Эйфория

Он неслышно подбирается к коллеге-санитару в подсобке и склоняется над его ухом: —Джонни. Ты сегодня караулишь Гидеона? Предлагаю поменяться. У меня в этот раз шизик из 123-й. —С какой стати? — медбрат с подозрением косится на него, — За каким хером тебе сдался Гидеон? Меняться не по правилам, ты же знаешь. При Чилтоне всем похуй было, но новый придурок закрутил гайки... Мэттью отвечает с чистой, абсолютной уверенностью: —Чилтон скоро вернется. Он живучий, — в своих словах он нисколько не сомневается - ровно как и в последующих, — А достопочтенный доктор Гидеон наверняка уже заскучал в своей одиночной камере... Смени меня, друг. И тогда мне не придется говорить начальству, как ты подрабатываешь, приторговывая больничными препаратами. —Но это неправда! Браун пожимает плечами, нисколько не впечатлённый: —Я смогу доказать. Санитар по-прежнему не уверен, однако последняя фраза заставляет его сдаться. Он вздыхает: —Ладно. Будешь... Скрашивать одиночество Гидеона - въеби мрази от нас с Майки. Можно по яйцам, если получится. Поначалу удивленный всплеском такой ненависти, Мэттью вспоминает про убитую доктором медсестру. Она пользовалась большим уважением у коллег за покладистый и добродушный характер, и, очевидно, многие из них так и не забыли Гидеону его маленький перфоманс с ее участием. Браун ухмыляется и кивает. А спустя минуту по коридору раздаются его мягкие, практически неслышные из-за больничной обуви шаги. Мысль о том, что Чилтон жив, несколько обнадеживала - но ненамного. Он все еще был, блядь, в бешенстве. Никто не смеет трогать его игрушки. Именно об этом он и спешит сообщить Гидеону, сразу же, как только его снова перевели в Балтиморскую клинику. ...он входит в камеру и аккуратно прикрывает за собой дверь. Видеонаблюдение он отключил заблаговременно, так что мешать им никто не посмеет. —Здравствуйте, доктор. Как самочувствие? С этими словами он резким ударом по солнечному сплетению выбивает из хирурга дух так, что тот сгибается пополам. —Хотите... — удар,— я запихну вам, — удар, — почку, — удар, — Чилтона, — удар,— в горло? Он отряхивает руку от крови и продолжает: —Вам же своих, видимо, мало. Кашляя кровью, которая теперь заливала ему все распухшее лицо, Гидеон хрипит надрывно. Болезненно. Мэттью, по крайней мере, очень на это надеется. Схватив Абеля за воротник больничного комбинезона, он впечатывает его в стену. —Это. Моё, — Мэттью рычит, взбешенный. Ударяет кулаком по стене рядом с головой Абеля - и от мощного удара тот слегка отворачивает голову. Однако пугаться до сих пор не спешит. —Молодой человек, вы чокнутый, — доверительно сообщает ему Гидеон, немного невнятно из-за сломанного носа, — Что вы хотите, чтобы я сделал? Извинился за то, что взял попользоваться чужим ведерком в песочнице? Мэттью скалит зубы. —Следуя вашей аналогии... Это моё ведёрко и моя песочница, Абель. И мне очень не нравится, когда в нее лезут всякие маньячные врачи... Он хватает его цепко за горло, расширив глаза. Первоначальная ярость сменяется хладнокровным спокойствием, и с этим хладнокровным спокойствием Мэттью вглядывается ему в глаза, стремясь запечатлеть последние минуты жизни подонка. Абель хрипит, глотая ртом воздух: —Убьешь меня сейчас - не узнаешь ничего про Потрошителя. —Пытаетесь оттянуть момент гибели? Потрошитель уже обратил на вас внимание. Вам не сбежать от него. Не лучше ли принять смерть от моей руки? — Браун пугающе приближает лицо вплотную, впиваясь зрачками-булавками ему в лицо, — Не обещаю, что будет безболезненно. Но я, по крайней мере, не стану вас есть. Почему-то он медлит. Заметив эту перемену, Гидеон снова обращается к нему, по-прежнему зажатый тисками вокруг горла: —Но вам ведь любопытно узнать, кто это? Мистер... — он щурит глаза на бэйджик с именем, — Браун? Мэттью не отвечает. Гидеон оценивающим взглядом окидывает его с ног до головы: —Как человек, умудренный опытом примерно... Примерно вдвое больше, рекомендую меня послушать. —В полтора. Не вдвое, — машинально поправляет Мэттью, видевший его личное дело, — у нас разница в тринадцать лет. Гидеон слегка морщит лоб: —Не суть. Ты будешь слушать или нет? —Смотря, чем вы можете меня заинтересовать. Если я посчитаю, что ничем - вы умрёте. Он быстро обводит губы кончиком языка, демонстрируя, что второй вариант ему нравится гораздо больше. Ему в ответ лишь устало закатывают глаза: —Я не боюсь смерти, Мэттью... Или как там тебя. Но это не значит, что я хочу умирать. Люди, они ведь, знаешь, как тараканы - каким бы бессмысленным ни было их существование, они все равно будут за него цепляться... —Ближе к делу! — рявкает Браун. Его иногда поражала способность Абеля вывести из себя даже самыми дебильными анекдотами и раздражающими монологами. Хотя, он должен признать, некоторые из его шуток были довольно забавными. В жесте капитуляции Гидеон поднимает руки. Затем откашливается и продолжает: —Очень скоро, я полагаю, наш Чесапикский убийца сделает свой ход. Снова, — Абель деловито вытирает кровь с лица, — и сейчас мы хотя бы примерно представляем, с чем этот ход будет связан. Вернее, с кем. —С вами, — бормочет Браун. —Бинго. Если моя тушка будет валяться в морге пособием для патологоанатома... Кто знает, что он предпримет далее? Сплошные загадки... А я не люблю неожиданностей. Вы, предполагаю, тоже. Мэттью с отвращением кривит губы: —И это единственная причина, по которой вы уже полчаса умоляете сохранить вам жизнь? Что-то слабо верится. Преувеличенно вздыхая, как от самого большого огорчения в своей жизни, Абель ведет плечом: —Не только вам присуще любопытство. Кроме того, у меня, если можно так выразиться, личная заинтересованость. Мне же надо узнать, чью личность так упорно пытался навязать мне наш любимый доктор Чилтон... При упоминании Фредерика мышцы тела ожидаемо напрягаются: но Мэттью сдерживает себя. Гидеон прав. Его смерть вряд ли кого-нибудь огорчит, но это была единственная зацепка к Потрошителю. Очень слабая и буквально тающая в пальцах, правда - но все же лучше, чем ничего. Мэттью ведь действительно был от природы очень любопытным. Поэтому, подумав еще немного, он разворачивается в сторону выхода, оттолкнув от себя Гидеона так, что тот сильно (и, как надеется Браун, неебически больно) ударился головой о стену. Несмотря на возможную черепно-мозговую травму, вслед ему почти сразу раздается охрипший голос: —Напоследок, мистер Браун. Разрешите один вопрос? Из праздного любопытства... В конце концов, мы ведь коллеги. В каком-то смысле. Абель даже снова переходит на официальный тон, чтобы подчеркнуть серьезность намерений. И хотя Мэттью сильно сомневается, что их положение на иерархической лестнице позволяет называть их коллегами, он все же притормаживает у выхода. —Допустим. Я слушаю. Он не видит лица Гидеона, но спиной чувствует, что он подался вперед на своей койке при следующих словах: —Зачем тебе Фредерик? Что ты собираешься с ним сделать? В голосе хирурга сквозит искреннее любопытство. Мэттью хмурится и внутренне каменеет. Успокойся, блядь. Вдох. —Фредерик?.. Я... Выдох. —Я хочу...

***

—Я хочу помочь вам, доктор. Позволите? Чилтон вздрагивает и роняет трость, испуганно дернувшись. Мэттью осекается и почти хочет виновато заметать несуществующим хвостом по полу. При приближении к Фредерику он теперь старается погромче топать, но привычка к неслышной поступи впиталась в его кровь на уровне ДНК. Даже спустя месяц после нападения его начальству было крайне неуютно в больших безлюдных пространствах - Мэттью это прекрасно осознавал. А потому пытался по возможности находится как можно ближе. —Ты меня напугал, — резко говорит Фредерик, за напускной желчью пытаясь скрыть страх, — не подкрадывайся так больше. —Простите, — Браун поднимает упавшую трость, — я не хотел. Перед тем, как передать трость обратно, Мэттью вертит ее в руке. Не такая уж и легкая, отмечает он про себя. Возможно, дело в излишне громодзком набалдашнике, который буквально кричал о своей претенциозности... Впрочем, то же самое можно было сказать и про всего Чилтона в целом, поэтому Мэттью привык. Психиатр выхватывает у него из рук свой необходимый аксессуар и хромает к автомобилю. Мэттью так и остается столбом стоять возле чилтоновской Audi A4. В конце концов он откашливается неловко: —Так что? Я могу вас подвезти. Я хорошо вожу, не беспокойтесь. Ваша машина будет в полном порядке. —Зачем тебе это? — подозрительно интересуется Чилтон. От Брауна не укрывается то, как тяжело он опирается на трость - хотя так, вроде, и не скажешь. В ответ он пожимает плечами: —Да так. Просто подумал, что вы захотите хоть немного расслабиться после рабочего дня, и не следить за дорогой. Отведя в сторону взгляд, Чилтон молчит. Мэттью нутром чувствует, как в нем борются гордость и ужасная усталость - и последнее, судя по всему, побеждает. Потому что Фредерик молча открывает дверь и садится на пассажирское сидение спереди, кивком указывая на место водителя. Мэттью радостно подскакивает и забирается рядом. Включая зажигание, он на ходу вещает, уверенный, что Фредерику будет интересно послушать, что происходило в клинике за время его отсутствия: —Новый директор - просто отстой. Вы гораздо лучше. На него глядят в упор с непонятным выражением лица. —Почему же? —Почему отстой? Ну, во-первых, он не пускает меня в ваш кабинет, — Мэттью загибает пальцы свободной от руля руки, — во-вторых, угрожает мне увольнением всякий раз, когда я в этот кабинет все же пробираюсь. А еще он курит омерзительную дрянь с вишнёвым вкусом! Представляете, какое извращение? Вишнёвый табак... Фредерик впервые за долгое время смеётся - искренне, заливисто. Потом, отсмеявшись, спрашивает: —Ты пробирался в мой кабинет? Зачем? Мэттью пожимает плечами: —Проверял, все ли на месте. Я не доверяю бюрократам. Подумал, вас расстроит, если какая-нибудь из ваших чудесных безделушек вдруг пропадет. Так что... Я охранял. —Как сторожевой пёс? — ехидно интересуется Фредерик, однако в глазах у него Мэттью видит лукавый блеск. Желудок делает сальто. —Ну... Да. Из-за непонятного восторга, охватившего все тело, он чуть не пропускает заданный Фредериком вопрос: —Какие фильмы тебе нравятся, Мэттью? —А?.. Браун в некотором недоумении замирает на водительском сидении. Раньше у него никто никогда не спрашивал о его предпочтениях, да Мэттью был и не против. Он не был уверен, что они у него вообще есть - изначально нечёткие границы между хобби и необходимостью со временем стали еще размытее. Впрочем, ему тут же приходят на ум кадры из вечерних телесеансов, где кто-то кого-то резал, насиловал и убивал. Перед сном это особенно расслабляло. А в сочетании с каким-нибудь отбитым сценарным ходом (наподобие поехавшего старикана и человека-моржа) это гарантировало еще и прекрасно проведенное время. Чилтон выжидающе смотрит на него, пока Мэттью заканчивает перебирать в памяти сцены вырванных конечностей и убийств. —Комедии, — он наконец отвечает, (почти) не задумываясь. Как-то по-милому забавно хмуря брови, Фредерик говорит: —Тогда подожди меня в машине. Я вынесу тебе что-нибудь посмотреть... в благодарность за "Baccara". Мне действительно понравилось. Мэттью чувствует, как по губам непроизвольно расползается абсолютно глупая ухмылка.