-Аu revoir, Shoshanna

Характерный щелчок раздался и отдал ответное эхо. Выстрел был холостым. Ланда неотрывно смотрел на француженку. В его глазах читалось явное оцепенение. Однако в отличие от оберста, Шошанна уверенно сжимала в руках оружие. — Признаюсь, я поражён, — наконец с нервной улыбкой выдохнул мужчина, — не думал, что такая как вы способна выстрелить. Вас бы расстреляли сегодня же, вы ведь в курсе? — Не обольщайтесь, полковник, — дерзко, ответила Шошанна, не узнавая свой голос, — я знала, что вы никогда не вложите в чужие руки заряженный пистолет. У вас на себя и на меня другие планы. — И какие же у меня на вас планы? — шёпотом спросил Ланда, подойдя на неприлично близкое расстояние к еврейке, единственно чтобы запугать девушку. В его глазах мелькнуло озорство. — Я вам нужна. Не знаю зачем, но нужна. Штандартенфюрер нахмурился, подошел ближе и с коротким сухим смехом проговорил: — Вы слишком высокого мнения о себе, мадмуазель. — Разве не вы предложили Цоллеру перенести премьеру ко мне в кинотеатр? Мужчина сжал губы. Глаза его сузились и, взгляд серых глаз сверкнул сталью. Он наклонился вперед и внимательно вгляделся в лицо француженки, изучая черту за чертой. Шошанна победоносно вскинула голову. Сейчас она обыграла охотника за евреями. И он это осознавал. — Так вы понимаете по-немецки? Шошанна улыбнулась: — Вам следовало бы говорить на иврите, если вы хотели быть неуслышанным. Сейчас, когда вы здесь, никто бы вас не понял и не узнал бы ваши тайны. Вы ведь истребили всех евреев в округе, ведь так? — Подумать только! Новые сюрпризы! Женщина, которая умеет острить. Послушайте, мадмуазель Мимьё, — холодно процедил немец, — играться со мной — не в вашим интересах. — В чем мой интерес я знаю, ваш в чем? — оборвала его еврейка, — зачем я вам нужна? — Просто…- Ланда прошелся взглядом по еврейке, зная, как её это заденет, — вы очень красивая, мадмуазель Мимьё — с упоением, медленно, растягивая каждое слово, сказал мужчина, — такую красоту просто нельзя убивать, кто-то же должен быть в этом мире для эстетического удовольствия мужчин. Шошанна вспыхнула от гнева. Глаза её загорелись, как пламя. Девушка осмотрела немца с головы до ног презрительным взглядом: — Если бы вы сказали, что хотите, чтобы я жила, я бы выстрелила себе в сердце не раздумывая, полковник, — Шошанна отдала пистолет Ланде, прижав оружие к его груди. Растрепавшиеся волосы придали её точеному лицу сходство с упрямым ребенком, который поражал своей буйной независимостью. Ланда невольно отметил это и сам пристыдил себя за подобные мысли. — Я бы так не сказал, даже под страхом смерти, мадмуазель, — сардонически улыбнулся немец. — Под страхом смерти? — скривила губы девушка, — я думала вы ничего не боитесь. Немец выдавил из себя улыбку, потом быстро заговорил, как показалось еврейке, наигранно-веселым тоном: — У каждого есть свои роковые дни, мадмуазель Мимьё — тут человек всегда споткнётся, там всегда разобьется сердце какой-нибудь глупой француженки. Так с чего я должен боятся смерти? — Ну конечно… конечно вам нечего бояться. Вы находитесь по другую сторону барьера, за которым страдают осужденные. — Вы наверное думаете, мадмуазель Мимьё, что ваши слова имеют смысл. Но я вас огорчу. То, что вы так ополчились на мерзости этого века, никому не интересно. Шошанну передернуло. Она так презирала и ненавидела его, что уже почти не боялась. — Вы отвратительны, сказала она, — но прежде всего вы — трус. Пока еврейка говорила, немец рассматривал ее так бесстрастно, что можно было подумать, будто он не слышал ее слов. Однако в его холодных, невероятно пронзительных глазах тлел огонек раздражения и злости. Но он промолчал. Шошанна вновь гордо вскинула голову, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор. Девушка толкнула оберста в плечо и вышла из-под лестницы, скрывшись вскоре за перилами. Штандартенфюрер лишь усмехнулся вслед уходившей француженке. Никому и никогда он не смотрел вслед. До этого момента. Наконец оберст вышел на свет, в холл. Он не собирался заходить в чулан. С того момента, как он зашел сюда, он понял где искать подземные ходы. Он давно изучил этот маленький кинотеатр вдоль и поперек. Он знал каждую дверь в этом здании и все то, что скрывается за ней. Наконец мужчина потер переносицу и усмехнулся своим мыслям. «Эта чертовка провела меня» — подумал оберст и улыбнулся. * * * * * Ланда сидел в огромном кожаном кресле, стоявшем почти что в центре огромной гостиной. Несмотря на то, что власть выделила оберсту огромные апартаменты, Ланда не спешил обустраивается на новом месте. Скоро все должно закончиться, он питал себя этой мыслью вот уже несколько месяцев. В квартире было четыре комнаты, не считая кухни и двух уборных. В гостиной стояли немногочисленные шкафы с книгами, а в спальне на вешалке висела лишь идеально выглаженная форма. Было отчетливо видно, что квартира принадлежала лишь мужчине. Немец потер переносицу и ослабил сс-овский галстук. Нет, он не чувствовал усталости или грусти в такие вечера. Он ничего не чувствовал. Он уже давно ничего не чувствовал. Хотя совсем недавно и в его жизни были моменты, когда он испытывал непреодолимую тоску по одному единственному человеку. Но и эти времена прошли. Сейчас он мог думать только о своем спасении. Война подходила к своему логическому концу… В следующую секунду оберст бросил взгляд на рядом стоящий столик, на котором аккуратной стопкой была сложена сегодняшняя почта, не имевшая особой срочности. Наконец Ланда развернул конверт с приглашением от Фюррера на похороны Вильгельма Мауэра, министра финансов. Он откинул бумагу на стол и налил себе стакан виски. Каждый месяц какой-то приближенный Гитлера умирал и всем остальным приходилось почтить его тело своим присутствием. Куда проще когда у тебя нет приближенных, думал оберст. А всех евреев убивали и без него, он лишь отдавал приказы. Что ж, обидно было, что даже если бы он захотел, он не смог бы прийти на их похороны, потому как в братской могиле трудно разобрать кто есть кто. Штандартенфюрер откинулся на спинку кресла. Воздух вокруг него был пропитан сигаретным дымом. Ланда уже больше четверти часа сидел в пустой квартире перед стеклянной пепельницей со стаканом шотландского виски в руках, неподвижно глядя перед собой. Он курил и всё думал о своём плане. Всё должно было пройти идеально, второго шанса не будет. Думая о путях отхода, немец вспоминал и маленький кинотеатр. Тут же ему пришел на ум образ его хозяйки, наглой француженки. Прошлый их разговор остался явно не за ним. Впервые за всю его жизнь. Штандартенфюрер недооценил эту мадмуазель, сейчас он понимал, что это было его ошибкой. Потом оберст вдруг вспомнил, как её тонкие пальчики сжимали французскую сигарету тогда в кафе, вспомнил её растрепавшиеся пшеничные волосы, которые она убрала тонким запястьем. «Но прежде всего, вы — трус» — пронеслись ее слова у него в голове и он горько усмехнулся в ответ на эти слова. Они отчего-то задевали его. Впервые за столько времени, его что-то угнетало. В следующую секунду, будто в ответ на его мысли, грациозные женские руки легко дотронулись до его плеч. Оберст не обернулся, он узнал гостью по запаху тяжёлых духов. Вскоре плавными движениями женские ладони спустились по его плечам и торсу вниз. Оберст ещё сильнее ощутил знакомый аромат духов с нотами табака или какого-то перца. Бриджит Фон Хаммерсмарк обошла кресло сбоку и встала прямо перед Ландой. Тот же в свою очередь, оглядел её так, будто её здесь вовсе не было. Он смотрел будто куда-то сквозь её фигуру. Немец закинул ногу на ногу и закурил новую сигарету, облокачиваясь на подлокотники. — Как ты вошла? — спросил штандартенфюрер спустя несколько минут молчания. — Ты ведь никогда не запираешь дверь. Никого не боишься, — улыбнулась Фон Хаммерсмарк. — Чего хотела? — не глядя на женщину спросил Ганс. Его взгляд был устремлен в одну единственную точку за окном. — Ты и так знаешь, зачем я пришла. Мужчина вздохнул и затушил сигарету, сминая окурок. В следующее мгновение он встал и тут же они поменялись положениями. Теперь оберст смотрел на актрису с высоты своего роста. И ей это нравилось. Ей вообще нравились красивые высокие мужчины. Это наверное вкусы всех актрисулек, чтобы был высокий и красивый. Высокий и красивый. Достаточно. Ланда стоял так близко к Бриджит, что оба чувствовали дыхание друг друга. — Тебе лучше уйти, — тихо и бесстрастно сказал немец. — Тсссс, — протянула Бриджит, приставив указательный палец к своим губам, было понятно, что женщина слегка выпила, перед тем, как прийти к оберсту, — за столько лет я изучила, что для тебя лучше. С этими словами блондинка провела указательным пальцем по груди полковника, как бы царапая его своими ногтями, покрытыми роскошным красным лаком. Ладонью она оттолкнула оберста назад, отчего тот, будто смирившись с неизбежным, снова сел в кресло. Актриса села к полковнику на колени, так чтобы его ноги были между её бедёр. От этого платье женщины сильно задралось и из-под юбки выглянули маленькие фирменные трусики. Оберст плавными движениями прошелся по бедрам Фон Хаммерсмарк и ловким движением рук расстегнул застежку на спине. Бриджит поцеловала оберста, кусая его губы и хмуря брови. Она понимала, что вскоре станет ему вообще не интересна. Она это знала всегда. Штандартенфюрер спал со многими женщинами из высшего германского общества. Говорят среди них была жена очень высокопоставленного человека. Однако со всеми ими он порывал спустя считанные дни, может недели. Он не любил их всех. И её не любил. Но все женщины видели в нём такую силу и уверенность, что каждая из них хотела его. Мужчина стянул черное атласное платье с актрисы и бросил его на пол. Вскоре туда отправилось и нижнее белье женщины. Всё происходило чисто механически, по привычке. Она скакала на члене оберста и громко стонала. Сейчас Ланда был рад, что Фон Хаммерсмарк заявилась к нему. Ему давно уже надо было снять это напряжение, которое копилось в нём и нарастало с недавних пор. Вскоре он разбавил всхлипы и крики Бриджит своими стонами, глухими и сдержанными. Наконец блондинка вздрогнула и закрыла глаза, пытаясь удержать таким образом момент экстаза. Ланда кончил вслед за ней. * * * * * Оберст открыл глаза и тут же сощурился, когда яркие солнечные лучи попали на сетчатку его глаз. Голова трещала от количества спиртного, выпитого вчера. Штандартенфюрер сжал переносицу, пытаясь унять боль и тут же ощутил бледную женскую руку на своей груди. Полковник устало вздохнул и положил голову на подушку, уткнувшись взглядом в потолок. — Доброе утро, Ганс, — услышал он голос Фон Хаммерсмарк. — Ты не ушла вчера? — Нет. Ты же сам попросил меня остаться. Не помнишь? — спросила актриса и медленно, растягивая момент, поцеловала мужчину в щёку. — Не помню, — раздраженно ответил штандартенфюрер и, поднялся с кровати, убрав руки Бриджит со своей груди. С лица женщины на секунду слетела улыбка, однако актриса тут же заставила себя пропустить эту фразу мимо себя. Она привыкла. Много раз слышала и много раз прощала ему. Она и сама не знала, что так получиться. Вначале спала с ним ради информации. А получилось наоборот, ничего от не получала, зато полюбила. Но и от шпионства не отказывалась. Что могла, то передавала, молясь чтобы Ланда не узнал. Расстрелять, не расстрелял бы. Но больше не подпустил бы к себе. Каждый день она боролась против себя. Она должна была передавать информацию предавая его, и в это же самое время, она не могла сделать без него ни единого вздоха. Он был её воздухом столько лет и он же её душил… — Я пойду завтрак приготовлю, — тихо сказала женщина и вышла из комнаты. Ланда сидел на кровати и думал. С самого утра он был раздражен из-за присутствия Фон Хаммерсмарк. Он не любил, когда его женщины оставались до утра. Не любил просыпаться с ними в одной постели. Это сразу вызывало в нём чувство отвращения. Он никого не любил, от этого ему было тошно, когда они требовали от него того, что делают любящие мужчины. От этих мыслей оберста отвлёк звонок в дверь. Штандартенфюрер быстро оделся, и вышел в столовую. Там Бриджит уже общалась с Цоллером, который принёс указания по поводу кинопремьеры от Геббельса. — Доброе утро, Фредерик. Не ожидал вас увидеть с самого утра. — Здравствуйте, Герр оберст! Прошу прощения, что зашел без приглашения, я принёс вам письмо. — Не извиняйтесь, мой друг. Давайте лучше позавтракаем, — жестом пригласил полковник рядового за стол, — обсудим насущные вопросы. Тем более вам теперь, как новоиспеченному актеру, есть что обсудить с фройляйн. — Конечно, Фредерик, — оживилась блондинка, — давно хотела спросить, как продвигается ваша карьера в мире искусства? Всё трое сели за стол. — Спасибо, фройляйн, — обрадовался юноша такому приему, — полагаю, пока рано судить об этом. — Думаю, всё будет ясно после кинопремьеры, Фредерик, — ободрил его оберст, метнув хитрый взгляд в сторону актрисы. Ни одна его фраза не была произнесена просто так. Каждое его слово должно было вызывать реакцию людей. Причем такую, какую он от них ждал. Так и получилось: — Кинопремьеры? — удивилась девушка. — Да, я как раз собирался сказать тебе, фройляйн. На днях состоится закрытая кинопремьера «Героя нации». Только немецкий вечер. — А почему же премьера закрыта? — На вечере будут Геббельс, Гиммлер и даже сам Фюррер, — с придыханием объяснил Фредерик, — и я бесконечно благодарен власти за оказанную честь. Вы конечно приглашены. — Бог мой, это очень неожиданно, — с нервной улыбкой ответила актриса, — я непременно приду, Фредерик. Только дурак упустит возможность посмотреть на нашего Фюррера и быть может, даже познакомиться с ним лично. — Вы правы, фройляйн. Мне уже посчастливилось видеть Фюррера лицом к лицу. Я даже общался с ним. Он удивительный человек. Настоящий предводитель истинных арийцев! — воодушевлено ответил Цоллер. — К тому же этот вечер позволит вам произвести впечатление не только на власть, а, Фредерик? — засмеялся Ганс, похлопотав юношу по плечу, на что тот смущенно потупил взгляд. — О, Фредерик, неужто ваше сердце занято чувствами к какой-то особе? — оживлено подхватила блондинка. — Ну… — Не смущайтесь, мой друг. Поверьте ваши вкусы разделяют очень многие, — сказал штандартенфюрер и сам будто смутился, когда услышал себя. — Я испытываю…кхм…чувства романтических свойств к хозяйке кинотеатра, мадмуазель Мимьё. Она невероятная девушка, — признался Цоллер. Ганс нервно улыбнулся, не понимая своей реакции на слова солдата. Мышцы на его висках чуть заметно напряглись, а глаза сузились. — О, я уверена она очень хорошенькая. Но вам стоит как можно чаще попадаться ей на глаза, Фредерик, иначе одного вечера может не хватить, чтобы вскружить ей голову. — Вы так считаете, Фройляйн? — Конечно! Что скажешь, Ганс? Вопрос любовницы отвлек штандартенфюрера от мыслей об этой наглой француженке. Сейчас, чтобы ни происходило, он должен был четко следовать своему плану. Только и всего, делать шаг за шагом. Но с каждым разом ему давалось это всё сложнее, черт знает почему. Он странно посмотрел на Бриджит, а затем на Цоллера: -Да… конечно, Фредерик. Но вот что я вам скажу ещё. Нужно уметь не просто попасть даме в сердце, но изгнать из него всех соперников. — О чем вы? — Я думаю, что тот парень, который работает в кинотеатре, кажется его имя — Пьер Леру, явно неравнодушен к мадмуазель Мимьё. И имеет не мало шансов, надо сказать. Фредерик тут же заметно поник. — Но вы ведь истинный ариец, не так ли? А это лучше всякого француза. Я советую вам смело пригласить мадмуазель Мимьё куда-нибудь завтра же. Например с утра в Париже работает прекрасная выставка, посвященная кино. Пригласите её. И если этот француз начнёт препятствовать, дайте ему понять, кто есть кто. — Отлично сказано, Ганс! — подхватила блондинка, пытаясь угодить любовнику. — Вы правы, герр оберст. За любовь нужно бороться. И в этой битве хороши все оружия! — воодушевлено воскликнул юноша. — Конечно, мой друг! — Но… — Какие-то проблемы? — Боюсь начальник штаба не отпустит меня в служебное время. Но я придумаю, куда я могу ещё сводить мадмуазель Мимьё, после службы. — О, даже не беспокойтесь об этом, Фредерик. Я все решу. Я отпрошу вас завтра на утро. Но распорядитесь этим временем правильно, мой друг, — улыбнулся Ганс. — О, я благодарю вас, Герр оберст! — засиял юноша. К этому моменту завтрак был окончен и Цоллер, поблагодарив штандартенфюрера за прием встал из-за стола. — Фредерик, вы случаем сейчас не в штаб собираетесь? — вдруг спросил юношу оберст. — Так точно, герр оберст. — В таком случае не могли бы вы подвезти фройляйн? Она как раз собиралась уходить. Женщина метнула взгляд на оберста, в котором была видна обида на мужчину. Но она не посмела возразить. Фредерик заметил, что актриса оскорбилась поведением оберста, но также не решился сделать замечание старшему по званию. Юноша кивнул, и уже через четверть часа штандартенфюрер остался в квартире один. * * * * * Здания в узких парижских улочках отражали окнами оранжевый свет заходившего солнца. Горячий воздух застыл погрузившись в тяжкую духожу лета. Полковник Ланда ехал в автомобиле и смотрел в окно, изучая жизнь гражданских. Он всегда подмечал детали. Видел кто и чем живёт, чтобы в случае необходимости знать, что отнимать у этих людей, чтобы надавить на их волю. Проезжая по уже знакомым улицам, оберст невольно вгляделся в здание кинотеатра. Он увидел её. Молодая француженка стояла на крыльце кинотеатра со шлангом в руках и обливала с внешней стороны стёкла окон на первом этаже. Холщовые шорты еврейки доходили до колен, и её слегка загорелые ноги в свете заходившего солнца казались гротесковыми. — Останови здесь, — приказал оберст водителю и тот тут же исполнил приказ. Черный блестящий автомобиль остановился прямо у входа в кинотеатр. Шошанна услышала звук щебёнки и обернулась. Девушка заметила оберста, когда тот уже был в двух шагах от неё. Еврейка бросила взгляд на себя и постаралась быстрыми движениями рук закрыть свою грудь, очертания которой можно было легко различить из-за мокрой облегающей майки. — Добрый вечер, мадмуазель Мимьё. Вы уже вовсю готовитесь к кинопремьере? Похвально. — Да, герр оберст, — девушка спустилась с крыльца и посмотрела штандартенфюреру прямо в лицо. Олнако в следующее мгновение порывы ветра тронули волосы молодой еврейки и та, забыв про вымокшую майку, поправила локоны неосознанно женственным движением. Ланда осмотрел девушку с головы до ног и только сейчас заметил, что одежда её мокрая от воды, и что её майка так компрометирующе облегает грудь француженки. Полковник невольно задержался на ней взглядом, что не ускользнуло от еврейки. Она тут же скрестила руки на груди и полковник вновь посмотрел ей в лицо. «Чего только не придумывает дьявол» — пронеслось в голове у оберста и, он едва заметно сглотнул. — Своей красотой вы наверняка толкаете многих мужчин на грех, — съязвил штандартенфюрер. Сейчас он должен был сказать что-то подобное, иначе эта француженка могла бы себе напридумывать… Шошанна почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она готова была вцепиться в него зубами, задушить его. Как смел он делать ей «комплименты», которые скорее оскорбляли её достоинство! — Мужчины и без того совершают много грехов по своей воле и не стоит обвинять в этом женщин, — выпалила она со всей злостью, что скопилась внутри, отчего её щеки раскраснелись. Ланда усмехнулся, прищурив глаза: — Вы за словом в карман не полезете…- севшим голосом сказал мужчина. — Не полезу. Вы тоже стали заложником моей красоты? — Шошанна взглянула на него с такой таинственной изведавющейся улыбкой, что на секунду он подумал, что такие губы могут сбить его с толку. Она медленно провела взглядом по его лицу, от глаз она спустилась к кончику носа, от него к губам и подбородку, бросив на полковника насмешливый взгляд. Теперь, когда кошмар принял определенную форму, в виде штандартенфюрера, который как ни крути, был таким же мужчиной, как и все, страх отошел на задний план, а на передний вышла гордость. Ланда в смятении вскинул брови, не понимая вопроса и судорожно пытаясь понять, где он прокололся. О, конечно, он смотрел на неё, но неужели его всегда бесстрастный взгляд мог выдать его тайны? И если да, то какие? Даже он сам не смог бы ответить себе на этот вопрос. Впрочем, он мог невольно дольше задержать взгляд на её фигуре, на её талии, ногах, груди… — Вы приехали чтобы увидеть меня? — уточнила вопрос девушка. — Нет, хотя это тоже, — с иронией ответил немец, — но в большой степени я приехал сказать вам, что на сегодняшнюю ночь до 9 утра у вашего кинотеатра будет выставлена охрана. — Что?! Зачем? — Скоро премьера, мадмуазель. Здесь соберется вся германская элита и, я уверен, некоторые непременно попытаются этим воспользоваться. Шошанна молчала. Ей вдруг стало тошно от картины в её воображении. Нацисты будут входить в её кинотеатр, как в родной дом. Они будут улыбаться, смеяться, смотреть свои нацистские фильмы. А она должна будет принимать их, как дорогих гостей. Но она проглотит и это. Стерпит. Все ради того, чтобы все немцы, которые будут есть пирожные в её кинотеатре потом в одно мгновение испытали тот страх и боль, которые она несла сквозь все эти годы. — Что ж, до вечера, — отчего-то грустно, и будто бы даже без своей притворной улыбки сказал Ланда, чем вырвал девушку из своих мыслей. Она даже не заметила, как немец отошел от неё, направляясь к автомобилю. Все её мысли занимали эти чертовы фашисты. -Ах, да, — вдруг бросил Ланда через плечо, остановившись на пол пути к машине, — вам также нужно будет забрать все необходимые вещи из подсобных помещений. Завтра я приду, чтобы опечатать все ненужные комниты, чтобы никто из гостей туда не зашел. — Может лучше проинструктировать их перед премьерой, чтобы они не совали свои носы в…- крикнула еврейка вслед штандартенфюреру, на что тот закрыл за собой дверь автомобиля, не дослушав блондинку. — Чертов немец! — выругалась себе под нос Шошанна. Черная машина тут же скрылась за углом улицы. Шошанна посмотрела вслед полковнику и устало вздохнула. * * * * * — Откуда только у этих фрицов взялась идея с опечаткой чуланов? — послышался со второго этажа голос Пьера Леру. Шошанна ничего не ответила другу, как бы соглашаясь с ним своим молчанием. Уже четверть часа она переставляла коробки с одного места на другое, чтобы расчистить проход в чулан под лестницей. Вчера на этом самом месте она разговаривала с Ландой. Штандартенфюрер казался ей контрастными и от того непонятным человеком. И от этого у неё все время возникал непонятный страх рядом с ним. Гансу будто были чужды все людские чувства и эмоции, то есть можно представить, с какой легкостью он возненавидел бы человека проявившего бы к нему ненависть или обожание открыто. Вместе с тем, он оставался в меру джентельменом, которого наверное многие женщины хотели бы заполучить. Его гордый вид и безупречная осанка отметали всякое чувство страха перед его прозвищем у многих женщин. Но тот страх, что он вызывал у Шошанны не был обычным испугом или ожиданием чего-то ужасного. Она и сама не понимала, что заставляет её нутро так сжиматься, когда он подходил близко к ней. Она ненавидела его и одновременно с этим как будто уважала.Она назвала его трусом, но откровенно говоря, сама не верила своим словам. Его реакция на её слова была такой странной и непонятной для неё. Да, наверное именно из-за этого она так смущено пыталась прикрыться перед ним сегодня. — Шошанна? — голос Леру теперь раздался совсем близко. Девушка осеклась и посмотрела на молодого француза. — О чем ты задумалась? — Ни о чём, Леру, — нервозно убрав растрепавшиеся волосы со лба, ответила блондинка, — ты что-то хотел? — Знаешь, — не заметив смущения еврейки ответил француз, — эти немцы не заставят нас голодать. Я с утра ничего не ел. Так что я иду к мадмуазель Понье. Тебе что-то купить? Ты голодна? — Нет, Леру, — с нежной улыбкой ответила девушка, — я не голодна. Но, если сможешь забежать в лавку к мистеру Калисо, купи мне шоколада. Леру кивнул и снисходительно рассмеялся на просьбу девушки. Через несколько минут он выскочил из кинотеатра и еврейка осталась одна в огромном здании. Улыбка сошла с её лица, и её заменила усталость. Сегодня ей наверное придется работать всю ночь, чтобы успеть разгрести все комнаты. Наконец отогнав грустные мысли от себя, еврейка зашла в тот самый чулан, куда так хотел попасть вчера Ланда. Комната давно не использовалась, так как в ней было попросту небезопасно хранить бабины и механику. Денег на ремонт этой и некоторых других комнат не хватало, поэтому их просто заставили коробками и забросили, как старый дом на краю леса, как ферму на холме… Как только девушка вошла в комнату, в нос сразу бросился запах сырости и плесени. Шошанна ощупала стену в попытке найти выключатель, хотя и не надеялась, что проводка здесь осталась сохранной. Однако, вопреки её мыслям, она наконец нашла кнопку и маленькая одинокая лампа по середине потолка зажглась спустя много лет. Вся комната была заставлена какими-то коробками и шкафами, из которых также торчали многочисленные ящики и старые пленки. Вдоль дальней стены были выставлены лопаты и виллы. Кто знает, что приходилось делать миссис Миммьё в свое время, чтобы сохранить это здание в должном виде. Эммануэль прошла вглубь комнаты, попутно осматривая содержимое коробок. Однако там не было ничего, что могло бы привлечь её внимание. Но она не оставляла надежду найти что-то полезное. Наконец она достигла дальней стены, заставленной многочисленными черенками. В этот момент девушка вдруг почувствовала ужасную слабость. Последнее время её сын был таким беспокойным, что ей почти не удавалась уснуть больше чем на два часа. Все эти события последних дней буквально сбивали её с ног. Еврейка рефлекторно взяла черенок инструмента, желая найти опору. Она оперлась на ручку лопаты и вновь осмотрела чулан. Здесь она не найдет ничего полезного. Не стоило даже пытаться разбирать эти ящики сейчас. До прихода Ланды и его людей оставалось не так уж много времени. Шошанна вздохнула и отпустила палку, собираясь уходить. Та в свою очередь ударилась об стену и вновь приняла свое положение, в котором стояла здесь все эти годы. Девушка замерла. Тот звук что она услышала от удара палки, её насторожил. Она вновь подошла к дальней стене и взяла ручку от вилл. Отпустила. Та вновь ударилась об стену с тем же звуком. С другой стороны стены раздавалось всепоглощающее эхо, которое отзывалось внутри чулана. В следующий момент девушка схватила короткую палку, размером с лом и с силой ударила по стене. С той стороны пространство словно ответило ей таким же ударом. В это мгновение в голову девушки полезли самые сумасшедшие мысли. Ее руки судорожно блуждали по шее и зоне декольте. Её щеки запылали от волнения. «Пусто» — думала девушка, — «за стеной пустота. За стеной что-то есть…». Это открытие сменилось новым, как только девушка поняла, что именно это Ланда хотел найти в этом чулане. Он не случайно указал на маленькую неприметную дверцу под лестницей. Вся эта кинопремьера в её кинотеатре — его большая игра. Он знал каждый угол этого здания, он знал что и где искать. Зачем… Девушка пыталась понять, что может находиться за этой стеной, что могло так привлечь Ланду. В её голове возникала одна ужасная мысль и тут же её сменяла новая. Она боялась упустить каждую из них, боялась что сейчас, в это мгновение, она забудет всё. Забудет даже кто она. В следующий момент девушка словно выбралась из какой-то прострации и вновь оглядела комнату. Резким движением она сорвалась с места и выбежала в холл, пытаясь найти Леру. Ей нужно было рассказать ему. Эта комната могла повлиять на их жизнь уже завтра, эта комната, эта пустота за ней, могла изменить завтра абсолютно всё. — Леру, — закричала девушка, — Леру! Однако вскоре Эммануэль осеклась и поняла, что она здесь одна. Леру ещё не вернулся из магазина. Ей стало жутко. Узнав о том, что есть нечто такое, что может разрушить их давно расписанный план, ей нужно было кого-то видеть рядом с собой. Ей нужен был хоть кто-то. Девушка выбежала из кинотеатра, посчитав, что Леру сейчас уже должен был возвращаться из лавки тёти Понье. Она пошла ему навстречу быстрым шагом, ощущая себя много лучше даже среди незнакомых прохожих. Наконец она выцепила юношу взглядом из толпы. Она окликнула его и помахала рукой, чтобы тот заметил ее: — Пьер, иди скорее сюда! Юноша посмотрел на еврейку и поднял над головой плитку её любимого шоколада, счастливо улыбаясь. Ему льстило то, как она ждала его. Как ждала на работу, с магазина, как долго прощалась с ним по вечерам. Ему хотелось верить, что все это не просто дружеские знаки внимания. Он знал, что за этим кроется что-то большее. Девушка смотрела, как француз идёт ей навстречу. Он не сводила с него глаз, будто ожидая, что он вот-вот пропадет. Исчезнет и она никогда не сможет ему рассказать то, что так распирало сейчас её грудную клетку изнутри. И её опасения сбылись… за считанные секунды прямо перед ней оказался черный автомобиль, крыша которого скрыла Леру от её глаз. Однако вскоре она не могла видеть больше ничего — из машины выскочили двое мужчин в немецкой форме и резким движением одели ей на голову мешок. Девушку охватила волна ужаса. Она попыталась вырваться из рук мужчин, однако их хватка не оставляла ей ни единого шанса сбежать. В следующее мгновение её с силой затолкали в салон машины. На заднем сидении уже был пассажир, следом, слева от неё сел ещё один мужчина и спереди также захлопнулась дверь. Леру, который видел всю эту картину, ринулся через дорогу. Однако к тому моменту, когда он добежал до того места, где ждала его еврейка, черный автомобиль уже скрылся за поворотом. Юноша побежал следом, пытаясь нагнать машину, однако через несколько сотен метров он отстал настолько, что потерял похитителей из виду.