-Аu revoir, Shoshanna

И снова в руках молодой еврейки огромные макеты букв, которые ей нужно успеть разместить на крыше кинотеатра до пяти часов, поскольку все в это время освобождаются с работы. Влюбленные юноши, не обращая внимания на боль в спине, от того, что таскали весь день книги или продукты в магазины, чтобы заработать хоть чуть-чуть денег, бежали к цветочным лавкам. Вскоре они приведут в кинотеатр девушек, надеясь на то, что после фильма им удастся урвать хотя бы поцелуй в щечку. Мужчины же бесстрастно вели дам под руку в маленький кинотеатр, чтобы посмотреть фильм и просто вместе отвлечься от реальности. Шошанна спешила, чтобы все они увидели вывески с изображением к новой кинокартине, чтобы вся эта вереница влюбленных парочек пришла сюда и в следующие выходные. Еврейка бросила беглый взгляд вниз, на крыльцо кинотеатра и заметила, черный, намытый до блеска автомобиль. В этот же момент в груди у неё что-то оборвалось. Так бывает, когда спускаешься на велосипеде с огромного склона. Дух захватывает так, что где-то глубоко под грудиной становиться щекотно. Из машины вышли двое мужчин. Один из них был обычным немецким солдатом, по всей видимости, он просто сопровождал второго, который, напротив занимал высокий пост в военной армии, судя по форме Гестапо. Это был штурмбаннфюрер Дитер Хельстром. — Мадмуазель Миммьё? — спросил солдат по французски, в то время как Хельстром прожигал её взглядом. — Да, — ответила девушка, положив дрожащей рукой, кисточку в банку с краской, которой она обновляла цвет на афише. Солдат тут же перевел ответ девушки для штурмбаннфюрера. — Это ваш кинотеатр? — вновь спросил солдат, переводя слова начальника. — Да. — Спуститесь. Прошу вас. Переводчик открыл дверь в черный автомобиль, приглашая девушку сесть. Шошанна судорожно выдохнула и, вытерев руки о влажное полотенце, от краски, спустилась с деревянной лестницы. — Я не понимаю, что я сделала? — спросила еврейка подходя к автомобилю. — Sie fragt, was sie getan hat , — передал солдат Дитеру. — Und wer hat gesagt, dass sie etwas getan hat? — Stopfe deinen Arsch ins Auto , — бросил сквозь зубы штурмбаннфюрер. Молодой солдат оставил эту фразу без перевода. Впрочем, Шошанна всё поняла и так. Девушка подошла к открытой двери и Хельстром с силой надавил той на плечо, пытаясь затолкать её в автомобиль. Однако блондинка вырвала запястье из его руки отошла на два шага назад. — Also versuchen wir zu beißen? Richtig, etwas zu viel Talent für eine kleine Provinzlerin. Дитер быстро оглянулся и, схватив еврейку за запястья, толкнув в салон автомобиля. * * * * * — Nur Nachkommen von Sklaven ermöglichten es Amerika, im Sport erfolgreich zu sein. Das olympische Gold des Amerikaners ist mit Negerschweiß getränkt , — радостно вещал Геббельс, сидя за лучшим столиком в Максимусе. Фредерик увлеченно слушал этого человека, уставившись будто завороженный на его холёное лицо. Ведь это был сам Геббельс. Министр пропаганды Германии, он же второй человек после Гитлера. Однако на секунду молодой человек всё же отвлекся, когда увидел движение в зале ресторана. Это Хельстром сопровождал под руку молодую француженку, которая растерянно оглядывалась по сторонам, не зная, чего ожидать от штурмбаннфюрера. Рядовой Цоллер вскочил со стула и взял за руку Шошанну, которую только что подвели к столику, где собралась вся нацистская элита. Девушка взволнованно оглядела всех присутствующих и тихо выдохнула. — Я рад, что вы приехали. Я не был уверен, что вы примете моё приглашение, — с благодарностью выпалил Цоллер. — Приглашение? — с искренним непонимание переспросила Шошанна. — Ist das das jüngste Mädchen, Frederic?— спросил Геббельс, оторвав юношу от любования блондинкой. — Ja, sie, Dr. Goebbels. — Эммануэль, я хочу тебя представить, — обратился Фредерик уже к еврейке, — Эммануэль Мимьё, познакомьтесь с министром пропаганды, шефом всей немецкой киноиндустрии, и, раз уж я теперь актер, моим шефом, доктором Йозефом Геббельсом. — Er hat Sie sehr gelobt, liebe Mime , — поприветствовал девушку Геббельс, поцеловав руку Шошанны. В этот момент, еврейка вдруг ощутила явную нехватку воздуха. Она задыхалась рядом с этими людьми. Губы её тронула легкая дрожащая улыбка, которая была ответом на приветствие министра пропаганды Германии. — И кстати, это французская переводчица Геббельса, мадемуазель Франческа Мондино, — продолжает знакомство Цоллер. Женщина, сидевшая справа от Геббельса, наконец подняла глаза с тирамису и посмотрела на Эммануэль. Потом она с заговорщической улыбкой посмотрела на Йозефа, вспомнив как ещё с утра они занимались любовью в его кабинете. — А с штурмбаннфюрером, вы уже знакомы, я полагаю. — Вообще-то, я не представился, — ответил Дитер, — штурмбанфюрер Дитер Хелльшторм из Гестапо. К вашим услугам, мадемуазель. Позволите? — мужчина отодвинул стул для Шошанны и та, приняв правила этой игры, села за стол. — Должен признаться, фройлен, что я вами раздосадован. Я прибыл во Францию и хотел отобедать с моей звездой. Но оказалось, что теперь он кумир Парижа. И должен выкраивать для меня время. Люди ждут в очередях часами и днями, чтобы увидеть меня. Но фюрера и рядового Цоллера жду я, — переводила Франческа слова Геббельса, на что Фредерик, как будто смутившись, улыбнулся и опустил взгляд в пол. Шошанне стало смешно и противно от всего этого застолья. От напускных речей и лживого смущения. Казалось, в этих людях не сохранилось вообще ничего настоящего и живого… — Наконец-то я удостоился ауденции у юного героя, а он весь обед говорил только о вас и вашем кинотеатре, — продолжал Геббельс, и Франческа усердно переводила, — итак, фройлен Мимьё, перейдём к делу. — Herr Minister! Dr. Goebbels! Ich habe es ihr noch nicht erzählt. — перебил переводчицу Фредерик. — Wenn dieses Mädchen nicht gerade ein Kindermädchen ist, hat sie es bereits erraten. Sie ist schließlich die Gastgeberin des Kinos. Francesca, sag es ihr — тихо ответил Геббельс юноше, давая понять Франческе, что последние его слова не подлежат переводу. — Короче, говоря, Эммануэдь, рядовой Цоллер битый час пытался уговорить месье Геббельса отказаться от прежних планов и перенести премьеру фильма в ваш кинотеатр, — объяснила переводчица. Ресницы еврейки взлетели вверх, и её голубые глаза распахнулись от удивления. Она не успела ничего ответить, как к ней вновь обратилась Франческа с переводом слов министра пропаганды: — У вас есть ложи? — Да, — кивнула француженка, глотая тугую слюну. — Сколько? — Две. — Сколько мест в зале? — Триста пятьдесят. — Fast vierhundert weniger als im «Ritz» , — с надменным видом сказал Геббельс. -Aber, Dr. Goebbels, das ist sogar das Beste! Sie haben selbst gesagt, dass Sie den heuchlerischen französischen Bourgeois nicht gefallen wollen, indem Sie ihnen Ehrenplätze zuweisen. Je weniger Plätze vorhanden sind, desto exklusiver ist die Veranstaltung. Sie werden nicht versuchen, den Saal zu füllen, sondern sie werden um die Plätze kämpfen. Und dann scheiß auf die Franzosen! Es ist ein deutscher Abend, eine deutsche Premiere, ein deutscher Feiertag! Dieser Abend ist für Sie, für mich, für die deutschen Soldaten, das Kommando über ihre engen Freunde. Nur diejenigen, die von der im Film festgehaltenen Leistung berührt werden, müssen in den Saal gelassen werden , — распылялся Цоллер. Геббельс сделал затяжную паузу, а потом вдруг резко рассмеялся, от чего Шошанна невольно вздрогнула: -Sie haben sich selbst in Beredsamkeit übertroffen. Sieht aus, als hätte ich ein Monster erschaffen. Ein Monster mit einer seltenen Gabe der Überzeugung. Nach dem Krieg wartet die Politik auf Sie! — Oh Gott, ich habe ein Monster erzogen , — засмеялся Геббельс в ответ на доводы Цоллера, — nach dem Krieg wartet auf Sie sicherlich eine Karriere als Politiker, Zoller — Мадмуазель Мимьё, сегодня вечером вы закроете ваш кинотеатр для частного просмотра, — перевела Франческа для Эммануэль, — знали бы вы, как приятно видеть свои фильмы на большом экране. — Обожаю вашего «Малыша», доктор Геббельс, — вставил Фредерик по немецки, и Франческа тут же перевела его слова. — Ах, «Малыш», «Малыш», «Малыш». Когда всё уже сказано и сделано я рад, что сделал. Я не удивлюсь, если через лет 60 «Малыш» будет моим самым незабываемым фильмом. Я знаю, что это кажется странным сейчас, но запомните мои слова. Знаете, я думаю мы обязаны посмотреть сегодня в вашем кинотеатре именно «Малыша» — с гордостью произнес Геббельс по немецки пока за спиной Шошанны не появилась ещё одна фигура. Ah, Landa! Da seid ihr! — крикнул Геббельс за спину еврейки. Шошанна замерла. Сейчас она ощущала присутствие штандартенфюрера кончиками пальцев, всей поверхностью кожи… — Эммануэль, полковник Ланда обеспечит охрану на премьере, всё-таки там будет сам Фюррер, — уточнил Цоллер. — Я вновь очарован, мадмуазель Мимьё, — тихий и в то же время властный голос раздался у самого уха еврейки. Ланда наклонился к плечу девушки, и взяв её ладонь, поцеловал руку. Полковник как всегда выглядел безупречно. До блеска начищенные туфли, форма Гестапо, выглаженная до идеала, уложенные волосы и дорогой парфюм. Шошанна едва уловила приятный мужской аромат, когда Ланда сел за стол рядом с девушкой. Его орлиный профиль тут же бросился ей в глаза. О, безусловно, перед ней сидел фашист. Но это был определено другой человек. Отличный от всех тех, кто сидел за столом и разговаривал с ней до этого. Цоллер, Франческа, Дитер и даже Геббельс вызывали у Шошанны лишь чувство глубоко отвращения. Когда же блондинка смотрела на Ланду, то в глубине души, нехотя признаваясь самой себе, она испытывала страх. Нет, она его не боялась. Это был страх и трепет перед его несокрушимостью. Этот человек был до ужаса умён, подкован в военных вопросах, и к тому же умел ухаживать за женщинами. Но если бы Геббельс был бы также умен как Ганс, или Фредерик так же харизматичен, Шошанна все равно не боялась бы их и не испытывала бы столько уважения. Однако когда всё это сочеталось в одном человеке, это не могло не пугать и не вызывать восхищения, не смотря на то, что Ланда — фашист. — Haben Sie heute Abend Aufgaben?— обратился Геббельс к Ланде. — Was sollte ich eigentlich tun… — начал было оберст. — Vergesset. Heute gehen wir «Baby» im Fräulein-Kino zu sehen. — Brillant! Ich wollte gerade schon lange das Kino von Mademoiselle Mimier sehen Ланда посмотрел на Шошанну и та, встретилась с ним взглядом. Но в отличие от еврейки, штандартенфюрер и не думал отводить глаза. Ещё одна его отличительная черта. Все его действия были четко спланированными. Никогда и ни на кого он не бросал стыдливых взглядов и уж тем более не опускал глаза, если бы его поймали на этом. Ланда смотрел на человека всегда прямо, четко, будто сканируя его снаружи и изнутри. — Вы же проведете нам небольшую экскурсию, мадмуазель? — слегка подавшись вперёд и приблизившись к Шошанне, спросил Ганс. Он видел, как она была взволнована. На её щеках проступил яркий румянец, толи от шампанского, толи от волнения. Она часто облизывала красные губы, пригубив из бокала, от чего они призывно блестели. Пожалуй первый раз с ним случалось такое, что он, нехотя признавая это, хотел женщину, с первой встречи. Возможно это можно было бы оправдать тем, что при первой их встрече, она так жестоко отшила при нём Цоллера, а может он чувствовал над ней особую власть, так как она была частью его плана по прекращению войны. В любом случае, он мог бы сказать, что она его возбуждала. — Если вы хотите…- прошептала Шошанна. — Хочу, — последнее слово Ланда сказал так тихо и близко, что его дыхание обожгло мочку её уха. Геббельс не замечал разговора Ланды и блондинки. Он увлеченно рассказывал переводчице о своих фильмах. Цоллер же прищурившись смотрел на Ганса и Эммануэль. Мышцы на его челюстях были так напряжены, что скулы на лице стали острыми. Молодой человек чувствовал нарастающий гнев в груди. Он видел, как Ланда влияет на эту прекрасную француженку. Он видел, как она дрожала, когда тот слегка наклонялся к ней. Казалось, ещё секунда, ещё мгновение и он броситься на Ганса, пускай его бы понизили в звании, пускай сослали бы на фронт. Он знал, что его не расстреляют, ведь он герой нации. Юноша вскочил со стула и, в одно мгновение обойдя круглый стол, оказался у стула штандартенфюрера. Цоллер схватил Ганса за ворот его пиджака и поднял на ноги. Настала гробовая тишина. Геббельс отвлекся от своей любовницы и затих. Шошанна тут же вскочила со стула, дрожащими руками пытаясь схватить Фредерика за плечо. Однако юноша тут же нанёс удар по лицу Ланды, отчего мужчина пошатнулся и уперся в стол. Цоллер тут же притянул его снова за пиджак и нанес второй удар. Затем третий. Оберст упал на пол, задев пустой бокал, от чего тот упал на плитку и по всему ресторану раздался треск разбитого стекла. Фредерик не мог остановиться. Он наклонился над Гансом и начал наносить ему удары по лицу, один за другим. Он избивал его, не обращая внимания на то, что вся белая скатерть была в крови, его руки, пиджак, напольная плитка цвета Шампань — все было в крови. Отовсюду слышался крик, переводчица рыдала навзрыд, билась посуда. Однако через мгновение все наконец стихло. Послышался смех Геббельса. Он был таким раскатистым и звонким, что Фредерик внезапно выпал из своих мыслей. Все это было лишь плодом его обиженной фантазии. Геббельс хохотал над словами Ланды, прижимая к себе за талию Франческу. Он не замечал ни Ганса, который испытующе смотрел на француженку. И уж тем более он не обращал внимание на Фредерика, который сжимал столовый нож, глядя на то, как штандартенфюрер, как ему казалось, заигрывает с симпатичной ему девушкой. Цоллер хотел бы избить его, но пока он мог только мечтать об этом. — Ещё шампанского, мадмуазель Мимьё? — раздался голос Ланды. — Нет, благодарю, — сглотнула еврейка, мотнув головой. — А я вас пожалуй поддержу, тем более что многие здесь и так пьяны от вашего присутствия, — засмеялся оберст, глядя теперь на Цоллера, — верно Фредерик? — Sie haben wie immer Recht, Colonel. Übrigens möchte ich Ihnen noch einmal danken, dass Sie mir geraten haben, die Show «Held der Nation» ins Kino von Mademoiselle Mimier zu verlegen. — с притворным и чрезмерно напускным уважением отозвался юноша, перейдя на немецкий, чтобы Шошана не поняла его, чтобы думала, что это исключительно его идея. Чтобы была благодарна лишь ему. Однако девушка тут же подняла глаза на Фредерика. В них читались судорожные попытки понять… Ланда сощурил глаза и улыбка на его лице превратилась в усмешку: — Bitte immer, mein junger Freund. * * * * * Высокий блондин согнувшись на корточках с красным от напряжения лицом вкручивал четыре болта в сломанные стулья из зрительского зала. В следующую секунду дверь на первом этаже с грохотом распахнулась. В кинотеатр вбежала Эммануэль. Девушка судорожно оглядела холл здания, пытаясь найти своего друга глазами. Наконец она выцепила взглядом молодого человека на втором этаже. Его голубая рубашка виднелась между перилами. — Пьер, у меня для тебя новость! — девушка вбежала вверх по лестнице и села на корточки рядом с Леру. Молодой человек удивлено и будто бы даже с ужасом посмотрел на еврейку. Наконец он выронил отвертку из рук и вскочив на ноги, тут же подбежал к девушке и обнял её, вжимая её в себя со всей силы. — Господи, Шошана, я не знал, что думать! Я так боялся за тебя… — Что случилось? — с трудом вдыхая воздух из-за объятий друга, спросила девушка. — Я пришел к кинотеатру, тебя здесь не было, афиша не закончена. Я знаю-не в твоих правилах бросать работу. Я спросил у Жанны. Она сказала, что видела как за тобой приехал черный автомобиль и двое немцев. Один был в форме гестапо. Боже, как я испугался за тебя, — казалось на глазах Леру проступили слёзы. Эммануэль мягко улыбнулась и зарылась рукой в волосы друга. Несколько минут они просто сидели на полу посреди кинотеатра, обнявшись и утешая друг друга. Наконец Шошана взяла юношу за плечи и посмотрела прямо в его зеленые глаза. — Послушай, Пьер. У нас с тобой есть шанс все закончить. Отомстить за твой народ, за мой, за мою семью, понимаешь? — Что ты говоришь? — Леру всё ещё находился в состоянии всепоглощающего облегчения от встречи с той, кого уже мысленно похоронил, поэтому слышал еврейку будто сквозь какую-то завесу сознания. — В нашем кинотеатре состоится премьера «Героя нации». Сюда придут все. — Кто все? — Все, Пьер. Гитлер, Гиммлер, Геббельс. Все… — Но как?! Почему? — Сейчас это не важно. Важно то, что мы сожжем этот кинотеатр вместе с ними, — прошептала Шошанна в пустом зале. Она вовсе не боялась быть услышанной, нет. Просто эти слова были такими громкими, что даже шёпотом еврейка прокричала их. — Как ты собралась это провернуть? — У нас полно плёнки. Сожжем всех фашистов на огне от шедевров кино, пускай они этого и не заслужили. — Ты с ума сошла, а если у нас не получиться?! — Тогда нас убьют, — тут же ответила девушка. Она сказала это так спокойно, что француз даже вздрогнув от её ответа. — Нет… — замотал головой Леру, смотря в одну точку, — нет Шошанна. Я не готов. — Ты испугался? — девушка сощурила глаза. Она не верила. Она отказывалась верить. — Да я боюсь, Шошанна. Но не за себя. Я боюсь, что с тобой что-то случиться. Я никогда себе не… — Пьер, я готова умереть ради этого. А ты… Ты готов?! — Шошанна, — француз произнес имя девушки с такой болью, что сердце у еврейки на секунду замерло. Она всегда чувствовала его состояние. Всегда заболевала, когда болел он, всегда ей было весело когда он улыбался, — Шошанна, я ведь тебя л… — Нет! Молчи, Пьер. Прошу тебя не говори этого, — испуганно взмолилась девушка, накрыв своей ладонью рот юноши, однако тот убрал её руку и продолжил громче. — Почему?! Почему ты не хочешь слышать этих слов от меня? Я знаю, ты считаешь меня своим другом, не больше, но… — Нет, Пьер, — тихо прервала его Шошанна, — не другом. Я тебя считала и буду считать своим братом. И я люблю тебя, как сестра любит своего брата. И я прошу тебя, не говори тех слов, которые могли бы пошатнуть эти чувства, — вновь взмолилась Эммануэль. Леру долго смотрел на блондинку с голубыми глазами. Он не мог понять, почему та отвергает его любовь. Не мог принять того, что он не может поцеловать её. И он не принимал. Долгие годы он хранил любовь к этой девушке в своем сердце. Он знал, что когда-нибудь случиться такой момент, когда она полюбит его. Полюбит не как брата. Может быть тогда, когда она услышит, что Германия проиграла, она сама вопьется в его губы… Но сейчас она ждёт от него жертвы во имя победы. — Хорошо, — вздохнул юноша. Затем выдохнула и еврейка. Эммануэль отняла руки от плеч юноши и убрала растрепавшиеся волосы с лица: — Сегодня вечером немцы придут смотреть «Малыша». Придёт полковник СС Ганс Ланда, чтобы проверить все помещения. — С чего вдруг? — Это пробный показ, перед кинопремьерой. Они должны быть уверены, что здесь будет безопасно для Фюррера. — В таком случае, пусть приходят, — усмехнулся француз, — и я лично позабочусь об их комфорте. Шошанна на секунду тепло улыбнулась, глядя на то, как Пьер с готовностью принял этот вызов. Однако через мгновение её улыбка спала. — Наверное мы не сможем уйти, Пьер. И я готова к этому. А ты? — Я готов. * * * * * — Was denken Sie, Zoller?— спросил Геббельс у юноши, осматривая холл кинотеатра. — Ich denke, es gibt keinen besseren Ort für eine Filmpremiere, Dr. Goebbels. — с едва ощутимым волнением ответил Фредерик. — Ja, sehr gut., — как бы для самого себя подметил Ланда, войдя в здание. — Добрый вечер, всё почти готово, — поприветствовала немцев Эммануэль, — киномеханику осталось только вставить ленты. А пока, давайте я проведу вам экскурсию. — Das wäre schön, Mademoiselle Mimier. Bringen Sie Colonel Lande alles hier raus, und mein Schützling und ich haben Probleme im Saal. Mein Rücken wurde verstopft, während ich im Auto saß.— зевая, протянул Геббельс, не трудясь останавливать свою речь, чтобы Франческе было удобнее переводить для Шошанны. Цоллер по-щенячьи преданно посмотрел на министра, который к тому же являлся его боссом, как подметил сам юноша. Он до трясучки не хотел уходить в зал вместе с Геббельсом, не хотел отставлять оберста и Шошанну наедине. Однако перед ним стоял сам Геббельс. За ним только фюрер. Он не мог перечить ему. От того юноша едва заметно обречено вдохнул и направился в зал за мужчиной и его любовницей. В холле остались лишь двое. Шошанна неуверенно взглянула на штандартенфюрера и он поймал её взгляд. Он всегда ловил. — Итак, мадмуазель Мимьё? Начнём? — Что вы хотите осмотреть? Наступило гробовое молчание. Ланда с хитрым прищуром скользнул взглядом по блондинке, изучая ту с головы до ног. Глаза еврейки бесцельно блуждали по комнате, ни на чем не останавливаясь и ничего не замечая. Эта суетливость казалась особенно жалкой в сравнении со взглядом холодных глаз штандартенфюрера, направленных на собеседницу. — Та дверь, — кивнул Ланда на груду коробок за которой скрывался вход в чулан, — куда она ведёт? — Там ничего особенного. Просто чулан. Старые вещи, сломанные катушки. — Пойдёмте посмотрим? Обожаю смотреть на призраков прошлого, — елейно улыбнулся мужчина. Он знал, что в стене именно этой комнаты можно было проделать дыру, которая привела бы его в этот конец подземного хода. Подойдя к двери оберст снял свой идеально выглаженный пиджак и, расстегнув ловким движением пуговицы на манжетах и закатал рукава. Освещение было таким слабым, что действия штандартенфюрера показались еврейке интимными. Девушка отвела взгляд, осматривая коробки. Оберст начал переставлять вещи в сторону от входа в чулан. Шошанна чихнула от пыли — Вам нехорошо? — спросил вдруг мужчина. — Я… да, я плохо себя чувствую. — Признаться, я тоже, — выдохнув, ответил Ланда, разминая рукой на шею, — поиск грязных евреев изрядно утомляет, — вздохнул мужчина и прижался спиной к стене, встав рядом с девушкой. Глаза Шошанны вспыхнули. В ярости кусая губы, Шошанна мрачно оглядела комнату. Еврейка почувствовала, как кровь бросилась ей лицо. Она готова была вцепиться в него зубами, задушить его. Все в ней клокотало от ярости. Ей безумно хотелось бросить ему в лицо что-нибудь очень оскорбительное. Она с большим трудом сдержалась и опустила голову, боясь, что выражение лица выдаст ее чувства. Ланда долго и внимательно смотрел на блондинку. Вдруг он потянулся к кобуре, отчего в горле у Шошанны пересохло. Но она была готова. Девушка смотрела на оберста, не отводя глаз. Мужчина достал пистолет и прокрутил его в руке, как тогда, когда девятнадцатилетняя еврейка убегала от него в лес. Однако через секунду Ланда зажал его в руке и протянул рукояткой Шошанне. Она удивлено раскрыла глаза и уставилась на пистолет. — Я чувствую, что вы питаете отвращение ко мне и к моей позиции. Так стреляйте же в меня, — ухмыльнулся штандартенфюрер. Мужчина взял Эммануэль за руку и вложил в ладонь пистолет. Ланда приставил дуло к своей груди, со стороны сердца и вновь приказал стрелять. На глазах девушки вдруг проступили слёзы. Они казались ледяными из-за холодного блеска голубых зрачков. — Неужели ваша активная позиция на этом заканчивается? Выясняется, что вы можете только болтать или того хуже глядеть на меня своими сердитыми глазками— со злой надменностью прошептал Ганс. — Нет, полковник. Я просто ожидала, что вы поймёте, что вы делаете глупость, но теперь вижу, что ждать мне нечего, — бросила девушка и, приняв пистолет из рук оберста, нажала на курок.