Десять бедных жертв отправились обедать,
Один из них был веган - и их осталось девять.
Он представляет Фредерика - шокированного. Панически, быстро-быстро глотающего ртом воздух на операционном столе Абеля Гидеона. С влажным чавкающим звуком доктор подносит к лицу его почку, а после, все с той же скептической улыбкой склоняется обратно.Девять бедных жертв грибы берут на осень,
Второй стал их грибницей - и их осталось восемь.
На сайте "Tattle crime" он видел любопытную картину... Он как-то собирал грибы в далекой юности, когда его родители жили рядом с лесом. Поэтому зрелище проросших спорами тел его немного немало заинтересовало. Отчасти, именно с этого он и начал свой ежедневный мониторинг бульварных статеек в этом издании.Восемь бедных жертв в лечебнице потом,
Одна из них на вертеле - остались всемером.
У Мэттью снова заурчало в животе при воспоминании о насаженной на капельницу девчонке. Чтобы отвлечься от голодных мыслей, он задерживает дыхание и погружается в воду.Семь сих бедных жертв присели Библию прочесть,
Один не верил в Бога - и их осталось шесть.
Ангелы из мертвых тел с кожаными крыльями - так себе задумка, по мнению Брауна. Некрасиво. Вместо того, чтобы срезать пластами тонкий слой кожи со спины, можно было следать "Кровавого орла". Всего-то и нужно, что рассечь топором ребра, вывернуть в разные стороны и вытащить легкие. Смотрелось бы куда эстетичнее, хоть Мэттью обычно мало дело до эстетики.Шестеро из жертв сникли от бед мирских,
В одном совсем нет мяса - и пять осталось их.
Черт. Пустой с вечера желудок снова напомнил о себе знать, когда в памяти всплывает фотография выпотрошенного придурка в ванной. Правда ли, что убийца забрал органы для продажи на чёрном рынке? Насколько они вкусные, интересно?.. Он выныривает, глотая носом воздух.Пять из жертв тогда оркестр учинили,
Человек, как скрипка - осталось их четыре.
А вот это уже оригинальнее. Не сказать, чтобы Браун разбирался в музыке и всем сопутствующим этому деталям, но он бы не отказался послушать, как играют на струнных голосовых связках. Вряд ли звук был бы таким же красивым, как на настоящей виолончели... Но кто знает.Четыре бедных жертвы останутся в покое,
Тотемный столб из одного - осталось только трое.
Мэттью иногда удивляла человеческая фантазия. Воистину, единственное, на что люди способны выложиться на сто процентов головного мозга - это способы причинения боли другим людям. А потом ее художественная интерпретация, будто самого факта смерти недостаточно. Браун не может их за это винить. Иначе это было бы лицемерием. Он слегка встряхивает головой и касаткой бросается вперед, плавными движениями рассекая перед собой водную гладь.Трое жертв все вместе в пламя погружались,
Один сгорел живьем - и вдвоем остались.
Бедная, несчастная девочка с синдромом Котара. Мэттью ее почти жаль... Ладно, кого он обманывает - он еще долго кривил губы в плотоядной ухмылке, когда рассматривал со всех сторон ее обугленное тело на картинке. Ужасная, должно быть, смерть. Чувствуя каждой клеткой тела напряжение мышц, он доплывает до края бассейна и переводит дух.Две жертвы встали рядом,
И кто был виноватым?..
В отражении вместо мутного пола и собственных ступней перед глазами вдруг предстают двое. Усталый молодой человек с мрачными, запавшими от недосыпа глазами... И идеальный, до тошноты выхолщенный мужчина. С мертвыми, пустыми зрачками. Один из них был Чесапикским Потрошителем. Мэттью стискивает пальцами кромку бассейна, невидящим взглядом уставившись вдаль. Он мог бы убить обоих, чисто в теории - но риск попросту не успеть был слишком велик. У него есть время только на одного, пока за ним не придет ФБР. Надо было сделать выбор. Правильным он окажется или нет, покажет только время. И ему кажется, что он его только что сделал. Выбравшись из бассейна, он идет в душ, а после - в направлении выхода. Уже на выходе он видит, как высокий, подтянутый человек заходит в ту же раздевалку, из которой пару минут назад вышел он. Мэттью щурится. Когда-нибудь знание о том, что Ганнибал Лектер ходит в один спортивный клуб вместе с ним, окажется полезным.***
Судья Дэвис даже не пикнул, когда он подошел к нему сзади и прижал ладонь к губам. Только пошатнулся как-то рвано, ногами будто в конвульсии дергая, но Мэттью укоризненно покачал перед мертвенно бледным лицом указательным пальцем. До конвульсий еще далеко. Сперва он хочет развлечься. Он слишком долго этого не делал, и тело, того и гляди, станет забывать свои моторные функции. —Издашь хоть звук - сделаем тебе лоботомию, — он говорит негромко, жутковато мерцая зрачками в темноте офиса. Осторожно убирает от чужого лица руку - и с удовольствием отмечает, что судья застыл на месте, пригвожденный страхом к высокому креслу. Хорошо. Мэттью выуживает из кармана шприц с наркотиком и резким движением втыкает ему в вену на шее. Это вовсе не яд, нет. Просто одна из интересных штучек, которые он позаимствовал в клинике: не убивает, но обездвиживает. Потрясающий эффект, хватает минут на тридцать. В принципе, больше ему и не надо. Он начинает с головы. Отточенным, выверенным движением вскрывает черепную коробку, краем уха слыша сдавленное мычание: судья был еще жив. И, если он все сделает аккуратно, будет жить как минимум до конца процедуры. Только сейчас до него доходит, что свою угрозу лоботомией он, в каком-то смысле, уже осуществил. Что ж. —Извини, приятель. Браун пожимает плечами и продолжает делать мелодичные надрезы. Подделать почерк Потрошителя не так уж сложно, если каждый вечер читаешь тонну статей о его смертоносных похождениях. Главное - предельная аккуратность, изящество... И смысл, гребаный смысл. Мэттью не понимает, зачем в каждое свое убийство добавлять сакральное послание и прочую чепуху. Ты ведь всего-то отнимаешь у кого-то жизнь, а не пьесу в трех томах пишешь... Оригинальность - это одно, Мэттью сам любит нестандартные подходы. Но снобизм - совсем другое. Потрошитель был определенно самым раздражающим снобом из всех, кого ему доводилось видеть, и Браун пренебрежительно ведет плечом. Может, убийца и был невероятно умен, зато он, Мэттью, хотя бы не корчит из себя хер пойми что. "Скрывайся, не выделяйся, наблюдай" - вот три правила, благодаря которым он до сих пор на свободе, а не торчит где-нибудь в клетках чилтоновской больницы. При воспоминании о Фредерике его пронзает заряд непонятного возбуждения. Интересно, что он подумает, когда увидит во всех новостных заголовках его творчество? Испытает ли восторг хоть немного? Да, доктор боится крови, Мэттью это знает. Но, может, он посмотрит хотя бы одним глазком на эту чудесную, прекрасно исполненную работу?.. Он вздыхает. Размещая на искусно сделанных весах мозг и сердце, он отрешенно думает: нет, вряд ли. Для того, чтобы Фредерик понял его, нужно кое-что посерьезнее, чем изящно выпотрошенный судья. И очень скоро, Мэттью надеется, он это ему предоставит. Он заканчивает инсталляцию и отходит на пару шагов назад, любуясь. Вышло вполне неплохо - мантия судьи симпатично покачивалась вокруг обвисшего на цепях тела, а воткнутые в руку весы с символами правосудия США прекрасно дополняли эту картину. Мэттью собой доволен. Теперь осталось только дождаться, пока СМИ раструбят об ужасном жестоком убийстве по всем федеральным каналам... А потом просто ждать. Как любой охотник, Мэттью прекрасно умел ждать.***
Его терпение возвращается сторицей. Всего через пару дней, листая "Tattle crime", он видит очередной кричащий заголовок. "THE MIND OF KILLER". "...к сожалению, Грэм вдохновляет других людей... Ода жестоким преступлениям... Грэм хотел бы поговорить с человеком, который убивает ради него." Довольно усмехнувшись, он докуривает сигарету и идет к камерам заключения ("содержания пациентов", — в который раз поправляет себя Браун). Вообще-то, он уже знал о желании осужденного поговорить со своим поклонником. Не зря же он стоял тогда, прислонившись к стене, и ловил каждое слово, сказанное Грэмом журналистке. —Такой осторожный человек - не псих. Возможно, многие считают его психом... Потому что он другой. Он не дает себя понять. —А ты его понимаешь? —Ты прав. Люди меня не понимают... Тебя тоже, — он приподнимает уголки губ, приближаясь к клетке. Уилл медленно поворачивает голову в его сторону, но Мэттью не может распознать выражение его лица: —Ты убил судью? —Подделать почерк было не так уж сложно. Я видел твои убийства. "Твои ли?" Он пристально глядит ему в глаза, наклонив набок голову. Наверное, сейчас он до ужаса напоминает любопытную собаку, усмехается про себя Мэттью, но его это не волнует. Его волнует только то, что Грэм скажет дальше. —Зачем помогаешь? — голос профайлера спокоен. Словно его точно так же не беспокоит ни клетка, ни скованные за спиной руки. —Мы могли бы помочь друг другу. Ястребам... Нужно держаться вместе. —Ястребы - одиночки. Мэттью согласен. Полностью согласен, иначе его бы тут не было. Взаимовыгодный симбиоз между существами одного вида заведомо ведет к краху... Но вот разные виды - это другое дело. Разные виды, такие, как, например, кабаны и сурикаты, прекрасно могут сосуществовать вместе - а все потому, что у них общие интересы, и совершенно разные методы. Мэттью думает о Фредерике. Могут ли быть общие интересы у ястреба с хомячком? Или, может быть, у собаки с... С кем?.. Мэттью чувствует, что слегка запутался, кто есть кто в этом зоопарке. В любом случае, ему действительно нужен симбиоз. Но не с Грэмом. Уиллу, впрочем, знать об этом совсем не обязательно. Он обходит его сзади и плавно, вкрадчиво отвечает: —Мы должны держаться вместе. Уилл молчит все то время, что он ведет его по коридору обратно в камеру. И только когда Мэттью заводит его внутрь, он, не оборачиваясь, спрашивает: —Можешь сделать для меня одолжение? Браун улыбается. —Для друга - все, что угодно. Чего ты хочешь? Мэттью надеется услышать это. Надеется всей несуществующей душой, чтобы фраза, которая вот-вот вылетит изо рта Уилла Грэма, была именно той самой. Наконец Уилл наклоняется вплотную к прутьям решетки. Вздыхает прерывисто, а затем Мэттью наконец слышит три самых желанных слова: —Убей Ганнибала Лектера.