондоне было неспокойно. Около Доугейта было разожжено несколько костров, между которыми ходили вооруженные люди, за церквями, домами и крепостными сооружениями были видны всполохи огня. Лодочников (которые два года назад, во время восстания Бэкингема, на одних слухах о том, что скоро в столицу войдут две враждующие армии, заработали огромные деньги, проигнорировав запрет городских властей на работу ночью и перевозя всех желающих с одного берега на другой) сегодня тоже не было. Судя по всему, предупреждение Элджернона либо не приняли всерьез, либо (что скорее всего, иначе погром перекинулся бы на Саутуарк) ничего не смогли сделать и теперь французские наемники грабили город. Нечего было и думать о том, чтобы попасть на северный берег до утра. Элджернон еще раз посмотрел назад, на Саутуарк. Город по-прежнему выглядел так, как-будто эта ночь ничем не отличалась от всех остальных. Он решил (после того, как доест хлеб и сыр) возвратиться домой и попробовать поспать. * * * Вместо сна он промучился несколько часов в вязкой, тяжелой полудреме, в которой уличные звуки слышные громче собственных мыслей, а из серой мглы «сна» на тебя выплывают кошмары. Элджернону снился то высохший до костей от голода и жажды, но при этом все еще живой архиепископ Кентерберийский, то горы трупов выше человеческого роста около собора Святого Павла, то палач с окровавленным же мечом, который бесконечно рубит головы (почему-то у воды, рядом с Доугейт), а к нему стоит очередь в несколько десятков человек, и при этом она не уменьшается, так как в конец очереди становятся все новые и новые люди, осужденные на казнь. Он проснулся с первыми лучами рассвета, оделся, вооружился шпагой и пошел к Лондонскому мосту. К его удивлению, ворота в башне не были закрыты и его легко пропустили на сам мост. Там царило обычное для раннего утра оживление: владельцы и работники открывали свои лавки, куда-то привезли новый товар, немногочисленные пока прохожие спешили на работу в Лондоне или Саутуарке. Это озадачило Элджернона — город, переживший погром, не должен был так выглядеть. Поразмышлять он об этом не успел, так как его окликнул Томас Лайном, который двигался навстречу Элджернону и вел под уздцы навьюченную лошадь. - Собираетесь уезжать? - спросил он его. - Да, мы с Лиз и ее отцом решили пожить пока в другом городе, отдохнуть. Кембридж, говорят, очень красивый город. А может быть, мы решим поправить здоровье на водах в Бате... - Но почему? - удивился Элджернон. - Извините мои слова, Томас, и не поймите их неправильно, но я всегда был уверен, что в вас новый король найдет одного из самых преданных союзников. После двух позорных шествий, которые заставили пройти вашу супругу... - Да, но позавчера они пришли к Тому... - К какому Тому? - Барроу. Они искали Большую Печать. Когда он ответил им чистую правду — что печати у него нет — они стали угрожать тюрьмой и пытками. Без суда. Как-будто если они заточат его в темницу, он им эту печать родит... - А где на самом деле эта печать, Том? - спросил Элджернон, которому теперь стало даже интересно, где находится эта нужная всем вещь. - В Йорке. Или в Ноттингеме. Говорят, виконт Ловелл держит ее запертой в шкатулке у себя в покоях и приносит по первому требованию короля... В общем, она у короля Ричарда. - И чего они ждут в таком случае от господина Барроу? - Вот именно, Элджернон, вот именно! Том прямо позавчера и уехал в Йорк. К королю Ричарду и большой печати. Он никогда не верил в эту историю с принцами... Но это еще не все! Вчера они пришли ко мне! Требовали, чтобы я составил им дело, обвинил короля Ричарда в высокой измене королю Генриху, причем именно по тем основаниям, которые они придумали, и ни по каким другим. На мои слова о том, что король Ричард был коронован, а король Генрих — до сих пор нет, а также о том, что у короля Ричарда в руках находятся почти все символы королевской власти, и пресловутая Большая Печать, и поэтому будет довольно сложно, а уж по тем основаниям, которые нужны им... Они начали мне угрожать, Элджернон! Мне! Тюрьмой, и голодом, и бессудной казнью! Они начали угрожать, что изнасилуют Лиз! А сегодня ночью видите, что произошло! Лиз с отцом я, слава Богу, отправил еще вчера и они уже далеко от Лондона. А я собираюсь... тоже быть далеко от Лондона к концу этого дня! Как можно дальше от Лондона... - А почему вы не поедете в Йорк? Король Ричард, кажется, неплохо к вам относился, даже после вашей женитьбы... - А потому, Элджернон, что я не Том Барроу, не Том Говард и не Том Лэнгтон. Когда-то я даже мог назвать его величество своим приятелем, но после того, как он взошел на престол. Я верю во все истории про принцев. И, хоть король Ричард проявил себя хорош... неплохим правителем, а король Генрих — просто жестокий тиран и не англичанин, я не собираюсь служить меньшему злу. Прощайте, Элджернон. Хотя этот разговор тоже несколько озадачил Элджернона, стало ясно, почему в середине дня была закрыта часовня Святого Стефана... * * * А еще больше его озадачило то, что он увидел, когда спустился с моста на северный берег. В начале Уотлинг Стрит, рядом с церковью Святого Магнуса догорал огромный костер, рядом с которым грелись люди в шлемах и кирасах. Их тоже можно было узнать по виду: по тому, как они двигались, как носили доспехи и оружие. Это не были ни французские наемники, ни солдаты тауэрского гарнизона — это были обычные лондонцы, ополченцы, которых созвал, очевидно, шериф Лондона, находившийся там же (но чуть поодаль), вместе со своим братом и каким-то стариком с седыми усами подковой. - Элджернон! - громко и радостно прокричал шериф. - Спасибо за предупреждение! Мы быстро оповестили остальных шерифов, созвали ополчение и выбили их из почти всего города! Разожгли костры, организовали патрули и всю ночь следили за порядком на улицах. Лягушатники почти ничего не смогли нам сделать! Может, если бы они построились в свой знаменитый боевой порядок... Но здесь, на улицах, да еще и у нас дома... «Так вот что за всполохи огня я видел прошлой ночью», - подумал Элджернон, а вслух спросил: - Почти? - Кварталы у собора Святого Павла и все, что западнее, мы не смогли защитить. Мы не смогли даже связаться с кем-нибудь из Вестминстера... С другой стороны, пускай король Генрих сам что-нибудь делает со своими собственными солдатами. Пусть докажет, что что-то может, а не только прятаться под сутану епископа Мортона... Как там у вас, в Саутуарке, Элджернон? -Все тихо, как-будто нету в Англии двух королей а в Лондоне — иностранных наемников. -Хорошо, - бодро ответил шериф . -Джон, а почему я не вижу здесь ни одного человека из тауэрского гарнизона? -Мы не обращались за помощью к лорду Брэкенбери. Мы подчиняемся законному королю Англии... а король Генрих и король Ричард пусть сначала разберутся, кто из них более законный. Король Ричард, конечно, вроде бы законнее, но вот король Генрих тоже... -Так что мы своими силами, - вмешался в разговор старик с седыми усами. - Как тогда, когда на нас напал Фоконберг -Вы имеете ввиду бастарда Фоконберга? -Попробовал бы ты назвать его в лицо бастардом, - проворчал старик недовольно. - Но да, я про те времена. Мы тогда все сами сделали. Король Эдуард был еше далеко. Мы его даже в город не пустили. -Кроме того, - повысил голос шериф; он был явно недоволен грубостью своего подчиненного. - один человек из тауэрского гарнизона тут все же есть. Пришел час назад и с тех пор дожидается лично вас, Элджернон Смит. И он махнул рукой какому-то парню, гревшемуся у костра. Тот подбежал к ним, вручил Элджернону запечатанное письмо и передал ему просьбу от лорда Брэкенбери: Элджернон должен был передать это письмо Филиберу де Шанде. Передавать господину де Шанде что-либо на словах, помимо письма, не требовалось. * * * Поскольку идти пешком было слишком опасно, Элджернон нанял лодку возле Доугейт и прибыл в Вестминстер по реке. На этот раз во дворце хватало и слуг, и солдат. Возле дворцовой пристани на якоре стояли три явно венецианские галеры, а на пристани толпилось дестятка два солдат во главе со знаменосцем, на флаге у которого был изображен сложный герб, где символ графа Риверса занимал только одну шестнадцатую, соседствуя с орлами, драконами, звездами, а напротив них было беличье поле. Люди барона Скейлза и составляли большую часть новой королевской охраны. Меньшую часть составляли сохранившие дисциплину французы, а совсем маленькую — люди графа Оксфорда. Филибера де Шанде Элджернон не нашел, да и долгих поисков не получилось: Элджернона быстро нашли какие-то секретари и привели в уже знакомый кабинет, где кроме короля и епископа Мортона находились еще братья Стенли и барон Скейлз (из них всех сидел один король — на привычном стуле с высокой спинкой; епископ стоял за его левым плечом, а остальные — через стол, напротив). Епископ Мортон сразу выхватил у Элджернона из рук письмо, вскрыл и прочитал его. - Очень щедрое вознаграждение обещает графу Батскому узурпатор, - сказал епископ Мортон. - Но вынужден огорчить вас, Элджернон: граф вряд ли получит хоть одно ваше письмо. Еще вчера он уехал в Испанию, исполнять свой обет. Он пообещал себе, что, если утвердит на троне Англии законного короля, то поможет королеве Изабелле и королю Фердинанду навсегда изгнать магометан из христианских земель. Причем, пока он не добьется своего, он запретил себе даже думать о мирских делах. - Мы пожаловали его титулом графа Батского и отпустили с миром, - продолжил за Мортона король. - Долг перед Богом важнее долга перед земным властителем. После этого король Генрих как-то грустно посмотрел на стол и глубоко вздохнул. - А долг перед королем важнее мелочных обид и оскорбленной гордыни! - как ни в чем не бывало продолжал епископ Мортон. - К сожалению, шотландцы забыли об этом, и, поссорившись вчера из-за какого-то пустяка в кабаке... Вроде бы, одному из них принесли овсяную кашу, а другому — похлебку, хотя они заказывали наоборот... Так или иначе, в глупой и мелочной злобе они все поубивали друг друга. Все пятьсот человек, да смилуется Господь над их душами! Вы, Элджернон, должны тщательно расследовать эти убийства и найти истину! Ту самую истину, которая единственная существует в мире, а больше ее нигде нет. - Элджернон! - воскликнул король Генрих сразу за епископом. - Я должен представить вам... Вернее, я должен представить вас вашему начальнику — возлюбленному отцу нашему, лорду Стенли! Элджернон повернулся к лорду Томасу и глубоко поклонился ему. Тот с выражением надменности на лице кивнул ему. - Возлюбленный отец наш, - продолжал король Генрих. - когда же вы приведете отряды, собранные в ваших владениях? Когда вы присоедините их к нашему войску? Мы проявили снисхождение, когда вы заявили нам у Шрусбери, что не можете присоединиться к нам, тем более, вы загладили свою вину своим вкладом в победу над узурпатором в битве на Дадлингтонском тракте. Но сейчас необходимость доказать нам свою верность не просто назрела, но и перезрела! Время присоединить свои силы к нашим не только только пришло! Оно пришло давно! Так давно, что почти прошло! Смотрите, возлюбленный отец наш, даже ваша женитьба на нашей матери не спасет вас от праведного королевского гнева! И помните, мы легко можем обойтись без вас и вашего брата, а вот вы без королей — не сможете! - Неужели, ваше величество? - насмешливо спросил из-за брата лорд Уильям Стенли. - За великим смехом всегда следуют великие слезы, - напыщенно ответил король. «Они проиграли и они это знают, - вдруг подумал Элджернон. - Отсюда эти самодовольные, на грани глупости, слова. Вот почему епископ Мортон изображает наивного священника не от мира сего. Вот откуда эти визгливые интонации. Вот откуда этот непрерывный поток слов. Они хотят, чтобы хотя бы на прямо им никто не перечил». - Барон Скейлс, - между тем продолжал король. - Да, ваше величество, - поклонился тот. - За ваши усилия по защите королевства, за ваши морские победы над бессчетными флотами узурпатора, за вашу преданность и вклад в победу в битве на Дадлингтонском тракте мы назначаем вас маршалом королевства и подтверждаем вашу должность адмирала Англии. - Англия и Святой Георгий, ваше величество. Для меня это большая честь. Король Генрих важно кивнул ему и замолчал. В этот момент епископ Мортон начал причитать, как-будто себе под нос: - Бедные дети, бедные дети... Вот несчастье-то. Бедные дети... - Бедные дети? - Как-будто у самого себя спросил король Генрих. - Ах да, дети... Граф Оксфорд! - Да, ваше величество... - Ни узурпатор, ни законный король Эдуард не вернули всех прав, которыми обладал отец, детям оклеветанного, невинноубиенного герцога Кларенса. Однако узурпатор свои произволом отдал им почти все владения их покойных несчастных предков. Мы подтверждаем эти пожалования, смывая с них порок беззакония, но остается одна проблема. Эти дети выросли без надлежащего воспитания и руководства. Им нужен кто-то, кто показал бы им путь христианских добродетелей и дворянской чести. - Особенно девочке, - добавил епископ Мортон. - Вы должны будете взять в жены юную графиню Солсбери, - продолжил король. - как только мы вызволим ее из лап узурпатора. И вы же должны будете управлять владениями ее брата, юного графа Уорвика, до тех пор, пока мы не сочтем его достаточно самостоятельным, чтобы управлять своими владениями без посторонней помощи. - Впрочем, - опять вмешался в разговор епископ Мортон. - говорят, мальчик скорбен умом настолько, что не отличает петуха от каплуна. Так что, возможно, он никогда не будет способен распоряжаться своими землями. К тому же, пока несчастные дети томятся в застенках узурпатора, их владения разоряются нерадивыми слугами и приходят в упадок без хозяина. Вы должны позаботиться об интересах своей будущей супруги и шурина прямо сейчас, не дожидаясь брака. Граф Оксфорд выглядел как кот, который наелся сметаны. Барон Скейлз о чем-то задумался. - И свадьбу можно будет сыграть в один день, - сказал он. - Какую свадьбу? - вскинулся епископ Мортон. - Это будут две самые важные свадьбы в королевстве, - улыбнулся барон Скейлз. - Между его величеством и моей племянницей и графом Оксфордом и графиней Солсбери. - О, нет, - замотал головой епископ. - Нет, нет, нет, нет, нет. Еще ничего не решено. Его величеству еще нужно подумать. Король Генрих в это время сидел на своем стуле с высокой спинкой глядя в одну точку и с нечитаемым выражением лица. - О чем подумать? - растерялся барон Скейлз. - Все будет зависеть от ответа, который даст граф Хантингтон. Может быть, его величество женится на одной из его племянниц, например, на Элеоноре Перси, соединив, таким образом, два величайших валлийских рода, с одной стороны, а с другой — связав английских королей с величайшей семьей северной Англии. Этот брак принесет стране не меньшую пользу, чем женитьба на вашей племяннице. Вам придется доказать выгоды этого брака. Его величество, конечно, благодарен вам за верность, за то, что два года назад вы привели ему корабли, за то, что нашли денег, когда его величество находился в затруднительном положении, за верность во время битвы на Дадлингтонском тракте... Но, во-первых, вы делали всего лишь то, что должны были, как подданный, не забывший о своей присяге. Во-вторых, его величество мог легко обойтись без вашей помощи. Каждый государь в христианском мире готов был ссудить ему денег, или даже подарить безвозмездно, ведь известно, что все государи — родственники, а добрые христиане родственникам помогают бескорыстно. Ваш меч и те силы, которые вы привели... они ничего не решали. Под знамена его величества и так встала вся страна, за исключением горстки закоренелых грешников и преступников, сохранивших верность узурпатору. Так что, не будь вас — ваше место заняло бы двое, трое, пятеро, причем настолько же могущественных и знатных, как вы... Придется доказать его величеству, что без вас и вашей семьи он и в самом деле не сможет обойтись. Сколько вы привезли сегодня на нанятых на время галерах? Двести человек? Триста? Этого мало. Ваша семья может собрать больше. Да вы сами можете навербовать в своих владениях в пять раз больше людей. Вы могли бы, как адмирал Англии, обладающий соответствующими полномочиями и влиянием, призвать к порядку некоторые города, прекратить неповиновение его величеству. Дувр, Саутгемптон, может быть, даже Бристоль... Вы, вместе с графом Оксфордом, могли бы образумить подданных его величества, живущих в Кале, чтобы они перестали подчиняться бастарду самозванца и признали, наконец, единственного английского короля. За это его величество щедро вас наградит. Ведь щедрость его величества происходит не от распутной расточительности короля Эдуарда, и не от тирании узурпатора, который бессудно отбирал у одних, чтобы беззаконно отдать другим. Нет! Щедрость его величества короля Генриха происходит из справедливости! Справедливость в данном случае состоит в том, что у Кале должен управлять не безусый юнец и не властолюбец-интриган, как во времена Делателя Королей или барона Гастингса. Нет! Кале должен править человек, разбирающийся в мореходстве и в том, что нужно тем землям, чтобы цвести и плодоносить, ведь этот человек уже давно владеет целым островом неподалеку! - Видите, возлюбленный отец наш, - подал голос король. - Возлюбленный дядя наш... Мы не нуждаемся в вас. Король всегда больше любого из своих подданных. - Ах да, Элджернон! - как-будто спохватился епископ Мортон. - Вы, конечно, не сможете больше ничего передать графу Батскому, но у нас есть кое-что и для вас. Вернее, для лорда Брэкенбери. Передайте ему на словах, что его величество готов простить ему его высокую измену и нерешительность, и, если он откажется от поддержки узурпатора, мы готовы назначить его констеблем трех самых важных крепостей в королевстве: Тауэра, Берика и Кале. В его подчинении во всякий момент времени будет четыре с половиной тысячи человек!.. - Вы сказали, что капитаном Кале должен быть я, - тих сказал барон Скейлз. - Вы будете капитаном Кале, а лорд Брэкенбери — комендантом крепости, - ничуть не стесняясь, ответил епископ. - Тем более, не думаю, что он будет часто там бывать, так что командовать пятнадцатью сотнями самых лучших солдат будете именно вы. Господа, как я и сказал, щедрость его величества происходит из справедливости. Никто, кроме нас... кхм... кроме его величества не может так распределить земли и должности, чтобы и послужить пользе королевства, и принести серьезные выгоды одаряемому, и при этом не ущемить ничьих интересов. И при этом у его величества еще останется настолько много, что, чем бы он ни наделил кого-нибудь или всех из вас, ни у вас, ни у кого другого не достанет сил свергнуть его. Ни один узурпатор не смог бы обещать вам так щедро. Так что думайте, господа, думайте, и делайте это побыстрее, чтобы у его величества не пропала нужда в вашей службе. - Верный слуга наш! - гаркнул вдруг Томас Стэнли. Элджернон поклонился ему. - Извините, ваше величество, - отвесил глубокий поклон королю лорд Стэнли. - Я хотел бы поговорить со следователем Смитом о нашей борьбе с высокой изменой и его новых обязанностях. Ведь когда в столицу войдут войска, собранные нами с братом в наших владениях... -И когда они будут здесь? - строго спросил король. Томас Стенли поклонился еще ниже. - Сожалею, ваше величество. Но они понесли тяжелые потери во время битвы на Дадлингтонском тракте, они истощили свои силы, пока добирались туда. Им нужен отдых, раненым нужно лечение, нужно заменить тех, кто пока не может встать в строй, нужно починить доспехи и купить новое оружие... Я думаю, что через две или три недели пять тысяч копейщиков, не меньше семи тысяч лучников и не меньше трех тысяч рыцарей и тяжело вооруженных всадников будет здесь. - На прошлой неделе вы уже называли нам это время — три недели. За неделю оно не уменьшилось ни на день... Что же. Ладно. Мы поверим вам, возлюбленный отец наш. Но в тот же день, как они войдут в Лондон, они займутся арестами изменников и заговорщиков. - Именно так, ваше величество, - лорд Стенли поклонился так низко, что, казалось, носом коснулся земли. - А теперь идите, поговорите со следователем Смитом, - махнул рукой король Генрих. - Ему наверняка есть, что вам рассказать. * * * Когда они вышли из кабинета, лорд Стэнли не стал останавливаться, а прошел весь дворец, вышел наружу, прошел до закрытой часовни Святого Стефана, огляделся, проверяя, что их никто не может подслушать и потом очень тихо сказал: - Передайте Брэкенбери, чтобы он передал королю Ричарду, что я, как и брат — мы остаемся верными подданными его величества, и только страх и принуждение удерживают нас здесь, около узурпатора и его чужеземных приспешников. Мы готовы послужить его величеству глазами и ушами и вообще сделать то, что он прикажет. Например, освободить архиепископа Кентерберийского. - Если лорд Брэкенбери мне ответит, где я могу найти вас или вашего брата, чтобы передать ответ от него? - спросил Элджернон. - Знаете саутуаркский бордель «У мадам Жанны»? - вопросом на вопрос ответил лорд Стенли. - Приходите на рассвете. И быстро ушел непонятно куда, почти растворился в воздухе. Элджернон еще немного постоял около часовни, не зная, что ему делать, пока его внимание не привлекла какая-то возня возле входа во дворец. Двое людей в сюрко с гербом барона Скейлза кололи кинжалами в спину графа Оксфорда. Когда граф упал на живот, к нему подошел сам барон и наступил ему ногой на затылок, а потом со всей силы пнул графа по голове. После этого барон со своими людьми направились к часовне. - Вы ведь знаете, сэр, что никакого ответа от графа Хантингтона, скорее всего, не будет? - спросил Элджернон. - Граф еще вчера решил уехать в Йорк. Барон стиснул руки в кулаки. - Так я и знал. Ебаный бретонский щенок. Пока не было ни пенни, чтобы дырку на штанах зашить, пока был никто и звать никак: «Орден Бани, Орден Подвязки, всем мужчинам в семье, сразу, как я стану королем. И земли герцога Кларенса и герцога Глостера. И должность канцлера королевства, и лорда-камергера, и канцлера казначейства...» А теперь: «Нам бы заняли любые суммы в долг наши венценосные родственники...», - передразнил он короля Генриха. - Ни один монарх в христианском мире никогда не считал его своим родственником. - Сэр, а граф Оксфорд... - Зря мы тогда смирились. Я говорил Тони. И сестре. И Тому. Надо было быть решительнее. Но ничего. У нас до сих пор достаточно сил для того, чтобы править без оглядки на герцога Глостера. Даже если он теперь носит на голове золотой обруч. И безо всяких северных деревенщин, хоть бы они и носили ухоженную бородку. А уж на всяких неудачников, просидевших полжизни во Франции, мы можем тем более не оглядываться. Теперь мы будем править, Элджернон. И вот мой первый приказ, как правителя: не расследуйте убийство графа Оксфорда. Граф Оксфорд и не мертв. Он просто уехал. Присоединился к де Шанде в походе против мавров. Вы меня поняли? Элджернон понял. Король Генрих, был иностранцем и настолько плохо знал страну, в которой собирался царствовать, что во всем слушался главных своих советников. И так, скорее всего, будет и впредь. На должности главного советника пока был интриган-епископ, который раздавал владения целыми герцогствами и городами тогда, когда у него не было власти даже над собственными наемниками. Но его в любой момент могла сменить семья потомственных временщиков и паразитов, при которой в королевстве вновь разольются многочисленные и глубокие реки. Элджернон понял, что теперь ему оставалось последовать примеру либо епископа Рассела, либо Томаса Лайнома. * * * Элджернону удалось переговорить с капитаном одной из венецианских галер. Они должны были довезти самого барона и его людей до Вестминстера. На этом их контракт заканчивался. Капитан собирался отойти к Биллингсгейт и отпустить команду на берег до заката, а на следующий день на рассвете «пустым» отплыть в Йорк, где он надеялся купить шерсть и уголь из Ньюкасла, чтобы потом продать этот уголь в Бишопс-Линне, а шерсть — в Бургундии. Он заломил огромную цену — два шиллинга и семь пенсов, которые Элджернон, поторговавшись (пока галера шла до Биллингсгейт), сбил до одного шиллинга и двух пенсов. После этого он порекомендовал капитану «У мадам Жанны» и договорился подойти туда за час до рассвета (сам капитан возвращаться на корабль с закатом не собирался). Сойдя на берег у Биллингсгейт, Элджернон дошел до Тауэра, где встретился с лордом Брэкенбери и передал ему слова епископа Мортона и лорда Стенли и выслушал слова, предназначенные для сэра Томаса. Элджернон не знал, когда он вернется в Лондон, вернется ли вообще и каким найдет город, когда вернется сюда, поэтому он полдня гулял по городу, пройдя от Тауэра до Доугейт, потом от Доугейт до собора Святого Павла, а потом по Ломбард стрит вернулся на Истчип, где пообедал в «Голове вепря», по мосту вернулся к себе домой и лег спать. Он опять проснулся затемно, дошел до реки, искупался в пока еще холодной воде, надел чистую одежду, побрился, как мог, потом вернулся домой, сжег все свои бумаги и пергаменты (не то, что бы их было много), выбросил всю еду, забрал все деньги, теплый плащ, повесил на пояс шпагу и зашагал по направлению к борделю «мадам Жанны». На этот раз Элджернона впустили сразу и даже показали ту комнату где «отдыхал» лорд Стенли, хотя «мадам» все равно ворчала ему в спину, что он «и сегодня тоже странный». Передача сообщения от лорда Брэкенбери («Юный рыцарь до сих пор жив милосердием короля Артура») не заняла у него много времени, а капитан уже ждал его, одетый, в «трактире» на первом этаже. * * * Они не опоздали. Ровно на рассвете солнечного, теплого дня в начале сентября первого года царствования Генриха VII и третьего года царствования Ричарда III венецианская галера, без товара и без контракта прошла мимо лондонского Тауэра и вышла в устье Темзы.